gazetakifa.ru
Газета «Кифа»
 
Главная arrow Живое предание arrow Христианство не равно христианской культуре. 14 июля исполнилось 110 лет со дня рождения протоиерея Всеволода Шпиллера
12+
 
Рубрики газеты
Первая полоса
Событие
Православие за рубежом
Новости из-за рубежа
Проблемы катехизации
Братская жизнь
Богословие – всеобщее призвание
Живое предание
Между прошлым и будущим
Внутрицерковная полемика
Язык Церкви
Конфессии
Конференции и встречи
В пространстве СМИ
Духовное образование
Церковь и культура
Церковь и общество
Прощание
Пустите детей приходить ко Мне
Книжное обозрение
Вы нам писали...
Заостровье: мифы и реальность
Люди свободного действия
Лица и судьбы
1917 - 2017
Гражданская война
Беседы
Миссионерское обозрение
Проблемы миссии
Раздел новостей
Открытая встреча
Встреча с Богом и человеком
Ответы на вопросы
Стихотворения
Региональные вкладки
Тверь
Архангельск
Екатеринбург
Воронеж
Санкт-Петербург
Вельск
Нижневартовск
Кишинев
Информационное агентство
Новости
Свободный разговор
Колонка редактора
Наш баннер!
Газета
Интернет-магазин
Интернет-магазин
Сайт ПСМБ
 
 
Трезвение
 
 
Печать E-mail
31.07.2012 г.

Христианство не равно христианской культуре

Так считал один из самых образованных и культурных священников XX века

Прот. Всеволод Шпиллер14 июля исполнилось 110 лет со дня рождения выдающегося московского пастыря протоиерея Всеволода Шпиллера.

С 1951 года и до кончины в 1984 году отец Всеволод Шпиллер был настоятелем Николо-Кузнецкого храма в центре Москвы. В те годы ему удалось собрать под своим духовным руководством самый многочисленный приход в Москве, где большую часть составляла молодежь и интеллигенция. Послушать его проповеди приезжали не только москвичи, но и верующие из других городов.

Конечно, деятельность отца Всеволода находилась под пристальным вниманием компетентных органов. В храме всегда были соглядатаи, тайные агенты, поэтому ходить туда было небезопасно. Кроме того, поскольку священникам было запрещено открыто общаться с прихожанами, даже многие исповеди принимались тайно. Новому человеку, появившемуся на приходе, было непросто войти в доверие и найти возможность лично пообщаться с батюшкой. Однако отец Всеволод шел на риск и говорил с теми людьми, кого он знал хотя бы по богослужению. Именно таким образом установились его отношения и с молодым Георгием Кочетковым, который пришел к отцу Всеволоду, ища духовного руководства. Это произошло в 1973 году, когда вокруг будущего отца Георгия уже сложился круг молодых верующих людей. Все они постепенно также стали прихожанами Николо-Кузнецкого храма, ходили к отцу Всеволоду на исповеди, регулярно бывали на литургии. Отец Всеволод бывал и дома в гостях у Георгия Кочеткова и его друзей. Он дал Георгию благословение проводить регулярные агапы - праздничные «трапезы любви» после литургии, помогал ему готовиться к принятию сана, давал читать запрещенные христианские книги.

Отец Всеволод Шпиллер скончался 8 января 1984 года.

Предлагаем вниманию читателей воспоминания профессора-священника Георгия Кочеткова о протоиерее Всеволоде Шпиллере.

* * *

- Людям, которые не жили в Москве в 70-е годы прошлого столетия, наверное, не очень понятно, какова была тогда ситуация в церкви и что значила фигура о. Всеволода Шпиллера. Ведь он был одним из немногих священников со столь высоким уровнем образования и культуры, которому позволялось служить и проповедовать в Москве. И в этом смысле он представлял собой уникальное явление.

Священник Георгий Кочетков: Важно учитывать не только очень высокий культурный уровень о. Всеволода, уровень его богословского развития и знаний, но и помнить о его аристократическом происхождении. Он был совсем молодым человеком во время Гражданской войны, воевал с большевиками в рядах молодых кадетов. Потом вынужден был эмигрировать в Болгарию, став белоэмигрантом первой волны. Его жена была из великокняжеского польско-литовского рода Радзивиллов, но православная.

