Всякий во имя Троицы крещеный есть христианин,
к какому бы он ни принадлежал исповеданию.
Истинная вера одна – Православная; но и все христианские верования –
по долготерпению Вседержителя – держатся...
Ученые богословы встречаются во всех христианских народах,
и благочестивые люди бывали и будут как в Греко-кафолической,
Православной Церкви, так и в Римско-католической.
Истинная веротерпимость не ожесточается средостением,
разделяющим христиан, а скорбит о заблуждающихся
и молится «о соединении всех».

Свт. Филарет Московский

Как обычно, в нашем январском номере мы возвращаемся к теме христианского единства. Это связано с тем, что 18–25 января в Северном полушарии в эти дни проходит неделя молитвы о христианском единстве (в Южном полушарии эта молитва совершается на Пятидесятницу). Обычно для этой молитвы христианские общины одного города собираются поочередно в одном из храмов.

К движению, возникшему более столетия назад среди западных христиан, для которых остро стоял вопрос разделения между католической и многочисленными протестантскими церквами, со временем присоединились православные разных стран. Первоначальный акцент на присоединении всех христиан к одной из конфессий (в начале XX века молитва мыслилась как прошение о возвращении христиан-некатоликов в католичество) к тому времени смягчился, и главным смыслом молитвы стало воспоминание о молитве Христа «Да будут все едино»¹.

С темой усилий на пути к единству связана и недавняя памятная дата: чуть больше месяца назад, в декабре, исполнилось пятьдесят лет со дня снятия анафем, наложенных взаимно друг на друга Римской и Константинопольской церквами в 1054 году. Сделано это было одновременно в Риме и Константинополе. Конечно, это не означало восстановления разрушенного единства, но стало важным шагом на пути диалога и примирения друг с другом. С текстом декларации о снятии анафем можно познакомиться на соседней странице. Снятию анафем предшествовала первая за многие столетия встреча Константинопольского патриарха и Римского папы – Афинагор I и Павел VI встретились в январе 1964 года в Иерусалиме².

Сегодня мы публикуем воспоминания и размышления священника Георгия Кочеткова, связанные с проблемой христианского единства, и беседу известного французского слависта, члена кальвинистской общины Жоржа Нива, представляющую собой живое свидетельство о том, как сосуществуют сегодня в Европе общины разных конфессий и деноминаций.

«Нам всем нужно идти не назад, а вперед и вверх»

Из беседы священника Георгия Кочеткова о христианском единстве

 

Приходя к вере, к Богу, я самими обстоятельствами своей жизни уже был вынужден как бы выбирать веру. Я был вынужден еще во второй половине 1960-х годов думать сначала о Боге, а потом и о культуре, а потом и о Церкви не книжным, не теоретическим, а сугубо практическим образом – потому что понимал, что надо начать ходить в какой-то храм постоянно. Поэтому еще в 10-м классе школы, в 1968 году, и чуть позже, учась в институте, я со своими друзьями ходил по принадлежащим разным конфессиям местам – всем, какие мы только могли найти. По очень важным для меня внутренним критериям я выбрал православие. Однако и после этого у меня сохранилось не просто уважение, но и огромный интерес и любовь, признание достоинства всех конфессий, и даже разных религий (что было тогда уж совсем не в моде). Поэтому, когда я уже стал понимать, что значит литургия, что значит церковная традиция, я не мог не обратить внимания на прошение анафоры о том, чтобы Господь и шатания языческие, и разделение церквей преодолел. Это воспринимается всяким православным человеком, который читает анафору литургии святого Василия Великого, как единственная норма. Мы верим в единую церковь, una sancta – это прежде всего. И было ясно, даже до каких-то особых разговоров с кем бы то ни было, что эта единая церковь не подчиняется лишь административным и даже лишь каноническим границам. Позже я прочитал богословские научные труды, аскетические, мистические труды святых, которые говорили об этом, которые указывали как раз на несовпадение внешней и внутренней истории церкви, ее внешних границ и внутренних.

Это не означало теорию ветвей. Теория ветвей себя может оправдывать только внутри протестантизма. Там действительно так построилась история. Не случайно эта теория, говорящая о том, что разные конфессии – это как бы лишь ветви одного древа церкви, родилась в протестантизме. Она не могла родиться ни в православии, ни в католичестве, потому что для кафолической традиции это было бы очень странно и даже неприемлемо. Святым отцам было свойственно иное: признание действия благодати в разных конфессиях.

Мы боремся с разделениями прежде всего внутри себя. Внутри каждого человека есть опасность какой-то потери единства духа и союза мира. И люди, соединяясь друг с другом, могут еще и разделяться. Зная, что всякий грех – именно грех, как сказано в Писании, – творит разделения, мы должны остерегаться этого греха. И, конечно, мы всегда вспоминаем Евангелие от Иоанна, где Господь молится о единстве Своих учеников: «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою... Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин 13:35, Ин 17:21). Это вещи, которые забыть, отодвинуть от себя не может никто. И нужно быть уже просто каким-то фарисеем, фундаменталистом, еретиком, чтобы отрицать это учение церкви, чтобы не чувствовать действия благодати за пределами канонических границ Православной церкви.

