Говорить о пустоте возможно, лишь имея внутри себя опыт полноты

Фрагменты встречи Свято-Андреевского малого православного братства, посвященной теме предстоящей братской конференции Преображенского содружества «Духовное противостояние пустоте в церкви и обществе»

Рельеф на триумфальной арке Тита в Риме. Одно из исполнений пророчества Христа об Иерусалиме: «Вот, дом ваш будет оставлен и пуст»[3] (Мф 23.37-24.2)

Пустота - это понятие, которое удалось сохранить в его духовном смысле даже в атеистические времена, потому что с ним невозможно было бороться. И его допускали - в художественной литературе, в музыке, да и просто в повседневной жизни: когда человеку говорили «у тебя пустое сердце» или «у тебя пустые глаза», в это вкладывали, как вы понимаете, духовный смысл. И все люди это понимали.

В то же время тема эта совсем не проста, с ней связаны вещи вовсе не очевидные. Так, скажем, суета, которая кажется чем-то избыточным, на самом деле приводит именно к пустоте. Лишнее оказывается пустым. От чего страдает сегодня наш мир? От излишеств. Весь европейско-американский образ жизни стоит на потреблении и на суете - для того, чтобы убедиться в этом, достаточно поехать в Западную или Центральную Европу. Меня это поразило в первую же мою поездку в Швейцарию: у людей (они совсем не обязательно злые, они не хотят делать ничего плохого и сами страдают в первую очередь) - пустые глаза. Подходишь к храму - ощущение пустоты, и не только потому, что в нем мало народа.

Для нас эта тема оказалась очень «горячей». Ведь в этом контексте пустота - понятие экзистенциальное, это то, что противостоит полноте. А что такое полнота? Есть полнота, скажем, в вещах формальных. Например, в математике. Мы с вами пользуемся иногда теоремой Гёделя о неполноте [1] . Или говорим о качествах в связи с третьим законом термодинамики [2] . Конечно, это нельзя прямо прилагать к духовной жизни, да и вообще ко всей жизни, ко всему миру, ко всему творению, но, тем не менее, это описывает какие-то очень важные духовные сюжеты, хотя бы по принципу аналогии. И поэтому мы очень хорошо понимаем, что говорить о пустоте - это значит где-то внутри себя иметь опыт полноты. В нашем братстве совершенно не случайно возникло молитвенное прошение о возрождении полноты жизни Церкви и всех служений в ней. Служение во Христе - это действование Духа, это дар Отца. И это вещи для нас центральные. Тема о пустоте, которая противопоставлена полноте, прямо говорит о нашем призвании - но так, как Льюис писал «Письма Баламута»: учебник аскетики, только наоборот, «с точки зрения ада».

Мы специально сделали это темой братской - а не сугубо научной - конференции. Для нас это и не чисто художественно-поэтический образ, не предмет размышлений только в контексте «пустота или полнота в литературе, в искусстве». Да, здесь тоже есть о чём говорить, потому что это не только чисто духовная, церковная тема, и, как я уже сказал, не только христианская. Это универсальная тема, понятная всем людям на земле. Попробуйте, поговорите об этом со своими неверующими или малоцерковными друзьями, знакомыми, родными, поговорите с детьми - и маленькими, и большими. Вы получите очень интересный опыт. Говорить на эти темы можно и с философами, и с историками мысли. Хотя, повторяю, в своей глубине это не научная тема, она не может быть объективирована, она экзистенциальна, духовна, она касается самих отношений наших, самого способа существования духа - или его отсутствия - в тварном мире.

Церковь Скорбящего Господа на склонах Масличной горы. На этом месте Иисус оплакивал предстоящее разрушение Иерусалима (Лк 19.41-44).

