«Мы все стоим у нового порога» В эти дни исполняется 70 лет со дня кончины матери Марии (Скобцовой)  Мать Мария – фигура, в которой сходятся и русская религиозная мысль, и русская литература. Она автор объёмного письменного наследия (поэзия, проза, религиозно-философские работы, публицистика, мемуары, жития), большая часть которого до сих пор не издана. Н.А. Бердяев, её старший друг и сподвижник, назвавший мать Марию «новой душой», отмечал её способность соединять в себе поэтическую, религиозную и практическую деятельность. Но одновременно она, по его мнению, была «характерна для своей эпохи и отражала самые характерные её течения»1. В чём же новизна духовного и литературного творчества матери Марии, через которую возможно узреть новые черты русской мысли и литературы первой половины ХХ века? Секретарь Русского студенческого христианского движения, будущая монахиня Елизавета Юрьевна Скобцова активно участвовала в так называемом проекте «познавания» Православия и России. Она произносит многочисленные доклады, издаёт монографии о русских писателях и мыслителях (А. Хомякове, Ф. Достоевском, Вл. Соловьёве), создаёт своеобразную концепцию по изучению России. Вместе со многими русскими мыслителями её времени она размышляет над историей русской культуры, ищет её ключевой духовный нерв. Такой главной темой в русском духовном и литературном творчестве является, по её мнению, вторая евангельская заповедь, т. е. заповедь о любви к человеку, её догматические, нравственные, философские, социальные и другие аспекты. Именно этой заповедью, по мнению матери Марии, «пленилась и увлеклась» русская мысль. Мать Мария рассматривает всю европейскую историю как духовную борьбу двух заповедей – о любви к Богу и человеку, и в этой истории, по её мнению, наступает новая эпоха, в которой она видит возможность их соединения. Но это только возможность: «Мы все стоим у нового порога / его переступить не всем дано...»2 Важнейшей границей русской культуры она считает творчество Ф.М. Достоевского и отмечает его «безграничную», безмерную любовь к человеку, называет его одним из величайших знатоков человеческой души. «Всего мучительнее и напряжённее он любит человека именно там, где с особой силой ненавидит искушения, обступившие и побеждающие его», – пишет она в своей монографии «Достоевский и современность». В этой мучительности и напряженности глубина созерцания в человеке искажённого Божественного образа. Итак, по мнению матери Марии, русская мысль с XIX в. «на все лады и всеми своими голосами повторяет, что она поняла, что значит отдать душу свою за ближних своих, что она хочет идти путём любви, путём подлинного <...> человекообщения, которое тем самым есть и подлинное Богообщение»3. Задачу и призвание для себя и для ближайших сподвижников мать Мария видит в том, чтобы теоретические предпосылки русских мыслителей сделать практическими вехами как для личных путей, так и для всякого внешнего делания. Вехи эти таковы: не просто осознать над собой купол Церкви, но самому стать одним из Её живых камней, устремив всю силу своего творческого призвания. К решению этой задачи мать Мария подступает со свойственной ей энергией. С одной стороны, она прорабатывает христианскую аскетическую традицию и почти не находит в ней путей воплощения любви к человеку. Мать Мария говорит о новой аскетике - аскетике человекообщения, она прописывает её этапы, призванные помочь всем, кто жаждет воплощения двуединой евангельской заповеди. Она говорит и о новой мистике - мистике человекообщения, которую считает темой своей жизни. С другой стороны, м. Мария рисует литературные образы, в которых отчётливо отражаются её новые богословские находки. Рассмотрим несколько примеров. В 20-е гг. м. Мария, как многие писатели русского зарубежья, обращается к житийному жанру. Одно из первых произведений - неизданный рассказ «Иоанникий». Это художественная зарисовка, в центре которой образ инока, проходящего различного рода соблазны, главным из которых становится, как это ни странно звучит, – любовь к Богу, утратившая единство с любовью к миру и человеку. Иоанникий преодолевает соблазн, переживает новое откровение о любви и в новом качестве идет служить миру. Это новое откровение любви м. Мария выражает через экстатическое состояние инока, уязвлённого новой страстной любовью к земле, горячим желанием припасть к её груди. «Лечь бы на землю, огромным, будто выросшим телом своим покрыть всю земную грудь, горячими губами припасть к губам земли, глазами впиться в её пустой, призывный и тоскующий взгляд и знать, что нет ничего, нигде нету, кроме распростёртой горькой земли и его – Иоанникия»4. Параллель с эпизодом целования земли в «Братьях Карамазовых» очевидна: «Он не знал, для чего обнимал её, он не давал себе отчёта, почему ему так неудержимо хотелось целовать её, целовать её всю, но он целовал её плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить её, любить вовеки веков»5. Этот любовный экстаз по отношению к земле и миру в обоих произведениях завершается выходом на служение ему. «Пал он на землю слабым юношей, а встал твёрдым на всю жизнь бойцом, и сознал и почувствовал это вдруг, в ту же минуту своего восторга. <...> Через три дня он вышел из монастыря, что согласовалось и со словом покойного старца его, повелевшего ему "пребывать в миру"» (Алёша Карамазов). «Тогда он поднялся. Легко и бесповоротно наметилась дорога перед ним. <...> Сосудом Господним, звонкой трубой в устах Его, острым мечом в Его руке шёл он в земной мир» (Иоанникий). Желание по-новому послужить миру основано на самоотдающей милосердной евангельской любви, откровение о которой предваряется в «Братьях Карамазовых» образом нового вина в сновидении Алёши. Новое вино также излюбленный образ м. Марии: Мы все стоим у нового порога,
Его переступить не всем дано, –
Испуганных, отпавших будет много.
