Маленькие «лампочки»

Интервью с Антуаном Нивьером, французским историком церкви и русской религиозной мысли 

 

Этот год – канун 100-летия октябрьского переворота. Мы стараемся осмыслить причины того, что произошло, и понять, как это влияет на современное положение нашего народа, нашей страны. В связи с этим хотелось спросить Вас: что думали те люди, о которых Вы рассказывали в своем труде «Православные священнослужители, богословы, церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе», о причинах катастрофы 1917 года?

Всякие мнения были, всякие. Так что если читать воспоминания митрополита Евлогия (Георгиевского), вы получите один ответ, в текстах матери Марии (Скобцовой) найдете другой. Если читать статьи и обращения иерархов Зарубежной (или Карловацкой) церкви, это будет еще одно, уже совсем иное видение. Вместо них ответить я не могу, лучше обращаться к сохранившимся документам.

Единственное, что мне хотелось бы здесь процитировать, – отрывок из проповеди о. Сергия Булгакова: «Мы никогда не возвратимся на родину в настоящем смысле этих слов. Те, которые возвратятся, будут и там "на земли чуждей".... Родина наша – святыня, место святого Града, созидаемого посреди стен Вавилона. Наш подвиг заключается в том, чтобы жить полнотой жизни русской и нашей веры и любви к Богу». То есть эти люди, лишившись земного отечества, поняли, что истинное их отечество – это Отчий дом, Царство Небесное, которое здесь, на земле, уже осуществляется в Церкви Христовой и исполняется в Божественных таинствах и молитве. Они поняли, что православная вера не является какой-то «национальной религией» – русской или греческой – а вселенской, и говорит она не о каких-то нравственных или культурных ценностях или об умилительных обрядах и преданиях, а о сути познания Божьего и о жизни во Христе.

Говорят, будто есть пророчество преподобного Серафима Саровского (может быть, это легенда) о крови, которая будет изливаться по всей территории Российской Империи, и о маленьких лампочках, светочах, которые вне России будут светить.

В своих проповедях мой отец это часто цитировал. Он говорил, что эти лампочки – мы, все маленькие церквушки русской эмиграции, которые принесли православие как свидетельство западному миру. Вот эти русские изгнанники познакомили с православием западных людей, некоторые из них даже стали православными и внесли свою лепту в созидание православной Церкви здесь, на Западе.

Говорят, пути Господни неисповедимы. Конечно, все, что происходит сейчас, – это прямое последствие событий, которые начались сто лет назад. Это очень глубокий вопрос. История развивается еще и сейчас, да и процесс исторического развития русского общества не окончен. Русская революция в 1917 году отчасти произошла из-за духовного упадка, который создавался в том числе и союзом между государством и церковью. Как ни странно, сейчас в России восстанавливается то же самое, будто уроки прошлого не учтены. К чему все это идет, не знаю. Вдруг через 30-40 лет это обернется тем, что русское общество снова пойдет в обратную сторону, как после революций начала ХХ века? И опять пойдут гонения, закрытие церквей, просто обмирщение, как у нас здесь на Западе. Но, как известно, в России ничего спокойного не бывает, это экстремальные варианты, так что, скорее, возможен самый худший вариант – не спокойное обмирщение, а более жестокое. Конечно, я не пророк, а историк, но опасаюсь именно такого развития событий.

И.А. Лаговский (1889–1941)

Из воспоминаний протопресвитера Александра Шмемана известно, что в течение многих лет молодежь эмиграции готовилась к тому, чтобы вернуться в Россию, чтобы служить ей. Стояло ли за этим определенное конкретное представление о том, как можно исцелить то духовное разрушение, которое принесли годы советской власти, и насколько масштабы этого разрушения были видны в Париже, Берлине, Праге, Белграде в 1950-е годы? Было ли понимание, что требуется исцеление человека?

Конечно, было. Один из тех, кто занимался этими проблемами в 1930-х годах, – Иван Аркадьевич Лаговский¹. Он писал в журнале «Вестник РХД» статьи о духовном состоянии общества в советской России. Он отлично все понимал. Не случайно он потом попал в застенки чекистов и погиб в Ленинграде (кстати, три года назад он был причислен к лику святых мучеников решением Священного Синода КП по просьбе Эстонской автономной церкви). Значит, понимать понимали. Не все, конечно. Например, в так называемой Зарубежной (Карловацкой) церкви это меньше понимали, потому что смотрели прежде всего в прошлое.

