Как быть христианином в современном мире Фрагменты открытой встречи, проходившей в Санкт-Петербурге в мае 2017 года (ведущая – Юлия Балакшина) Рембрандт Харменс ван Рейн. Святое семейство и ангелы. 1645 г. Одна из статей Ольги Александровны Седаковой называется «Счастливая тревога глубины». Мне кажется, что наш мир перестаёт испытывать эту счастливую тревогу. Я – не художник, но всё-таки человек, который в музее бывал и привык общаться с произведениями искусства. Я замечаю, что в нашем повседневном бытии начинают доминировать какие-то ядовито-бросающиеся-в-глаза цвета, которые даже не предполагают полутонов. Любая картина строится на игре тени, полутени, светотени. В Рембрандте, которого Мандельштам назвал «мучеником светотени», нет бьющих в глаза красок, но есть нюансы и полутона, через которые мы проникаем в глубину его картины, в глубину тех смыслов, которые он хочет передать. А то, что предлагает нам современный мир, – это плоский, однозначный, яркий, бьющий цвет, главная задача которого – поразить наше зрение, наше воображение, захватить нас, взять в плен. Это происходит не только на уровне цвета, это происходит на уровне звука и на уровне слова. Нас начинают окружать объекты «бьющие», наносящие, наверное, даже раны нашему зрению, нашему слуху, и незаметно для себя мы к ним привыкаем и перестаём искать этот вход вглубь. На наших встречах в рамках проекта, который мы называем «глубокое чтение», мы компанией иногда человек в двенадцать читали какой-нибудь крохотный текст полтора-два часа. И это была попытка сделать шаг в глубину – в глубину слова, в глубину смысла. То, что под тем, что нам кажется поверхностью, можно открыть настоящие глубины, становилось для многих участников наших чтений потрясением. Однако подлинное произведение искусства в любом случае не может быть плоским, плоским может оказаться наш взгляд на него. Но ведь мы утрачиваем эту глубину и в отношениях друг с другом, и в познании самих себя. Мы сами себе начинаем казаться набором примитивных форм и цветов, а ведь где-то внутри нас, может быть, тоже сияет «счастливая тревога глубины». Мы привыкаем к отсутствию этой глубины, к жизненной плоскости. Это то, что я назвала бы второй чертой современного мира. К.С. Петров-Водкин. Портрет Анны Ахматовой. 1922 г. Еще, наверное, надо сказать о том, что мы живем в начале века. Если вспомнить начало XIX, начало ХХ века, мы увидим, что это были рубежные моменты, когда в жизни мира происходили очень важные, очень серьезные переломы, часто связанные с войнами. Внутреннее ощущение того, что мы тоже живем в эпоху приближающегося перелома, есть и у нас – по крайней мере, у людей, чутких к движению времени. Не дай, конечно, Бог случиться глобальной катастрофе мирового масштаба, но всё-таки есть некоторая тревожность от того, что к жизни каждого подступает реальная опасность. Петербург совсем недавно считался городом относительно безопасным, но все мы помним недавний террористический акт в петербургском метро – и вот понимание того, что, как говорил Михаил Булгаков, «человек смертен, более того, внезапно смертен», теперь стучится в наши собственные двери. Ощущение того, что это может быть с тобой, с кем-то из твоих близких и родных, тоже начинает человека внутренне тревожить. Что делать с этим страхом? Что делать с этой внутренней тревогой? Можно, как страус, зарыть голову в песок и делать вид, что ты всего этого не замечаешь, можно бегать и с маниакальным упорством проверять сумки, которые где-нибудь кто-нибудь оставил. Но жизнь не может проходить в состоянии постоянного страха и напряжения. Из этих тупиков тоже нужно искать внутренний выход. К тому, что происходит с нами непосредственно сегодня, наверное, нельзя не добавить и то, что за плечами у нас непростой век. Мы люди века уже XXI, но век ХХ, «поистине жестокий век», как говорил Блок, совсем не за горами. Это был век, когда оказались нарушены самые глубинные основания жизни, особенно в нашей стране. Когда человек как таковой перестал быть ценным, когда и вопрос существования Бога был вообще вынесен за скобки целым народом. Нет – так нет. Многие из нас принадлежат к поколению, которое вопросом о Боге даже не задавалось. Помню, когда я была девочкой, во дворе нашлась какая-то бабушка, которая нам сказала про Бога. Мы с подружками ей бойко ответили: «Да ты что?! А ты знаешь, что космонавты летали- и Бога не видели?» И я до сих пор помню этот момент, когда какой-то предельный вопрос об основании