Если перейти от общецерковного масштаба, самого главного, самого центрального для всех нас, к личностному (и к его тёмному двойнику - индивидуальному, индивидуалистическому), в том числе в социальном, культурном контексте, тут тоже возникают очень интересные духовные вещи. Я уже немного касался этого, говоря о пустых глазах, пустом сердце, пустом слове. Это прежде всего личностные характеристики (но и соборные, ибо личностное всегда неразрывно связано с соборным). Глаза бывают пустыми и сердце опустошается всегда у конкретного человека, и страдает, и умирает от этого - сначала духовно, потом физически - конкретный человек. «Есть смерть духовная прежде смерти физической», - говорили православные святые отцы-аскеты. И нет более убийственного начала, более явной манифестации ада, чем пустота. Да, люди чувствуют дыхание ада еще в своей земной жизни, и отсюда все наши (иногда очень примитивные, но это сейчас не важно) представления о смертных грехах и т.д. В противовес этому само понятие личности возникает как опыт полноты человеческой жизни. А что такое полнота человеческой жизни? Вам психолог никогда не ответит на этот вопрос. Это самое сердце христианства. Только Христос отвечает на этот вопрос, а это не уровень психологии.

Сергей Смирнов: Кроме пустоты есть ещё страхи, злоба. Если говорить, что пустота - это манифестация ада, то, скажем, страх или злоба - тоже манифестация ада. Как одно с другим связано? Является ли пустота отсутствием в том числе и страха, и злобы? Вы говорите: «пустота в глазах», а можно сказать - злоба в глазах. Это немного другое состояние. И если спросить, что предпочесть - с каким человеком встретиться...

О. Георгий: Это две стороны одной медали, друзья мои. Это одно и то же, только с двух разных сторон. Просто пустота агрессивна, а в данном случае злоба - это проявление агрессии. Это не просто озабоченность.

Сергей Смирнов: Это одержимость духами злобы.

О. Георгий: В том-то и дело. Но духи злобы, они же внутри себя пусты, это ангелы сатаны. Есть ведь огромная литература по ангелологии. Откуда она бралась? Как раз из потребности эти вещи осознать, понять, откуда что берётся. Безусловно, и то, и другое - явление ада, но пустота здесь - первооснова. И входя в мир, она смешивается с другими духами и другими вещами. Почему самое страшное - это смешение? Когда возникает смешение, неизбежна борьба. И важно, кто кого защищает, за что борется. Но если не увидеть этого смешения, возникает соблазн отказаться от борьбы, отрицать ее необходимость. Когда я опубликовал в 70-х годах свою «герасимовскую» статью (там есть целый параграф, который называется «Борьба за Церковь»), меня часто обвиняли, говоря: «Не нужно за церковь бороться, потому что она сама является и всё побеждает. Не нужно защищать церковь, это ваша интеллигентская гордость. Вы что, хотите спасать церковь? Не церковь спасают, а в церкви спасаются». Вы слышали такие разговоры? (Голоса: да, да.) Отлично, как здорово. В чём неправда этих утверждений? Ведь формально-то всё правильно. А как раз в этом: в смешении церкви с Царством Небесным. А церковь живёт в мире сем.

