Оазис мирной, созидательной жизни «Кифа» продолжает серию материалов, посвящённых 30-летию СФИ. В каждом из номеров преподаватель и студент рассказывают про очередные 5 лет жизни института. Сегодня речь о пятилетии 1998-2003 гг.Встреча с абитуриентами. 1999 г.
Из истории СФИ – декабрь 1997 года: в связи с гонениями на ректора СФИ священника Георгия Кочеткова и. о. ректора вплоть до 2002 года становится кандидат философских наук М.В. Шилкина; – 1999 год: институт получает лицензию Министерства общего и профессионального образования РФ; – 2002 год: Свято-Филаретовская высшая православно-христианская школа переименована в Свято-Филаретовский православно-христианский институт. * * * Рассказывает выпускник Свято-Филаретовского института, студент Общецерковной аспирантуры и докторантуры Максим ДементьевВы заканчивали обучение на бакалавриате СФИ в 1999-2000 гг. Что Вам больше всего запомнилось? Навскидку, пожалуй, назову курс Ольги Юрьевны Васильевой по истории Русской православной церкви, особенно XX века. Очень интересным было и погружение в специфику документов, и причастность к живой недавней истории. Подкупали, с одной стороны, её традиционность, с другой – профессионализм и неравнодушие. Получалось, что эта причастность к истории передавалась и тебе тоже. Ещё вспоминается одна из моих студенческих работ, принёсшая большое вдохновение. По литургике я делал обзор журнала «Богословские труды». Пришлось ехать в Синодальную библиотеку в Андреевском монастыре, там работать, и это было очень интересно. И хотя курсовая совсем простенькая, школярская, но в ней была сделана классификация литургических статей и публикаций БТ, она имела практическую ценность, так что через много лет я даже встретил её выложенную кем-то в интернет. Также не могу не отметить каритативную практику. Тогда она была почти «стихийная», не так как теперь. Помню, я ездил в один из домов инвалидов и престарелых (на Нежинской улице). Это было погружение в какую-то иную жизнь (даже добраться туда можно было только на перекладных). Оставался ли в это время, как в первое десятилетие жизни Института, упор на самостоятельную работу? На рубеже 1997-1998 гг. было много предметов, по которым приходилось готовиться самостоятельно, с использованием литературы: некоторые преподаватели не выдержали тогдашней волны гонений на Преображенское братство и ушли из Института – кто-то добровольно, кого-то вынудили уйти наши «оппоненты», кто-то и сам подвергся гонениям, как отец Мартирий (Багин)... Но уже в 1999-2000 гг. по большинству предметов были преподаватели, и начало 2000х вспоминается мне как рост атмосферы академизма в преподавании. Много ли студентов было на курсе, и многие ли доходили до конца обучения? У нас изначально был большой курс, порядка двадцати человек, и без защиты до конца учёбы дошли многие. Но защищались тогда плохо, буквально единицы. А почему? Иногда у студентов не хватало собственных ресурсов, чтобы написать квалификационную работу. Было также непонимание её точных границ и требований. Многие могли бы её сделать, но просто считали свои темы и планы слишком мелкими, хотели чего-то более значительного, может быть, на уровне диссертации. Насколько я понимаю, в 2000-х руководство Института предприняло специальные усилия в связи с этой проблемой, и число защит увеличилось. Была ли какая-то общая студенческая жизнь? Что-то объединяло вас кроме занятий? Было единение, и именно христианское, братское. Мне особенно запомнилась замечательная агапа нашего курса поздней весной 1998 года. Выпал обильный мокрый снег, на улице было противно и промозгло, а мы после литургии сидели за трапезой, в тёплой квартире, и не могли разойтись. К сожалению, потом это единство со многими не сохранилось. * * * Рассказывает преподаватель богослужебной практики Максим ЗельниковВы начали преподавать в СФИ в конце 1990-х. Вы ведь в то время уже давно были сотрудником ФИАНа1, имели научную степень? Да, я уже был кандидатом наук. И вдруг начали одновременно