«Поистине Бог творит чудеса, но и нам надо работать»

Фрагменты дискуссии во время одного из двух завершающих круглых столов конференции «Духовные итоги революции в России...» (ответы участников на вопрос «Существует ли какой-либо положительный смысл опыта, пережитого Россией в ХХ веке? В чём Вы его видите?»)

Никита Игоревич Кривошеин: Фридрих Энгельс утверждал, что суть истории сводится к соотношению производительных сил и производственных отношений. На самом деле в ходе истории задействованы высшие силы, они и содействовали – чудодейственно – бескровному обвалу Советов.

Ведь тоталитаризм рождает зло и отмщение, и не будем забывать, что когда Советы рухнули, было ещё очень много живых палачей, которые не только расстрельные списки подписывали, но и напрямую действовали. Они могли мстить. Но, видно, за последние десятилетия коррозия коснулась и их, а главное – народ устал и не хочет больше крови и баррикад, а потому в 1991 году Советы пали как карточный домик. Несмотря на антиселекцию, эта империя зла была населена огромным количеством хороших людей, которые отвергли мщение!

Олег Вячеславович Щербачёв: Сегодня неоднократно звучало это слово – антиселекция. Произошедшее в нашей стране было её самопожиранием, причем истреблялись именно наилучшие люди страны, её духовная и культурная элита. Я не знаю, был ли вообще в мировой истории прецедент, сопоставимый с этим по своему замыслу и масштабу реализации. Конечно же, плоды этой антиселекции (а этот вопрос имеет не только духовное измерение, генетика – это и физика, и химия, то есть материя) мы продолжаем пожинать до сих пор и будем пожинать ещё несколько поколений. Но прав Никита Игоревич: всё-таки эксперимент не удался, и Россию и в 1930-е, и в 1940-е годы, и сейчас населяли люди, которые могли бы стать зёрнами возрождения.

Мне очень понравилось завершение размышлений Никиты Игоревича по поводу мщения. Часто (здесь я грешен) меня охватывает некое ветхозаветное чувство, что кровь мучеников вопиет к Богу и требует отмщения. Это какое-то глубинное чувство справедливости. Но мы знаем, что в наше время потомки палачей порой приносят покаяние за своих дедов или прадедов. Это уже очень серьёзный духовный сдвиг, очень многообещающий, говорящий, что не всё потеряно.

Когда едешь по нашей стране, невольно начинаешь вспоминать знаменитую серию фотографий Прокудина-Горского, показывающих, как Россия выглядела накануне катастрофы. Земля была исполнена красоты. Сегодня она изуродована, и процесс деградации продолжается семимильными шагами.

Феликс Вельевич Разумовский: Мне кажется, говоря о причинах победы революции в России, нужно выделить такое явление, как отречение народа от своей земли, от своего призвания, от своего служения, от своей культуры. Причём отреклись все сословия. И этот процесс не преодолён до сих пор. Порушенная красота русской земли – следствие трагедии национального отщепенства, массового отречения именно от основ национального бытия. Когда едешь по нашей стране, невольно начинаешь вспоминать знаменитую серию фотографий Прокудина-Горского, показывающих, как Россия выглядела накануне катастрофы. Эти фотографии не Бог весть какого художественного качества, не пейзажи Левитана, но это документ. На них есть очень ветхие домишки и заборы, но это совершенно неважно. Земля была исполнена красоты. Сегодня она изуродована, и процесс деградации продолжается семимильными шагами. Позволю себе напомнить, что для русского человека земля – понятие основополагающее и фундаментальное. Более того, зрелище очеловеченного окультуренного пространства для русского человека имеет глубочайший духовный смысл. Это, скажем так, «умозрение в пространстве». Так вот, разрушение красоты «светло светлой и красно украшенной Земли русской» началось практически сразу, с октября 1917 года, с обстрела Московского Кремля большевиками. «Москва мерзка как никогда», – напишет об этом Бунин в «Окаянных днях». Дальше – больше, мерзость всё время нарастала, и через сто лет распространилась уже практически на всё пространство. Между тем, хозяйственная деятельность ещё долгое время как-то «держала» землю и, отъехав за пределы Московской кольцевой дороги, можно было увидеть ту самую Россию, которая запечатлена на фотографиях Прокудина-Горского. Сейчас этого нет практически нигде. Из всей серии фотографий¹ лишь один вид уцелел, не изменился до сих пор – «Вид на речку Городенку в Суздале». Произошла утрата лица земли, и, живя в России, мы оказались как бы на чужбине.