***

Нам важно попытаться по возможности в самых разных контекстах увидеть эту реальность, понять - что же такое пустота и как с ней бороться. Я вам сейчас дал самую общую картину, самый общий подход ко всем этим вопросам. Но их надо, во-первых, правильно понять, и во-вторых, что самое главное - научиться применять к себе, к своей жизни. То, что ад убивает, что пустота убивает - это всем понятно. В каком-то смысле можно сказать, что пустота - это синоним сатаны, это имя дьявольское. Везде, где появляется пустота, уничтожается дух от Бога, уничтожается жизнь. Но ведь сатана действует через конкретных людей. Он может, правда, действовать и через весь мир, он князь мира сего, как вы знаете, по слову Христову: «Идёт князь мира сего и во Мне не имеет ничего». Почему многих людей так привлекает Евангелие от Иоанна? Там есть эти редкие места, которые притягивают как магнитом внимание человека, потому что каждый понимает, что в этом есть какая-то страшная тайна. И в этом смысле пустота - это тоже тайна, это мистический вопрос. Так же как и полнота - мистический вопрос, и всегда есть тайна полноты. Мы не можем дать дефиниции, определения ни полноты, ни пустоты, но мы можем быть приобщёнными к опыту жизни или в приближении к полноте, когда мы касаемся этой полноты, или, наоборот, к пустоте, когда мы касаемся этой пустоты. Мы же знаем, что с нами происходит, когда опустошается наше сердце, мы же знаем безблагодатные состояния и умеем, пусть и очень плохо, но умеем, различать душевные, эмоциональные и умственные или волевые свои начала - и духовно-мистические. Без этого невозможна христианская жизнь. И мы об этом не можем говорить слишком много: во-первых, трудно говорить корректно, не впадая ни в какие иллюзии, а во-вторых - это просто не та область, где существует много слов, способных вообще что-то по существу здесь описать. Но всё-таки мы решились на братскую конференцию по этой теме и даже объявили ее темой года после того, как стало ясно, что одной конференции здесь мало, что нужна серьёзная работа каждого члена братства, каждого из нас. Я уже говорил несколько проповедей на эту тему, особенно Великим постом. И это настолько горячо для каждого человека, это настолько касается самого центра его жизни, что уйти от этого нельзя. Кто-то может не найти слов для того, чтобы описать свой опыт, - такое может быть, это, действительно, непросто - но это касается каждого из нас.

Пресс-релиз конференции «Духовное противостояние пустоте в церкви и обществе» >>

-----------------------

1. В популярном виде содержание двух теорем Гёделя о неполноте можно изложить следующим образом: «Всякая система математических аксиом начиная с определенного уровня сложности либо внутренне противоречива, либо неполна».

2. Точная формулировка этого закона: «В любом изотермическом процессе, проведенном при абсолютном нуле температуры, изменение энтропии системы равно нулю независимо от изменения любых других параметров состояния (например, объема, давления, напряженности внешнего силового поля и т. д.). Иными словами, при абсолютном нуле температуры изотермический процесс является также и изоэнтропийным».

3. Это место, встречающееся у Матфея и Луки, - единственная цитата в Четвероевангелии, напрямую связанная со словом «пустота». Мы приводим ее в переводе С.С. Аверинцева.

Контекст разговора

У каждого народа, в конце концов, только одно призвание. Он может, конечно, отказаться от него и продолжать существовать. Он может достичь благополучия и сытости, благоустройства и могущества - «на страх врагам»... Но и к нему относятся тогда евангельские слова: «какая польза ему, если он весь мир приобретет, а душе своей повредит?» Призванием души России - русской культуры - было ответить на один вопрос: что такое «культура», в чем смысл ее и содержание, после Христа, после Боговоплощения, после Пятидесятницы? Христианский Запад от вопроса этого в какой-то судьбоносный момент своей истории отказался, просто «снял его с повестки» и, в сущности, только в этом отказе и отречении и обличали его русские мыслители и писатели, начиная с Чаадаева и Хомякова. Провозгласив, в своей земной и расчетливой мудрости, «автономию» культуры, разумно и самоуверенно разграничив сферы «религии» и «культуры», Запад не знал, да и сейчас еще не понимает, что тогда-то и началось то внутреннее разложение и религии и культуры, зловещими признаками которого наполнено наше время.

Русская же культура вопрос этот приняла и сделала его действительно вопросом духовной судьбы самой России. И ничего не меняет в этом ее теперешнее падение, ибо в том-то и раскрывается оно как именно падение, что никакой другой культуры создать оно не смогло, а создало беспрецедентную по своим размерам, бездарности и пошлости «анти-культуру». Ничем другим в своем падении русская культура стать не могла. И потому само это падение, сама эта «анти-культура», служат лучшим доказательством того, о чем всем своим внутренним огнем и напряжением свидетельствовала та, другая, подлинная, русская культура. Уже больше нельзя обманываться: пустота, ложь и подделка советской «анти-культуры» совсем не только от отсутствия «гражданских свобод», от грубого насилия и террора. Та же самая пустота, подделка и ложь все очевиднее начинают проступать и там, где царят еще «гражданские свободы» и обеспечена полная «автономия» культуры. Ибо по-настоящему дело, конечно, в том, что самой-то этой «автономной» культуре все очевиднее нечего и не о чем сказать, нечего воплотить. Разница же только в том, что в той стране, которая раньше называлась Россией, это «нечего» вдобавок приказывают облекать в нестерпимо елейную-оптимистическую ложь, а на Западе культуре никто не мешает со все большим техническим совершенством свидетельствовать о собственном разложении.