с этим преподавать богослужебную практику. Это никаких внутренних противоречий не вызывало? К тому времени у меня никаких диссонансов со стороны физики не было. Противоречие между наукой и верой счастливо разрешилось, потому что у меня был настолько отчётливый опыт присутствия Бога в моей жизни, что не было вопроса, действительно ли верно то, чему учит Церковь. И научная деятельность моей церковной жизни не мешала. А вот преподавать мне было страшно, особенно в первое время. Богослужебная практика проходила в часовне Свято-Филаретовского института на Покровке. Каждое воскресенье в 7 часов утра небольшая группа студентов служила там мирянским чином утреню, а я каждое воскресенье вставал в 5 часов, в 6 выезжал из дома, чтобы к 7 часам попасть на Покровку. И так я эту утреню полюбил в конце концов, что без неё я теперь больше не могу. Если в какое-то воскресенье на ней не побываю, то просто ощущение такое, что утро не наступило. Была одна вещь, которой я и сам боялся, а потом студентов ей пугал. Дело в том, что за стенкой часовни располагается келья ректора, отца Георгия Кочеткова; он там иногда ночевал. И никогда точно не было известно, там он или нет. Бывало, студенты опаздывают, и вот в 7 часов вдруг неожиданно открывается дверь, и выходит отец Георгий, смотрит на всех проницательным взглядом – и все понимают: да, опоздали, не готовы. Иногда он что-нибудь скажет, да и если ничего не скажет, то все понимают, что опаздывать нельзя. Я студентов этим не один раз стращал: «Вот видите эту дверь? Если вы опоздаете, то я вам гарантирую, что выйдет отец Георгий и увидит, что вы не готовы». (Улыбается.) А вообще студенты как-то изменились с того времени? Мне кажется, что современные студенты стали более дисциплинированными. Они, конечно, все разные, но в целом более собранные, более самостоятельные. Для меня большая радость, когда я вижу, что они справляются абсолютно без подсказок, без ассистирования. То есть они сами с нуля всё готовят, все читают. И когда они всё это делают сами и правильно, так приятно на это смотреть! Период с 1998 по 2003 год включает в себя самый пик гонений на Преображенское братство, на него нападали со всех сторон, но когда я разговариваю с людьми и они вспоминают о жизни института, такое ощущение, что его это в то время будто и не коснулось. СФИ дали лицензию Синодального отдела религиозного образования и катехизации в тот год, когда о. Георгий был под несправедливым запретом. Шло мирное, тихое строительство. Это так? Не было ощущения «осаждённой крепости»? Да, институт в те годы был оазисом мирной, созидательной жизни. Я думаю, это поддерживалось усилиями конкретных людей. Да, никогда не было гарантии, что он будет в следующем году так же существовать, как и в прошлом. Но внутри это не ощущалось, не вызывало страха. Была вера в то, что мы делаем дело Божье, и поэтому, что бы ни было, Господь будет действовать, а мы будем стараться делать всё, что от нас зависит, для того чтобы эту волю Божью исполнять. И просвещением духовным продолжать заниматься, и собирать людей. И я думаю, что, конечно, это знак Божьего благоволения, то что Институт сохранился в самые тяжёлые годы жизни Преображенского братства. То направление, которое отец Георгий дал Институту, было очень созвучно тому, что было нужно церкви. Поэтому и Господь защищал, и люди как-то откликались, и Господь давал людям силы всем этим гонениям противостоять. Актовый день Свято-Филаретовского института. 2003 г.
О.Ю. Васильева выступает на конференции СФИ. 2004 г.
------------------- 1 Физический институт им. П.Н. Лебедева РАН – один из крупнейших и старейших научно-исследовательских центров России. Его научная тематика охватывает практически все основные направления физики. Институт состоит из шести отделений, приравненных в основных направлениях к научно-исследовательским институтам РАН. Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная. Фото: Анатолий Мозгов († 2008) Кифа № 9 (241), сентябрь 2018 года |