Осмыслено ли произошедшее? Скажем прямо, крайне недостаточно. Начнём с того, что в 1918 году русская интеллигенция готовит к печати сборник «Из глубины» (к этому времени уже многие сидят в концентрационных лагерях, в ЧК не по одному разу). Это совершенно новое осмысление России. В статьях сборника болезнь беспочвенности и отщепенства названа прямо. Говорится и о вине интеллигенции, и всего образованного слоя. То есть началось постепенное отрезвление, опамятование... Власть вмешалась немедленно: как вы знаете, тираж сборника был уничтожен, сохранились и вывезены за границу только два экземпляра.

Одновременно началось массовое возвращение людей в лоно церкви, к вере. Убедиться в этом несложно, достаточно посмотреть хронику... Какие многолюдные крестные ходы проходили в 1918 году! Как встречали патриарха Тихона летом в Петрограде и Кронштадте (в городе, где ещё несколько месяцев назад убивали офицеров и адмиралов!). Потом, когда усилились гонения на церковь, это движение перешло в исповедничество и мученичество.

Иначе говоря, последствия катастрофы были как минимум разные. Рядом с разложением начиналось возрождение. Разумеется, большевики работали только на разрушение, они приговорили историческую Россию, чтобы на её месте построить свой «новый мир». Так что во всех случаях благодарить их мы не станем. Ведь мы не благодарим Иуду за то, что Господь взошёл на Голгофу.

Ольга Александровна Седакова: Первое, что я бы сказала: итоги подводить ещё рано, потому что всё это не кончилось. Рухнула доктрина, мифическая идеология. И слава Богу, конечно! Но очень многое остаётся прежним. На наших глазах лепится искусственная идеология так называемого «национального единства». Но ведь единство – трудное слово. Единство бывает между немногими людьми. Между многими людьми бывает солидарность. И вот возрождение солидарности, я думаю, – это возможный путь из той пропасти, куда нас всё это привело. И к счастью, солидарность – это нечто противоположное принудительному коллективизму, который был все эти десятилетия. Проявление этой солидарности я вижу и в вашем движении, в Братстве, когда создаётся свободное, любящее, доверительное общение людей, и в филантропических волонтёрских движениях, в сфере благотворительности. Именно здесь, мне кажется, может быть, и намечается выход из того нечеловеческого пространства, в которое мы зашли.

Священник Георгий Кочетков: Ольга Александровна права, что по каким-то вопросам подводить итоги рано, потому что далеко не всё завершилось, да и вообще точка в этой трагической истории будет поставлена не скоро, и ещё не очень понятно, какая она будет. Надо, наверное, ещё не один раз к этим вопросам возвращаться.

Потери были везде, везде и везде. Есть вещи, которые нельзя возродить, нельзя вернуть из того, что хотелось бы возродить и вернуть (конечно же, есть и то, что и не хотелось бы возвращать, и слава Богу, что оно ушло – но какой ценой!). И всё-таки я стою по-прежнему на той точке зрения, что больше всего пострадал человек. Здесь мы понесли самые тяжёлые потери.

Я считаю, что – да, потери были везде, везде и везде. Потери страшные. Здесь можно отталкиваться от любой точки, потому что везде зияющие дыры, и многое невосстановимо, вот что самое страшное. Есть вещи, которые нельзя возродить, нельзя вернуть из того, что хотелось бы возродить и вернуть (конечно же, есть и то, что и не хотелось бы возвращать, и слава Богу, что оно ушло – но какой ценой!). И всё-таки я стою по-прежнему на той точке зрения, что больше всего пострадал человек – человек и человеческое общение, человек и церковь, человек и общество, человек и семья, человек и город или село, человек и нация. Здесь мы понесли самые тяжёлые потери. Человек за это время стал действительно массовым со всеми инстинктами человека толпы, и в чём-то справедливы оценки, что такой человек ниже животного. Человек стал слабым, безликим, в массовом масштабе больным или заражённым разрушительной идеологией. Но в то же время – не благодаря, а вопреки Катастрофе! – он показал пример святости и подвига, нашёл новые пути для обретения соборности и личностности. Обретены какие-то такие глубокие экзистенциальные вещи, о которых XIX век и начало XX-го не знали и знать не могли.