Но разве не было предсказано и провозвещено все это в России устами русских писателей и мыслителей? Разве на последней своей глубине не была подлинная русская культура именно пророчеством и предостережением? Разве взлеты ее, но также и неудачи и крушения, не от подспудного, всю ее пронизывающего знания, что в мире, в котором был Христос, нельзя ни жить, ни творить так, как если бы Его не было? Как если бы не был обожен в нем человек и вознесен к Богу? Как если бы не сходил в тот таинственный третий час Дух Утешитель и не изливался дождь благодати на землю? Как если бы после Боговоплощения и Распятия, Пасхи и Вознесения не стала невозможной, страшной, подлинно самоубийственной всяческая «автономия»?

И вот то, что подспудно, может быть, с самого начала вдохновляло русскую культуру, то - под самый конец, когда уже неизбывно нарастала катастрофа, стало темой и вопросом самой русской мысли и в ней возрождающегося, от своих западных, схоластических пеленок освобождающегося, православного богословия. И, конечно, самое важное и глубокое в этом возрождении это то, что на главный и самый страшный соблазн нашего времени - на соблазн развоплотить Христа, отнять от Него Его мир, русская религиозная и богословская мысль ответила творческим, вдохновенным исповеданием Церкви. Должно быть, тут нужно было бы разъяснить, что под Церковью разумеется здесь не то, что связала с этим словом расцерковленная русская интеллигенция и в чем, как это ни звучит странно и прискорбно, слишком часто убеждали ее сами «церковники», своим равнодушием к культуре, если не открытым и упрощенным ее отрицанием. Я не делаю этого, потому что, в сущности, именно это и сделал о. Сергий, именно об этом его творчество, его призыв, его свидетельство. Потому что сам он вернулся не к «христианству» вообще, не к расплывчатому христианскому идеализму и гуманизму, а к Престолу, на котором вечно «исполняется» таинство Боговоплощения и снисходит тот огонь, о котором томился Христос - когда он возгорится. И вернулся не для покоя или бегства, а для того, чтобы этим огнем просвещать и возвращать ко Христу вечно отпадающий от Него и забывающий о Нем мир. Нет, конечно, не для культуры и не о культуре Церковь. Но только от ее огня родилась та единственная по своей глубине и свободе, правде и человечности культура, распад которой, отречение от которой на наших глазах расчеловечивают мир. Не для культуры Церковь. Но только Церковь может сделать ее целостным ответом человека Богу на Его дар, наполнить ее истиной, добром и красотой, жить без которых она не может...

Прот. Александр Шмеман. Из статьи «Три образа»

«Мне шел 24-й год, но уже почти десять лет в душе моей подорвана была вера, и, после бурных кризисов и сомнений, в ней воцарилась религиозная пустота. Душа стала забывать религиозную тревогу, погасла самая возможность сомнений, и от светлого детства оставались лишь поэтические грезы, нежная дымка воспоминаний, всегда готовая растаять. О, как страшен этот сон души, ведь от него можно не пробудиться за целую жизнь! Одновременно с умственным ростом и научным развитием душа неудержимо и незаметно погружалась в липкую тину самодовольства, самоуважения, пошлости. В ней воцарялись какие-то серые сумерки, по мере того как все более потухал свет детства. И тогда неожиданно пришло то... Зазвучали в душе таинственные зовы, и ринулась она к ним навстречу...