В цепи порвётся лишь одно звено,
И цепь испорчена. Тут оборвалась
Былая жизнь. Льют новое вино
Не в старые мехи? «Новый порог» даётся тем, кто окажется непорванным звеном в связующей цепи духовных поисков человеческого духа. Всю русскую культуру м. Мария рассматривает как такую цепь. XVIII век она видит как момент раскола культуры и церкви. Новое вино и новые мехи – это образ новой близости ко всем и ко всему, которую ощутила м. Мария после монашеского пострига: «Нет, не удаленье, / А приближённость новая ко всем»6. «Монашество в миру» – новый путь служения. Образ Алёши в «Братьях Карамазовых» – одна из первых зарисовок «нового инока» в русской литературе, нам не известно продолжение его судьбы в неоконченном романе. Персонажи произведений м. Марии - это развитие обозначенного пути. Так в житии м. Марии «Авва Агр и авва Ор» автор повествует: «И началась для братьев новая жизнь». Само по себе сочетание «новая жизнь» должно говорить о чём-то положительном, о жизни преображённой, обновлённой Духом, радостной и благодатной. Что же видит читатель? Схождение во ад. Пламенеющий любовью Агр спускается на самое дно жизни ради того, кто пьянствует, распутничает, ради «одержимого гневом» убийцы. Непрестанный труд инока заключается не только в том, чтобы плести циновки, ходить на торжища, торговаться и продавать, но и в постоянной тревоге, печали о брате, всячески оскорбляющем и унижающем его. Агру приходилось искать Ора по притонам, общаться с пьяницами, распутниками, гуляками и даже пить с ними вино только для того, чтобы узнать, где брат. Автор жития утверждает, что подвиг Агра тяжелее аскетического иноческого подвига в пустыне. Суть его – любовь и жалость, не знающие предела и меры. Именно к такой любви была устремлена вся жизнь м. Марии. Ещё один образ «новой жизни» – это образ Анны в одноимённой мистерии. Выбор жанра неслучаен. Он обусловлен напряжённым поиском культуры серебряного века в желании обрести универсальную форму, объединяющую в себе культуру, религию и жизнь. Анна являет пример жалости, самоотречённой любви к Скитальцу, ради которого она переписывает договор дьявола на себя. Здесь мы видим новое развитие древнего сюжета. Путь Анны – ещё один вариант судьбы инока, оставившего мирные стены монастыря и ушедшего служить миру. Осмысляя пути любви и подлинного человекообщения, мать Мария, с одной стороны, вздыхает: «Как ни говори, но большего не скажешь, чем "любите друг друга"», с другой – мучительно ищет ответ на вопрос: как полюбить? Она находит его основания в образе Богоматери. Чтобы прийти к подлинному общению с ближними, надо усыновить их через со-страдание, со-бытие, со-чувствие, со-переживание. Всё это иначе она называет чувством «всеобъемлющего материнства» (ср. с «всемирной отзывчивостью» Достоевского). Это главный дар и заповедь русской литературы и мысли. Мать Мария верила, что этот новый дар неистребим: «Никакие войны и революции не в силах уничтожить того, что было сделано русским религиозно-философским гением в течение предшествующего периода истории русской мысли. Достоевский останется навеки, и не он один. От них мы можем черпать, от них мы можем получать неисчислимое количество данных, ответов на самые страшные вопросы, постановку самых неразрешённых проблем»7. Жизнь и смерть матери Марии, её творческое наследие и мысль стали новым звеном в цепи духовных исканий русской мысли и литературы, а для нас – новым вдохновением. Лидия Крошкина ------------------------------------------- 1 Бердяев Н.А. Памяти монахини Марии (Скобцовой) // Вестник Русского Студенческого Христианского Движения. 1965. № 78. С. 22. 2 Духов день // Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001. С. 269. 3 Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Вторая евангельская заповедь // Жатва Духа. СПБ., 2004. С. 378. 4 Данилов Ю. Иоанникий. Рукопись. Бахметьевский архив Колумбийского университета (Нью-Йорк). 5 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений в 30-ти томах. Т. 14. Л.: Наука (Ленинградское отделение), 1976. С. 326. 6 Духов день // Кузьмина-Караваева Е. Мать Мария. Равнина русская. СПб., 2001. С. 269. 7 Мать Мария. Елизавета Кузьмина-Караваева. Вторая евангельская заповедь // Жатва Духа. СПБ., 2004. С. 378-379. Полностью статья опубликована в сборнике материалов конференции «Религиозно-философская мысль России и русская литература». Санкт-Петербург, 22-24 апреля 2013 года. М.: СФИ, 2015. КИФА № 4(190), март 2015 года |