бытия мира встал передо мной, а я его легко отмела, воспользовавшись расхожим идеологическим штампом. Что с нами в результате произошло? Жизнь наша – и не только каждого из нас, но и всего народа, всей страны, в которой мы живём, – видимо, в корне изменила своё течение. Так как же быть христианином в современном мире? И что такое – быть христианином? Если бы возможно было просто сказать: христианство – это... и дальше перечислить качества. Но невозможно дать научное определение христианству, как невозможно дать определение самой жизни. Хотя что-то о христианстве, безусловно, мы всё-таки можем сказать. Христианство – это не религия в общепринятом смысле слова. Ведь само слово «религия» происходит от слова «связываю». Религия – это некая форма связи между высшими силами и человеком. Чаще всего эта связь осуществляется через различные формы культа. Человек производит определённые действия, и тем самым он достигает определённого эффекта, его послание доходит до неба. И ему, тоже посредством каких-то определённых действий, приходит ответ. В. Милашевский. Портрет Осипа Мандельштама. 1932 г. Христианство – не просто способ связи между уровнями мирозданья; оно не просто система «ниточек», «проводов», по которым человек посылает сигналы и получает ответ от высших сил. Христианство – это полнота встречи и общения между Богом и человеком, а не просто «потребительский комбинат», где расписано, «в какой автомат какую нужно бросить денежку, чтобы получить нужный результат». Когда в Библии Бог говорит о том, что Ему нужно от человека, Он говорит очень просто и предельно: «Сыне, дай мне своё сердце». Богу нужен человек, общение с ним. Не «лайки», которые мы друг другу ставим в соцсетях, а полнота отношений. И христианство эту полноту отношений человеку может предложить. Второе, что я сказала бы о христианстве: это вера в Бога и в человека. Поскольку центром христианской веры является Богочеловек Иисус Христос, это как раз позволяет нам говорить, что мы открываем своё сердце и Богу, и человеку, ведь в Нём и Бог, и человек соединились. Но всё-таки верить в Бога человеку как-то «привычнее». По крайней мере, многие из нас осознают, что жизнь наша в чём-то укоренена, она не случайна. И не только наша жизнь, но и жизнь всего мира, в конечном итоге, то мироздание, в котором мы живём. Как-то трудно представить, что оно сложилось просто случайно. Всё-таки в самой красоте и законах сообразности этого мира есть безусловное свидетельство о том, что у этого мира есть Тот, Кто его создал. У каждого из вас наверняка есть опыт соприкосновения с тем, что есть некоторая высшая сила, которая жизнь нашу бережёт, направляет, ставит нас перед какими-то вопросами и испытаниями. У кого-то уже есть опыт личных отношений с Богом, у кого-то есть просто какая-то интуиция, какое-то предчувствие того, что Бог есть и направляет и жизнь этого мира, и жизнь каждого из нас. Но, ещё раз повторю, что христианство – это вера не только в Бога, но и в человека. Может быть, сейчас, особенно после разрушительного ХХ века, когда человека превращали в лагерную пыль, в номера зэка, когда он уничтожался в газовых камерах, миллионами истреблялся на войне, в человека верить сложнее. Потому что человек оказывался носителем такого абсолютного зла и разрушения, что кажется, не во что тут верить. Но ведь человек действительно похож на икону. В тексте Библии сказано, что человек – это образ Божий. Этот образ может быть очень затемнён, очень искажён, изуродован, но он остаётся иконой. И христианство утверждает: что бы с человеком ни происходило, этот образ неистребим, пока человек остаётся человеком. И верой нашей, а больше, может быть, верой Христовой в каждом из нас этот образ может быть воскрешён. Как ещё можно было бы определить христианство? Христос говорит о себе в Евангелии от Иоанна: «Я есть Путь, Истина и Жизнь». Жизнь человеческая – это путь, часто кривой, очень странный и подчас ведущий куда-то вниз. Ведь по природе своей человек не может стоять на месте, не может превратиться в статую – он всё равно как-то движется. Движение – это суть нашей природы. Но вот каков вектор этого пути и есть ли вообще этот вектор? Или путь нашей жизни – какое-то круговое блуждание? Мы можем до бесконечности бегать, как белка в колесе, по кругу нашей жизни. А христианство нам говорит, что жизнь – это Путь. Не тропинка, не дорожка, а Путь с большой буквы, т. е. жизнь, которая может быть выстроена как целостное, целесообразное, наполненное