Вечерело. Ехали южною степью, овеянные благоуханием медовых трав и сена, озолоченные багрянцем благостного заката. Вдали синели уже ближние кавказские горы. Впервые видел я их. И вперяя жадные взоры в открывавшиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы. Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской; помимо собственного сознания, она не мирилась с природой без Бога. И вдруг в тот час заволновалась, зарадовалась, задрожала душа: а если есть... если не пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий Отец, Его риза, Его любовь... Сердце колотилось под звуки стучавшего поезда, и мы неслись к этому догоравшему золоту и к этим сизым горам. И я снова старался поймать мелькнувшую мысль, задержать сверкнувшую радость... А если... если мои детские, святые чувства, когда я жил с Ним, ходил пред лицом Его, любил и трепетал от своего бессилия к Нему приблизиться, если мои отроческие горения и слезы, сладость молитвы, чистота моя детская, мною осмеянная, оплеванная, загаженная, если все это правда, а то, мертвящее и пустое, слепота и ложь? Но разве это возможно?»

Прот. Сергий БУЛГАКОВ. Из книги «Свет невечерний»

Фрагмент, который приводится ниже, связан с совсем иным, чем во всех остальных материалах страницы,  подходом к определению термина «пустота». Мы приводим его здесь прежде всего для расширения контекста разговора, так как именно такой подход является в наше время одним из самых распространенных.

«Как мы и о богах думаем, и о людях знаем, всегда, в силу природной необходимости, они удерживают всю полноту власти, которой располагают» (Фукидид). Душа, как газ, стремится занять все уготованное для нее пространство. Если бы газ сжимался и оставлял пустоту, это противоречило бы закону энтропии. Не так - с христианским Богом. Ведь это Бог сверхъестественный, в отличие от Иеговы - естественно-природного Бога.

Не использовать всю ту полноту власти, которой мы обладаем, - значит выносить пустоту. Это противоречит всем природным законам: на такое способна лишь благодать.

Благодать наполняет с лихвой, но она может войти лишь в оставленную для ее приятия пустоту, она же эту пустоту и создает.

Необходимость воздаяния: получить ровно столько, сколько мы отдали. Но если, совершив насилие над этой необходимостью, мы оставим пустоту, она превратится во что-то вроде призыва к воздуху, и тогда возникнет неземное (surnaturel) воздаяние. Оно не придет, если мы уже получили иную плату: вызовет его эта пустота.

То же самое и с возвращением долгов (что относится не только к тому злу, которое другие нам причинили, но и к тому добру, которое мы сделали другим). Здесь также мы принимаем в себя пустоту.

Принять в себя пустоту - это сверхъестественно (surnaturel). Где найти энергию для действия без компенсации? Энергия должна прийти извне. Но сначала нужно что-то вырвать в себе с корнем, согласиться на безнадежность, чтобы прежде в нас возникла пустота. Пустота: темная ночь.

Восхищение, жалость (особенно смесь обоих) доставляют реальную энергию. Но нужно обойтись без них.

Какое-то время нужно оставаться вообще без воздаяния - и земного (naturel), и неземного (surnaturel).

Необходимо представление о мире, в котором имела бы место пустота, для того чтобы мир нуждался в Боге. А это предполагает существование зла.

Любовь к истине означает способность выносить пустоту, и как следствие этого - приятие смерти. Истина стоит бок о бок со смертью.

Лишь на краткий миг удается человеку избежать законов этого мира. Мгновения остановки, созерцания, чистой интуиции, умственной пустоты, принятия нравственной пустоты. Именно в эти мгновения он способен к неземному (surnaturel).

Тот, кто вынесет мгновение пустоты, либо получит чудесный (surnaturel) хлеб, либо падет. Ужасный риск, но на него нужно пойти, и в какой-то момент даже без надежды. Но не нужно самому в него бросаться.

Симона Вейль. Из книги «Тяжесть и благодать»

Фото с сайтов: e-kopilka.narod.ru и piratyy.hut1.ru

КИФА №10(84) август 2008 года