Есть целое откровение общинно-братской жизни. Это всегда было в христианстве, без этого христианства нет, и всё-таки обрелось что-то совершенно новое на этом пути. И сегодня мы, говоря о соборности и личностности, не просто базируемся на Хомякове, Достоевском или Бердяеве, мы здесь обращены к будущему, здесь есть, что сказать на пользу и всему миру.

Конечно, наш народ переживает до сих пор тяжелейший кризис, он действительно потерял свою идентичность, он потерял своё лицо, как и наша земля. Всё смешалось, все смешались. Нет старого русского человека, нет старого русского народа, нет старого русского языка, нет старого русского качества жизни, даже русской кухни, русских песен, русского характера, русских умов. Практически нет настоящих русских традиций (стилизации я не беру в расчёт). У нас самый повреждённый и телесно, и душевно, и духовно (в том числе и психически) народ в мире. Нет никакого русского общества, нет русской культуры, как и русской земли, нет русских городов и сел. К сожалению, нет и старых русских богатств, в том числе художественных, культурных, проданных за бесценок. Многое было просто уничтожено. Вот сейчас Феликс Вельевич вспоминал прекрасное собрание цветных фотографий Прокудина-Горского начала ХХ века, которые, к сожалению (на мой взгляд, это неестественно, так не должно быть), хранятся в американской Библиотеке конгресса – да, мы можем сравнить, мы можем это увидеть, мы можем это чувствовать каждый день.

Наша страна по-прежнему страна-кладбище. Мы ходим по костям. Десятки миллионов жертв вопиют к небу, хотим мы того или не хотим, имеем мы желание мстить или не имеем, всё равно эта кровь вопиет к Богу. Иногда считается, что если мы не хотим мстить, значит, как бы этого и нет. А оно есть и никуда не денется никогда. До тех пор, пока Бог не простит этих звероподобных преступников, нет человеческих сил их простить. Ты можешь простить убийц своего отца, деда, но ты не можешь простить убийц десятков миллионов людей! Бог может. И мы стараемся присоединиться к Божьему действию. Поэтому 30 октября каждый год мы нашим братством во всё большем и большем количестве городов, мест, стран читаем имена жертв, среди которых много убийц, много палачей. И мы не смотрим, кто праведник, а кто грешник, кто здесь царь, а кто нищий. Мы не смотрим на различие национальностей. Мы молимся за всех погибших людей – верующих и неверующих, уж не говоря про их различное социальное положение.

...В мировом масштабе произошёл, на мой взгляд, за минувший век огромный цивилизационный сдвиг. Россия, Германия и Австрия в ХХ веке проиграли в конкурентной борьбе разных цивилизаций, вер и культур. Вместо них на первое место вышли Америка, Англия, Израиль. Христианский мир захлестнула варваризация и секуляризация, победили индустрия смерти и фабрика страха, индивидуализм и виртуализация. И мы впитываем в себя самое плохое, у нас нет никакой сопротивляемости, резистентности.

Что же касается того, что было хорошего после 1917 года, оно, как я уже сказал, родилось не благодаря, а именно вопреки господствующему тренду. Обнажился ад, но и приблизилось Царство Небесное! И одно от другого не оторвёшь.

Юлия Валентиновна Балакшина: Есть что-то неистребимое в человеческой природе, какое-то движение жизни, которое на протяжении всех этих лет сопротивлялось этому ужасу. В этом смысле тезис Никиты Игоревича, что «всё-таки на нашей земле было немало хороших людей» внушает надежду. Нельзя же до бесконечности опираться на вертикаль власти и говорить: «Народ такой, какой он есть, что же делать». Должен происходить перелом и, видимо, время для этого перелома уже настаёт.

