Люди часто не хотят видеть неудобную правду

Интервью с Анатолием Григорьевичем Вишневским, доктором экономических наук, директором Института демографии Высшей школы экономики

На конференции «Духовные итоги революции в России» (8–10 ноября 1917 г.) А.Г. Вишневский подробно рассказывал о демографических итогах послереволюционного столетия

 

Цифры демографических потерь в советское время буквально катастрофические. Почему же до сих существует такое расхождение в оценках этого периода, ведь информация уже известна и не один раз обнародована? Казалось бы, всё очевидно.

Мне тоже кажется, что всё очевидно. Но не все верят, есть люди, и их немало, которые всё, или почти всё, оспаривают и отрицают. Идеализация прошлого – не новость, это проверенный способ найти точку опоры для тех, кто не находит её в настоящем и опасается будущего. Люди искренне верят в мифологизированное прошлое, не хотят слышать о нём ничего плохого, готовы с пеной у рта утверждать, что все потери преувеличены, что не столько людей было расстреляно, не столько погибло, приводят какие-то свои цифры...

Вначале казалось, что всё дело в незнании страшных фактов и цифр, люди ведь действительно многого не знали. За последние два десятилетия опубликовано огромное количество вполне достоверной и теперь всем доступной информации о понесённых страной людских потерях, но оказалось, что эта информация не всем нужна, а кому-то и мешает. Видимо, дело не в знании, это просто позиция – всё отрицать. Так легче живётся. Есть потери, которые можно как-то оправдать, например, народным героизмом во время Великой Отечественной войны, их люди ещё готовы обсуждать, и иногда говорят, что они были даже больше, чем официально называемые 27 млн человек (хотя я, кстати, не уверен, что больше; 27 млн – это очень много). А вот когда речь идёт о преступлениях, о репрессиях, о расстрелах и так далее, оспаривается очень многое. Этому способствует и власть, которая хочет видеть в прошлом только героическое и не замечать скорбного или преступного. Таково её представление о патриотизме.

В ходе полемики о преступности советской власти часто высказывается такой аргумент: в 1990-2000-е годы демографическая ситуация стала более катастрофической, чем в сталинские годы; смертность стала превышать рождаемость, народ начал вымирать...

Я думаю, эти люди просто не понимают, что говорят. Если они хотят высокого естественного прироста населения, то его надо искать в дореволюционной (а не в сталинской) России либо в нынешней Африке. А в современных развитых странах они его не найдут нигде. Сложился же нынешний режим воспроизводства населения в России как раз при Сталине, ни одно поколение россиянок, начиная примерно с тех, кто достиг детородного возраста в «год великого перелома» (1929), не воспроизводило себя. Тогда и была запрограммирована убыль населения в конце века, хотя многие десятилетия оно ещё продолжало расти.

На рисунке видно, как сближались кривые рождаемости и смертности, и всё же кажется, что они пересеклись внезапно. На самом деле неизбежность такого пересечения была ясна демографам уже в 60-е годы, когда так называемый нетто-коэффициент воспроизводства опустился ниже единицы, – верное предвестие приближающейся убыли населения. Впрочем, она была ясна и власти – иначе зачем было накладывать запрет на публикацию этого показателя? Он был засекречен, россияне оставались в неведении о том, что население страны скоро станет сокращаться, и были очень удивлены, когда сокращение началось. События начала 1990-х годов несколько приблизили появление отрицательного прироста населения – согласно официальным (но тоже засекреченным) прогнозам, он должен был появиться примерно на 10 лет позже, – но, в принципе, он был предрешён.

Но всё же рождаемость упала, а смертность выросла.

Кривые на графике – общие коэффициенты в расчёте на 1000 жителей – позволяют понять, почему упал естественный прирост населения, но они не позволяют судить об истинном уровне рождаемости и смертности, для этого нужны другие измерители.

О рождаемости я уже сказал – она упала давно, именно её падение и привело к тому, что нетто-коэффициент воспроизводства населения в середине 60-х годов просигнализировал о предстоящей убыли населения. С тех пор ничего принципиально нового не произошло, видны только колебания. Судите сами. Каждые 100 россиянок, родившихся в 1955-1959 годах, за свою жизнь произвели на свет 188 детей. Для женских поколений 1960-1964 годов рождения этот же показатель – 176 детей, для поколений 1965-1969 годов рождения – 164, 1970-1974-х – 159, 1980-1984х – 172¹ . Конечно, рождаемость у нас низкая, это верно. Но она низкая не только в России, на то есть глубокие причины. По уровню рождаемости мы находимся примерно на среднем европейском уровне, ничего исключительного, что можно было бы поставить в укор последним десятилетиям российской истории, в этом смысле с нами не происходит.