Что касается служения эмигрантов в России, то была одна настоящая попытка на месте: это небезызвестная Псковская миссия. Многие участники этого доброго начинания – бывшие студенты Свято-Сергиевского богословского института в Париже, главным образом выходцы из Прибалтики. Они были рядом и живее ощущали необходимость проповеди, когда в 1942 году понадобились священники, богословы для служения в областях, оккупированных немцами. И многие ответили на пастырский призыв и поехали туда служить, крестить, просвещать... По разным причинам это миссионерское дело не развивалось полностью, немцы на это неблагосклонно смотрели. А в послевоенное время практически все сотрудники Миссии оказались в советских лагерях...

А в 1950-е годы молодежь на Западе уже не смотрела в сторону России?

Приходы Зарубежной церкви в это время пришли в упадок после отъезда многих перемещенных лиц из Восточной Европы (т. н. ди.пи.2) в Америку, а в Архиепископии скорее думали о создании местной церкви здесь, в Западной Европе, были даже официальные обращения со стороны митрополита Владимира (Тихоницкого), создавались французские приходы и т. д. Это естественно. Первое поколение русской эмиграции, это были уже пожилые люди, они думали о том, кому вручить свои храмы. Они боялись, что после них уже никого не будет. Их дети и внуки уже переходили на французский язык просто потому, что церковнославянский не понимали и мало кто говорил на русском. В Париже это еще не так было заметно, это культурный, интеллектуальный город, а вот в провинции дело другое...

Я помню, у меня на факультете несколько лет назад училась студентка по фамилии Горбачева. Я ее спросил: «Интересно, Вы русского происхождения?» – «Да. Мой дедушка – эмигрант, сражался в Белой армии, но он никогда не говорил с нами по-русски, ничего не рассказывал о своем прошлом. Мы нашли какие-то бумаги на русском, а прочитать их не можем – поэтому я и стала учиться русскому языку». Так что в провинции русская культура совсем исчезла... Потомки эмигрантов офранцузились и почти ничего не помнят.

Правда, в маленьких образованных (и светски, и религиозно) кругах вокруг некоторых храмов или вокруг некоторых учреждений, молодежных организаций все это, конечно, живо хранилось и передавалось. Но этих людей, этих кругов было очень мало.

К.А. Ельчанинов (1923–2001)

Так что это был большой вопрос – кому передать духовное наследие. В 1950-е годы нельзя было и подумать, что через сорок лет рухнет Советский Союз, что появится новая волна эмигрантов, хотя и не совсем русских (больше всего это украинцы и молдаване). К слову, если взять цифры русской эмиграции во Франции в первой половине XX века, то говорят о 100 тысячах человек или больше. В то же время за последние 50 лет во Францию приехало 1.5 млн рабочих из Северной Африки. Из русских же не приехало почти никого.

Не могли бы Вы рассказать о том, как богословские, церковные издания переправлялись в Советский Союз в 1970-1980-е?

Это было огромное дело, организованное издательством ИМКА-Пресс и специальным отделом РСХД (Русского христианского студенческого движения) здесь в Париже. Руководил им в те годы ныне покойный Кирилл Александрович Ельчанинов, сын замечательного, слишком рано умершего священника, о. Александра Ельчанинова. Отец Александр был участником религиозного возрождения начала XX века, другом о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова, Н.А. Бердяева. Кирилл Александрович учился в Свято-Сергиевском богословском институте, потом преподавал здесь философию и был одним из руководителей РСХД.

В начале 1960-х годов он организовал при РСХД специальный отдел под названием «Фонд помощи верующим в России». И этот фонд имел три главных направления деятельности. С одной стороны – благотворительность. Они собирали деньги, на эти деньги покупали лекарства, одежду и все это разными путями посылали в Россию для нуждающихся, особенно для известных на Западе людей, которые страдали от притеснений после их официальных или полуофициальных выступлений против совершавшихся в те годы преступлений, в том числе против гонений на верующих.

Архиепископ Антоний (Бартошевич) (1910–1993)

С другой стороны, этот фонд разными тайными или полутайными каналами посылал в Россию духовную литературу – в широком смысле слова духовную. Среди этих книг были те, которые сейчас в России все читают свободно, но тогда они были недоступны, запрещены: Михаил Булгаков, некоторые труды Достоевского и Гоголя. И, конечно, богословские и духовные книги, произведения известных профессоров Свято-Сергиевского богословского Института в Париже, последних представителей духовного и религиозного ренессанса начала ХХ века в Москве и Петербурге. Это был огромный труд, за участие в котором в России тогда могли попасть в тюрьму.

Третьей стороной деятельности было распространение в западном обществе – в христианских кругах, католических и протестантских, и даже шире – информации о том, что происходит в России с церковью, с верующими, которых преследуют. Это объединяло неравнодушных людей из разных юрисдикций здесь, на Западе. Были также благотворительные концерты наших церковных хоров, публичные доклады, во время которых собирали деньги для этой благотворительной деятельности.