Отец Всеволод был человеком ищущим, интересовался богословием, философией, в молодости писал Н.А. Бердяеву, и в то же время находился под духовным руководством владыки Серафима (Соболева), известного своими крайними взглядами, которые мы сейчас часто называем фундаменталистскими. Поэтому и в дальнейшем о. Всеволод, будучи человеком очень широких взглядов, высокой культуры и творческого заряда, не всегда был свободен от противоречий. Он помнил старую Россию и, конечно, прекрасно понимал, что происходит в Советском Союзе, видел, что это уже совсем другая страна, совсем другой народ. Он поддерживал связи с другими эмигрантскими кругами в Европе и Америке, был человеком дипломатически одаренным.

В послевоенные годы он реэмигрировал, вернулся на волне общего патриотического настроя в надежде на изменение ситуации в Советском Союзе. Вернулся, как он думал, в Россию и, как ни странно, не сел в тюрьму, не оказался в лагере, как многие реэмигранты того времени. Может быть, потому, что его родная сестра была народной артисткой Советского Союза, одной из самых любимых певиц Сталина, которая часто выступала для партийной верхушки в Кремле.

Все знали о. Всеволода как человека, который имел хорошие связи с культурными слоями: с интеллигенцией, с художественным, поэтическим и литературным бомондом. И все также знали его как проповедника, человека глубокой молитвы, глубоко духовно настроенного человека, чье слово привлекало многих. Неслучайно именно у священника из прихода о. Всеволода принял крещение и академик Сергей Сергеевич Аверинцев, сыгравший очень большую роль не только в моей личной жизни, но и в жизни всего нашего Преображенского братства и Свято-Филаретовского института, начиная с 70-х и особенно в 90-х годах ХХ века.

Вся интеллигентная, культурная Москва знала, что Великим постом о. Всеволод Шпиллер говорит специальные, как бы катехизические проповеди для интеллигенции. Он собирал в свой храм в большом количестве ищущую молодежь, ищущую интеллигенцию и четыре недели подряд говорил о Христе и о Кресте, о спасении и о христианской жизни. Это действительно был малый катехизис, в этом можно убедиться, поскольку эти проповеди уже изданы отдельной книгой. 

Конечно, с одной стороны, о. Всеволод был очень независимым, свободным человеком, свободно мыслящим и свободно действующим, но, с другой стороны, на него сильно напирали, его постоянно искушали, ему посылали не очень хороших священников, нередко связанных с КГБ, людей, с которыми ему трудно, почти невозможно было служить, хотя были, слава Богу, и исключения.

Все немножко побаивались ходить в его храм святителя Николая в Кузнецах в центре Москвы, недалеко от Третьяковской галереи. Побаивались, потому что знали, что там, где есть молодежь и интеллигенция, там обязательно будут больше следить за каждым, там обязательно будет много соглядатаев и тайных агентов, и значит, там очень легко попасть в какую-то неприятность, как говорится, «на крючок». И многие не ходили к нему, собираясь у другого известного священника того времени, который служил не в Москве, а в Московской области, - у о. Александра Меня. Или ходили в храм Ильи Обыденного, или в храм Воскресения на улице Неждановой и некоторые другие.

Отец Всеволод продолжал принимать гостей из-за границы, своих друзей, к нему многие приезжали. Что самое важное, он никогда не гнушался встречами и разговорами с теми прихожанами, которые вызывали у него доверие, кого он уже знал по богослужению, по молитве.