смыслом движение. Мы часто страдаем, потому что в жизни нет справедливости. Ещё страшнее, когда в жизни нет правды, когда в основании жизни оказывается ложь, когда всё не то, чем кажется. Нас часто «кормят» какой-то неправдой из прошлого и настоящего. Солженицын когда-то написал, что самое большее, что мы сегодня можем сделать, – это жить не по лжи. В стремлении жить не по лжи уже есть внутренняя жажда правды. Но с другой стороны, мы знаем, что у каждого своя правда. Есть правда Божья и правда человеческая. И есть ещё одно слово: истина. Сама этимология этого слова связана со словом «есть». Истина – это то, что есть, то, что действительно существует; это то, в чём нет призрачности, виртуальности, что никогда не обернётся мыльным пузырём. В жизни человека должно быть что-то подлинное и настоящее. Вот это подлинное и настоящее связано с истиной. И у разных людей по-разному проявляется это чувство истины, чувство подлинности. Бывает, в жизни с нами что-то происходит, и возникает внутреннее ощущение – не то, не то. А бывает, мы чувствуем: вот это- то, что не обманет, это настоящее. И вот это и есть узнавание нашим сердцем той истины, что даёт Христос. Слово «жизнь» мы тоже понимаем очень по-разному. Сегодня замечательный день, когда весна наконец вступает в свои права. Бывает в середине весны такой день, когда наконец засияет солнце, и жизнь, которая была скрыта до времени, прыснет изо всех почек – это действительно день торжества жизни. И как это прекрасно, как радуется сердце, если оно не совсем окаменело к разнообразным проявлениям жизни. Это торжество жизни мы переживаем и тогда, когда является на свет новый человек, и не бывает, чтобы сердце не возрадовалось от того, что является новая жизнь. Но все мы прекрасно знаем по опыту закон круговорота жизни, если речь идёт о жизни природной. Та весна, которая сегодня вспыхнет, в конечном итоге сменится увяданием осени, и человек тоже увядает со временем. Поэтому у человека всегда было чувство, сознание того, что он не может жить только вот этой приходящей, проходящей и лишь мимолётно радующей жизнью. Должна быть жизнь, которая не пройдет лишь потому, что прошло три месяца и настала осень. У этой жизни должно быть непреходящее основание. Должна быть жизнь Вечная, жизнь, которая укоренена в Боге, жизнь, которая не истаивает от того, что идёт время. И источник этой жизни может быть только в Боге. Так вот, христианство – это Путь, Истина и Жизнь. Как же быть христианином в современном мире? То, что мы нарисовали в начале встречи, когда говорили обо всём, что нас окружает, – не очень радужная картина. Как же это соединить с вещами, действительно самыми важными для человеческой жизни, с тем, без чего наша жизнь не состоится? Потому что кажется, что... нам многое кажется: кажется, что христианство, учение, которое родилось уже две тысячи лет назад, отжило свой век, что современное христианство бросилось в объятья государства и стало не более, чем современной идеологией... Недавно я разговаривала со своей подругой, которая сыну своему, когда он что-то спросил про церковь и христианство, объяснила, что это такая система правил. Но мне кажется, чтобы быть христианином в современном мире, надо в первую очередь освободиться от каких-то стереотипов. Были клише, которые накладывались на христианство в советское время: это только бабушки в платочках, люди невежественные. И когда выяснилось, что Эйнштейн верующий человек и Сергей Сергеевич Аверинцев, академик, верующий человек, это как-то в общую картину не укладывалось. Наша эпоха предлагает какие-то новые стереотипы для того, чтобы представить христианство в искажённом виде. И прежде всего моё сердце восстаёт против того, чтобы представить христианство как систему правил. Может быть, кто-то когда-то и воспринимал его так. Но это неверно. Христианство – это, безусловно, единственный путь, единственная возможность для обретения свободы. Других возможностей мир сей не предоставляет. И человек, который отказывается от Бога и от отношений с Ним, оказывается в ситуации, когда что-нибудь в этом мире обязательно наложит на него свою лапу. Что-нибудь или кто-нибудь (иногда имеющее внешне весьма благородное обличие) приберёт его к рукам и заставит себе служить. Но человек, который действительно обретает Бога, вступает в отношения с Ним и начинает Ему служить, обретает и свободу. Христианство – это, конечно, не система правил, не идеология. И наша задача, Бог даст, прожить