Со смертностью положение хуже, но со сталинским временем и вовсе сравнивать нельзя. Я даже не говорю об огромном количестве жертв войн, голода, репрессий в те годы, хотя ведь всё это было в то время. Возьмём только мирные послевоенные годы. Корректный измеритель уровня смертности – ожидаемая продолжительность жизни. В 1952 году, перед смертью Сталина, она, по оценкам, составляла 54,6 года для мужчин и 62,9 – для женщин² , во все предыдущие годы была ниже. А самые худшие показатели постсоветского времени – в 1994 году – 57,4 и 71,1 соответственно. Но это был короткий период экономического шока, к которому прибавилось последействие антиалкогольной кампании 1985-1987 годов, компенсаторный рост смертности после её прекращения. С 1994 года смертность стала снижаться, снова подскочила в 1998м, когда был дефолт, кризис, а затем вновь стала снижаться, снижается и сейчас. Другое дело, что ей ещё очень далеко до нормального уровня для такой страны, как Россия. По данным за 2016 год, продолжительность жизни у нас 66,5 года для мужчин и 77,1 – для женщин, со сталинскими временами мы сравнение вполне выдерживаем. Но мы его не выдерживаем, когда сравниваем себя с другими странами, вот в чём беда. Сравните нашу продолжительность жизни с французской или японской: у мужчин выше 80 лет, у женщин выше 85 – и вы поймёте, как мы отстаём. Это отставание возникло не сегодня и не вчера. Оно унаследовано от советского времени.

Как можно судить о достоверности демографических данных по прошлому столетию, ведь информация о них была в советское время закрыта или фальсифицирована, и многие данные остаются неизвестными и сегодня? Возможно ли брать их нижнюю и верхнюю границу? Например, Вы говорите, что во время гражданской войны погибло более 20 млн человек, а историк К.М. Александров оценивает эти же потери как 12-13 млн. Разница достаточно существенная...

Прежде всего, я должен признать, что ошибся, когда в своём выступлении говорил о потерях, обусловленных Первой мировой и Гражданской войнами. Названная мною верхняя оценка (21-22 млн) включает не только людские потери от повышенной смертности, как я сказал, но все демографические потери, в том числе эмиграцию и несостоявшиеся рождения. Потери от повышенной смертности были меньше, хотя известная мне вилка оценок всё же шире, чем 12-13 млн, называют и 17, и 18 млн людских потерь³.

Разночтения, расхождения в оценках неизбежны уже хотя бы в силу упомянутого вами сокрытия данных, их фальсификации, они действительно играли очень большую роль в советское время. Но это не значит, что никаких данных не существовало. Закрытость архивов всегда говорит о том, что есть что скрывать, пусть даже очень многое

утрачено безвозвратно. В то же время есть источники информации, которые трудно фальсифицировать. Возьмите те же переписи населения. Они содержат сведения примерно о ста годичных поколениях людей, и эти сведения очень информативны. Перепись населения 1959 года, несмотря на то, что она проводилась почти 15 лет спустя после окончания войны, позволила увидеть очень многое из того, что хотел утаить Сталин, когда называл вымышленную цифру военных потерь – 7 миллионов человек.

Историки продолжают копать, находят всё новые и новые свидетельства и документы. Чего стоят одни только Книги Памяти. Но есть разница между неангажированными исследователями истории минувшего века, которые ищут истину, и политиками или политизированными журналистами, переписывающими эту историю «под себя». Для них по-прежнему история – это политика, обращённая в прошлое. К сожалению, избежать такого подхода не удаётся, люди часто не хотят видеть неудобную правду – это возвращает нас к началу нашего интервью. Но закончить его я хотел бы на другой ноте – привести слова, о которых я вспомнил в своей недавней статье о военных потерях. Они не нами сказаны. Правду не спрячешь, ибо «нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы» (Лк 8:17).

-----------------
¹ Население России 2014. Двадцать второй ежегодный демографический доклад. М., 2016. С. 140.
² Андреев Е.М., Дарский Л.Е., Харькова Т.Л. Демографическая история России: 1927–1959. М., 1998. С. 165.
³ Демографическая модернизация России. 1900–2000/Под ред. А.Г. Вишневского. М.: Новое издательство, 2006: 406.

Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная

Кифа № 1 (233), январь 2018 года