В 1973 году, уже после окончания института, я стал ходить в его храм. Понимая, что очень трудно с кем-то посоветоваться, найти человека духовно опытного, я стал думать, как мне найти духовно старших людей, духовных учителей. Я начал их очень интенсивно искать и, слава Богу, почти одновременно нашел и о. Виталия Борового, и о. Иоанна (Крестьянкина), и о. Тавриона (Батозского), и о. Всеволода Шпиллера. Было довольно трудно, как говорится,  «заработать» доверие о. Всеволода. Меня ему никто не представлял, поэтому он не знал, кто я и что я, - ну какой-то молодой человек ходит и ходит, а что за молодой человек, может быть, доносчик, он знать не мог, поэтому, видимо, сперва несколько остерегался. А я не очень остерегался, потому что уже знал о нем: мне много рассказывали люди из замечательного круга последователей о. Алексея и о. Сергия Мечёвых.

Осенью 1973 года у нас с о. Всеволодом завязались близкие отношения. Нельзя сказать, что уж очень близко дружественные, поскольку была огромная разница между нами и в годах, и в положении. Но почти сразу, как только я познакомился с о. Всеволодом, я стал просить у него духовного руководства. Он сначала хотел переправить меня к одному из близких ему священников, но потом отказался от этого и быстро согласился быть моим личным духовником.

Постепенно я познакомил с о. Всеволодом Шпиллером всех своих друзей, всю нашу группу молодых людей, пришедших к вере в то время, в начале 70-х годов ХХ века: своих крестников, однокашников по институту и сотрудников по работе. Мы стали регулярно с ним встречаться на исповедях, а также на личных беседах, что было в то время небезопасно, однако это делалось.

Его уроки были для меня крайне необходимыми. Он учил мудрости жизни, правильному отношению к церковной власти, находящейся под огромным давлением советских идеологических структур. Он учил, с одной стороны, твердости, с другой - умению находить со всеми общий язык, передавал некоторый дипломатический опыт. Он давал или рекомендовал мне какие-то книги, рекомендовал и некоторых людей. Иногда он приходил к нам, в наш круг, домой, в гости, но чаще мы встречались именно на исповеди и на богослужениях и после них. Его проповеди, его молитва до сих пор остались в сердце, в памяти, до сих пор звучат и действуют. Очень многие вещи, воспринятые мною от о. Всеволода Шпиллера, поныне не изгладились из памяти, потому что были плодом глубокого восприятия не только собственных мыслей и опыта, но и тех идей, которые были характерны для лучших представителей русского религиозно-философского возрождения конца XIX - первой половины ХХ века. Отец Всеволод любил о. Сергия Булгакова, в чем-то с осторожностью относился к Бердяеву, но тем не менее и о нем не забывал никогда, понимая, что эти две конгениальные фигуры, имеющие мировое значение, должны войти и в наш опыт.

Очень интересно получилось в моей жизни, что опыт встреч с о. Всеволодом Шпиллером дополнялся опытом общения и встречами с о. Виталием Боровым - другим выдающимся церковным деятелем того времени в Москве. Это был диалог как бы разных подходов, разных мнений, и он для меня был чрезвычайно плодотворным. В принципиальных вопросах мои учителя, конечно, не диссонировали, не противоречили друг другу, хотя они и не знали, что я могу задавать один и тот же вопрос то одному, то другому, как и другим своим духовным учителям. Например, как часто причащаться? Можно ли причащаться каждую неделю? Можно ли причащаться без исповеди? Можно ли общаться и молиться с инославными, а также молиться за них, в том числе подавая записки на литургии? И так далее, и так далее. Это все были горячие вопросы того времени. И самые лучшие и глубокие ответы я получал через этих своих замечательных духовных учителей, в том числе о. Всеволода Шпиллера.

Отец Всеволод был в близких отношениях с о. Иоанном Мейендорфом, о. Александром Шмеманом - знаменитыми богословами парижской школы, жившими в Америке и работавшими в Свято-Владимирской духовной семинарии. Конечно, его очень интересовали вопросы евхаристического, литургического возрождения. Любовь к этому он передал мне и всему моему кругу, а через нас - будущему нашему братству.

 

- Были ли такие темы ваших духовных бесед с о. Всеволодом или его проповедей, которые, на Ваш взгляд, ценны для всех христиан - может быть, не только для православных и не только для живших в 1970-е годы, т.е. имеют универсальное значение?