Одним из заметных результатов этой работы стало успешное противодействие попытке закрыть Почаевскую лавру. Архиепископ Женевский Антоний (Бартошевич) (РПЦЗ) немало потрудился, чтобы обратить внимание европейской общественности на такую угрозу. В общей сложности, все русские церковные юрисдикции в эмиграции как-то принимали участие в этом деле. Митрополит Антоний (Блум) и архиепископ Василий (Кривошеин) (РПЦ МП) были достаточно сдержанными, но и они старались, хотя и «более подпольно», распространять верную информацию о том, что происходит в России.

Протоиерей Михаил Евдокимов

Не могли бы Вы рассказать о судьбе журнала SOP? Мы всегда ценили его способность откликаться на острые церковные и общественные вопросы, на вызовы времени...

Наш бюллетень был основан о. Михаилом Евдокимовым и Иваном Александровичем Чеканом почти сорок лет назад, в 1977 году. К сожалению, три года назад он закрылся за отсутствием средств, а более всего – человеческих сил. У меня есть полный комплект его номеров. И если внимательно просмотреть этот комплект, можно увидеть, что в течение всего периода жизни нашего издания мы освещали все значительные явления церковной и светской жизни, в том числе кризисы и проблемы. Свое мнение по этим вопросам высказывали известные православные богословы – о. Иоанн Мейендорф, о. Борис Бобринский, о. Николай Лосский, о. Кирилл Аргентис, епископ Стефан (Хараламбидис) (ныне митрополит в Эстонии), профессор Оливье Клеман, Никита Алексеевич Струве. Но со временем одни умерли, другие постарели.

И.А. Чекан

Сегодня трудно найти среди православных богословов на Западе людей, которые готовы были бы реагировать на злободневные церковные и общественные вопросы. И в этом вызов для нас.

Многие люди, когда пришлось закрыть наш бюллетень, говорили, что им очень жаль... Но для того, чтобы журнал продолжал выходить, мне надо было постоянно сидеть у себя в кабинете и каждый месяц писать 38 страниц: половина материалов – информация, другая – отредактированные интервью и статьи. При этом мы не писали о духовной жизни в египетских пустынях в IV веке, например, хотя и это тоже интересно и, несомненно, душеполезно. Но это не интересует широкого читателя: нашего современника волнует проблема ответа церкви на вызовы общественной жизни XX-XXI века. Толковых богословов, которые могут об этом говорить, практически не осталось. А ведь журнал надо каждый месяц действительно «родить», я же еще и профессор университета, у меня церковный приход, семья. Когда журнал закрывался, я был еще и членом епархиального совета, и те «неприятности», мягко говоря, которые тогда в 2000-е гг. (в разгаре судебного дела по владению Св.-Николаевским собором в Ницце) делали Экзархату некоторые «друзья» и «братья во Христе», отнимали так много времени и душевных сил, что я сказал: «Я больше не могу. Пусть кто-то другой продолжит».

Надо иметь в виду, что в Москве сегодня развивается разнообразная православная деятельность всякого толка, хорошо ли, худо ли – это другой вопрос. Но есть люди, и есть силы – человеческие и материальные. А мы здесь скорее в таком же положении, как те, кто занимался церковным самиздатом в Москве в 1960-х годах – кроме преследования, конечно, у нас полная свобода, но и без поддержки.

Есть еще один важный аспект, и я думаю, что в России происходит то же самое. В наши дни издавать регулярный бумажный бюллетень стоит больших денег. Появилась конкуренция с интернетом: все новости люди теперь смотрят в интернете, у газет есть свои сайты, да и просто-напросто люди общаются между собой в сети, есть многочисленные личные страницы, распространяющие информацию. Эта информация бывает и правильной, и неправильной, но люди все равно принимают ее как достоверную, поскольку «это написано». Так что уже не то чтобы больше не было надобности в «SOPе», но многие читатели перестали покупать бумажную версию, и конечно, это отражалось на материальном состоянии журнала. Мы могли бы, конечно, как-то измениться, но для этого нужны были новые люди, потому что «не вливают молодое вино в старые мехи». И мы не нашли тех, кто готов был бы продолжать это дело в новой форме.

Это действительно жаль, ведь та информация, которую давал наш бюллетень, была исключительна, это было церковное освещение событий во Франции, в Европе и во всем мире вообще. С критическим взглядом, но не пристрастным, не критиканским (в роде «у нас, у православных, все хорошо, это только у других все плохо»), а ответственным, нейтральным, и главное – воцерковленным.

Беседовала Ольга Залищанская

------------------

¹ Об И.А. Лаговском и о его канонизации рассказывается в материале «Память о нем сохранилась в Движении», «Кифа» №11(149), сентябрь 2012 года.

² Displaced Persons, сокр. DP. 

Кифа № 11 (213), сентябрь 2016 года