Олег Вячеславович Щербачёв: Сегодня неоднократно звучала мысль о том, что несмотря на антиселекцию, всё равно в человеке есть что-то неуничтожимое, есть искра Божия, то, что вдунуто в него в акте творения. Эта неуничтожимость влечёт серьёзные богословские последствия. Для нашей проблемы это важно, потому что всё-таки абсолютно уничтожить образ Божий, наверное, невозможно. Всегда останутся люди, славящие Бога, а следовательно, есть надежда. Поистине Бог творит чудеса, но и нам надо работать. Есть пороговый эффект, когда малые, казалось бы, дела накапливаются, и происходит некое качественное изменение. А может, и Бог, наконец, призирает с небес и видит, что люди стремятся к Нему, и поддерживает нас. Поэтому не будем терять надежду.

Александр Михайлович Копировский: Отец Георгий сказал: когда ад ближе, и Царство Небесное – ближе. В новых людях тоже происходит это разделение, расчленение: из одного и того же материала, вроде бы «массового», усреднённого вследствие происходившего в XX веке, появляется не только человек массы; есть и жажда высшего. Невозможно стать дворянином, если ты не этих кровей, но есть понятие духовного аристократизма, и есть тяготение к нему в этих людях, происходящих «из ниоткуда», у которых нет корней.

И ещё: я согласен с тем, что отец Георгий сказал о мщении. Мне кажется, нельзя остановиться только на том, что мы не мстим. Помните, что происходит, когда в Апокалипсисе снимается пятая печать? Апостол «увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели. И возопили они громким голосом, говоря: доколе, Владыка Святой и Истинный, не судишь и не мстишь живущим на земле за кровь нашу?»² И Господь не говорит им: «Простите, и всё будет хорошо», Он им говорит, «чтобы они успокоились ещё на малое время, пока и сотрудники их и братья их, которые будут убиты, как и они, дополнят число»³. Количество убитых за слово Божие в мире растёт, они должны когда-то «дополнить число». И тогда будет – не месть их мучителям, конечно, но страшное, «судное» откровение от Бога обо всём. Только после этого возможна полнота прощения.

Юлия Валентиновна Балакшина: С трудом можно, наверное, собрать в едином слове то, что сегодня прозвучало. Я сидела и думала, что сегодня был прекрасный доклад о судьбе русского дворянства, а я могла бы сделать доклад о судьбе русского крестьянства, к которому принадлежали мои предки. Они были крестьянами русского Севера, не знавшими крепостного права, татаро-монгольского ига, выходцами из свободолюбивых Новгородских земель. Но вот район Архангельской губернии по реке Ваге, где жили мои предки, первым принял власть большевиков. Я специально в этом году предприняла экспедицию на родину своих прабабушек и прадедушек, чтобы понять или почувствовать, как, почему они приняли это большевицкое рабство? Это был какой-то великий соблазн, который крестьяне не сумели распознать. Они умели жить в прекрасном природном мире, справляться со стихийными силами природы, но не имели навыка существования в истории и не имели того духовного опыта, который позволил бы им распознать соблазны хлебом, чудом, властью. Утопия, образ которой им внушали, оказалась ценнее жизни, ценнее реальности. Эту утопию они попытались воплотить в жизнь, навязать живой жизни как мёртвую головную схему. И если мы сейчас встаём на путь исцеления, то нужно ставить вопрос о благоговении перед жизнью – и перед Жизнью. Если мы научимся вслушиваться в Жизнь, а не навязывать себе и друг другу очередные готовые конструкты, может быть, тогда действительно что-то родится.

Конференция проходила в ноябре 2017 года в здании Культурно-просветительского центра «Преображение», которое 15 лет назад было разрушающейся заброшенной старой сельской школой на месте бывшей усадьбы (фото слева)

Пятницкая церковь. Снято от Успенского монастыря. Старица. Слева: фотография Прокудина-Горского, 1910 г. Справа: фотография В. Ратникова, 2013 г.

Собор Воскресения Христова в Вытегре. Слева: фотография Прокудина-Горского, 1910 г. Справа: фотография В. Ратникова, 2013 г.

 Фото: А. Каплина, С. Прокудин-Горский, В. Ратников

----------------------------

¹ В России до отъезда в эмиграцию в 1918 г. Прокудиным-Горским было сделано более двух тысяч фотографий.

² Откр 6:9,10.

³ Откр 6:11.