О. Георгий:  С первой же встречи с о. Всеволодом его рекомендация не путать Христа и христианскую культуру возымела на меня действие на всю жизнь. Конечно, он говорил и о любви, учил, что Бог есть Любовь, что Он не просто обладает любовью, но что Он Сам в сущности есть Любовь. И о. Всеволод исходил из этого. Он считал, что христиане в большой степени потеряли любовь, затенили ее какими-то другими пластами предания и писания, своей аскетической практикой или эстетическим воззрением. Хотя сам он был одним из немногих, кто в позднесоветские времена мог поставить вопрос о канонизации преподобного Андрея Рублева. Именно из его круга происходила эта инициатива, которая сейчас удовлетворена, так что, слава Богу, этот знаменитый иконописец нами почитается как общерусский святой. В этом заслуга о. Всеволода Шпиллера и людей из его ближайшего окружения.

Отец Всеволод входил в многочисленную плеяду великих деятелей Русской церкви, русской культуры и науки (прежде всего гуманитарной, хотя не только), которыми так богата была Россия в первой половине ХХ века до истребления русского народа, до полного развала старой России. Он был человеком того времени, того духа: утонченного аристократизма, глубины и высоты духовных запросов, удивительной открытости к самым разным людям. При этом он умел различать духовные вещи, не смешивать их.

Он был очень далек от всякого постмодерна, даже в зародыше не принимал его именно в силу своего высокого аристократизма, высокой культуры и православной духовности. В нем сочетались самые разные дарования, и, я думаю, он преодолел ту узость, которая, может быть, была свойственна его молодости, когда он был под руководством епископа Серафима (Соболева) в Болгарии. Он никогда не идеализировал церковно-государственные отношения и откровенно утверждал, что Константиновский период церковной истории закончился, и возобновление его нецелесообразно, потому что христианского государства в принципе не может быть никогда. Отец Всеволод выступал против агрессии, против всякой войны. Он понимал, что спасти людей может только любовь, любовь Христова, любовь действенная и всеобъемлющая. Даже во время Гражданской войны нужно было проповедовать и спасать любовь, а не просто старую культуру, страну, старые идеалы и порядки, как, может быть, он это первоначально делал.

 

- Среди учеников о. Всеволода, тех, кто называет себя его последователями, оказались люди очень разных взглядов, вплоть до Ваших оппонентов в церкви. Как Вы думаете, с чем это связано?

О. Георгий: Я уже сказал об этом: он сам был человеком несколько противоречивым. В нем сочетались и идеологемы карловацкого монархического движения, и несколько фундаменталистские настроения, и в то же время он воспринимал Булгакова, Бердяева и других людей, которых фундаменталистами ни в коей мере не назовешь. В его окружении были разные люди, с разными взглядами: к нему льнули интеллигенты, но также были и люди, настроенные протестно по отношению к советскому строю, и не всегда духовность здесь была на первом месте. В его опыте был такой церковно-политический момент. Отец Всеволод умел очень широко смотреть на вещи: он мог проповедовать одно, но не возражать против другого, в частности, против экуменизма, который уже в то время был камнем преткновения и многими в стране не воспринимался всерьез. Он был дерзновенным человеком сам по себе, но не всегда целостным, иногда некоторая эклектика была и в нем самом. Я думаю, в этом главная причина того, что среди его последователей есть, с одной стороны, люди творческие, но, с другой, очень по-разному «заряженные», настроенные - люди открытые и закрытые, более глубокой духовности и ориентированные больше церковно-политически.

Прот. Всеволод Шпиллер, Ю. Кочетков и А. Копировский
Прот. Всеволод Шпиллер, Юрий Кочетков и Александр Копировский у храма свт. Николая в Кузнецах. Середина 1970-х гг.

Материал подготовили Ольга Хегай и Наталья Кольцова.

Печатается в сокращении. Полный текст интервью можно прочитать на сайте  священника Георгия Кочеткова http://oGKochetkov.ru

КИФА №9(147), июль 2012 года

 
<< Предыдущая   Следующая >>

Телеграм Телеграм ВКонтакте Мы ВКонтакте Твиттер @GazetaKifa

Наверх! Наверх!