так, чтобы не давать использовать христианство в каких-то политических или идеологических целях. Два дня подряд мне пришлось размышлять о судьбах русских поэтов. Вчера я была на спектакле, который называется «Мандельштама нет» (о судьбе Осипа Мандельштама по воспоминаниям его супруги Надежды Яковлевны), а сегодня – в музее Ахматовой на замечательной экскурсии, где рассказывали про судьбу Ахматовой в советское время. Я думала о том, что действительно есть на белом свете люди, у которых есть явное призвание от Бога или от природы. Им дан некоторый талант, и этот талант они должны реализовать. Судьба Ахматовой и Мандельштама зависела от того, насколько они остались верны своему таланту. Есть неплохие писатели, которые в советское время свой талант «продали», пропили. Им тяжело было с ним жить, и поэтому приходилось приспосабливаться. А вот если человек верен своему таланту, то даже если его судьба складывается трагически, как у Мандельштама, она имеет вес, имеет смысл. Человек своё призвание исполнил, жизнь свою прожил не в пустоте. Он «бодался» с системой и система его победила – он погиб в лагере. Но в итоге победил он, потому что осталась его личность, остались его стихи, остался след и смысл. А есть люди, которые не обладают таким талантом, как Мандельштам или Ахматова. Есть мы с вами. И что же с нашим призванием? Получается, если люди не обладают особым призванием, они обречены на то, чтобы не раскрыться в этой жизни, чтобы в повседневности будней потерять себя? Мне представляется (и это не только мой опыт), что христианство даёт возможность реализовать своё призвание любому человеку. Каким бы ни был природный масштаб его личности, каким бы ни был его природный дар, любой человек имеет призвание от Бога. И христианство позволяет человеку это призвание обрести. И может быть, именно это – самый главный ответ на вопрос, как жить христианину в современном мире: жить так, чтобы реализовать это призвание. А в чём, собственно говоря, это призвание, которое дано каждому человеку? У каждого из нас есть какие-то свои, особые таланты и есть призвание, которое открыто любому человеку, обретающему опыт подлинной веры. Есть очень простая, но очень благородная цель – быть созидателями земли, быть теми, кто являет в этом мире силу любви. Бердяев говорил, что есть творчество форм, есть люди, которые призваны создавать художественные произведения – а есть творчество жизни, к которому призван любой человек. В чём выражается это творчество жизни? Видимо, именно в том, чтобы быть в этом мире носителями и свидетелями любви. Потому что это то, без чего не может существовать никакой человек. Это созидание любви в себе, вокруг себя и может стать призванием каждого человека на земле, если он выбирает путь Христовой жизни. Конечно, этого невозможно достичь просто человеческими усилиями: «Вот, я этого хочу и просто, как фокусник, творю это вокруг себя». Все мы знаем, что в человеке есть источники любви – и слава Богу, что они есть. И если умирают в сердце человеческом источники любви к другому человеку, родному, ближнему, другу, то человек окаменевает и умирает. Но все мы также знаем, что эти источники любви в нас самих – они такие зыбкие. Мы часто замыкаемся в самих себе, у нас не хватает сил на то, чтобы открыть себя другому человеку. И есть, наверное, только один способ сделать так, чтобы эти источники любви в нашем сердце не оскудевали. Это открытость сердца Тому, Кто Сам является источником этой Любви. Мы вспоминали с вами слова Христа: «Я есть Путь, Истина и Жизнь». А ещё мы можем сказать о Боге, что Он есть Любовь. И когда мы рискуем открыть наше сердце этому источнику, то в нашем сердце этот источник любви оказывается тоже неоскудевающим. А что значит открыть свое сердце источнику любви? Синоним слова «открытость» – это слово «вера». Нам часто кажется, что если кто-то верит, а кто-то не верит, это просто значит, что кому-то повезло, а кому-то не повезло. А на самом деле открыть своё сердце – это наше духовное усилие, это то, что зависит от нас. Мы всё равно кому-то или чему-то своё сердце открываем, мы всё равно чему-то верим: мы верим в себя, мы верили в прогресс, мы верим в науку, в искусство... Но можно открыть своё сердце и поверить Тому, Кто Сам является источником любви, жизни, красоты и правды. И наверное, быть христианином в современном мире – это риск открывания своего сердца Тому, Кто действительно эту жизнь наполняет. Кифа № 8 (226), июнь 2017 года |