В отличие от нашего времени в 1970-е годы в Русской православной церкви проходили ежегодные дни молитвы о христианском единстве. В католической традиции сейчас для этого выделяется целая неделя, но тогда это был один день. И я помню, мне приходилось участвовать в этой молитве – совершенно случайно, я не искал этого, но так получилось. Позже я уже узнавал, когда это будет, и приходил в те храмы, православные и католические, где такая молитва звучала. Меня тогда немного удивляло, что это делается несколько прикровенно, как бы стыдливо. Потом я понял, почему это происходило, так же как и то, почему эта практика позже прекратилась. Это не плюс для нашей истории, это, скорее, следствие того попятного движения, которое обозначилось во внутренней жизни нашей церкви и нашего церковного народа тогда, когда в церковь в конце 1980-х годов и далее хлынуло множество непросвещенных людей. Наступила некоторая реакция; кто-то забыл, а многие и не знали о том, что вопрос христианского единства был по сути дела решен во времена ГУЛАГа, во времена особенно жестких, жесточайших гонений на церковь со стороны советской власти. Мне потом многие рассказывали о том, что в заключении, в лагерях страдания были таковы, что люди не спрашивали, кто к какой конфессии принадлежит.

Почти с начала своей духовной христианской жизни я был знаком с людьми, имевшими прямое отношение к мечевским кругам. И конечно же, вот эта традиция сопротивления злу и насилию, традиция открытости, в том числе межконфессиональной, передалась и из этого замечательного источника. Так что еще раз хочу сказать, что вопросы церкви, ее качества, и прежде всего качества единства в любви, в благодати, в вере, в надежде, в служении, в общении – эти вопросы встали сами собой. Просто иначе нельзя было стать христианином в советское время. Может быть, ктото становился по рождению, но таковые в то время, как правило, прятались и свою веру не проявляли. А проявляли те, кто приходил к вере сознательно, кто преодолевал все страхи и открывал для себя церковь.

Мы старались избегать обеих крайностей – как либерального, немного секулярного подхода (когда всякое духовное различие снимается, считается внутренним частным делом каждого, и объявляется, что все христиане просто в силу своего крещения и своей веры во Христа принадлежат к единой святой церкви Христовой), так и другой крайности – конфессионализма и фарисейства (когда люди думают, что только их конфессия спасительна, а все остальные не спасаются, или только так, в потенции что-то содержат, но это потенция откроется лишь тогда, когда люди примут православие, или уж по какому-то особому милосердию Божьему).

Конечно, к явлениям христианского общения надо подходить дифференцированно, потому что христианское единство должно быть действительно единством духа, единством веры, а не просто вероучения, единством любви, доверия, жизни, и даже молитвы. И это вполне возможно, при всех особенностях тех или иных конфессий. Я, конечно, исключаю крайние конфессии, которые действительно являются еретическими (иеговистов, мормонов, Армию спасения, Церковь объединения, унитариев у пятидесятников или баптистов и т. д.) и о которых мы сейчас, наверное, и не говорим. Есть действительно уклонение, связанное с верой, связанное с самим качеством веры, и конечно, по отношению к таким уклонениям мы должны помнить церковный канон, говорящий нам о том, что молиться вместе с еретиками нельзя. Если человек не признает Иисуса Христа Сыном Человеческим или Сыном Божьим, или отрицает тринитарное учение, или учение о церкви в своих основах, с таким человеком вместе нам молиться Христу не получится. Мы можем делать вместе много хорошего в области милосердия, благотворительности ит. д., какого-то социального действия, или просто общечеловеческой социальной солидарности, как с людьми доброй воли, но мы не можем с ними вместе обращаться к нашему Богу, единому в трех лицах. При этом мы хорошо знаем, что назвать католиков или традиционных протестантов еретиками вот в том, изначальном смысле трудно. К ним – при всех наших разногласиях, действительно существующих в разных областях, – не относится канон о том, что молиться с еретиками нельзя. Вот это очень важно. Здесь очень много недоразумений, очень много неправильных толкований канонов, которые для многих людей являются главным препятствием для общехристианского общения, для совместного продвижения вперед на христианском жизненном пути.

Здесь невозможно и не нужно все перекладывать на иерархию, на официальные взаимоотношения, официальные диалоги, богословские соглашения. Я помню богослужения отца Тавриона, великого святого старца нашей церкви, к сожалению, до сих пор формально еще не канонизированного, может быть, именно потому, что он был великим святым. Он, будучи очень простым человеком, не окончившим никаких высших духовных учебных заведений, но прошедший столько мук и страданий в ГУЛАГе, до конца своей жизни выстраивал отношения любви и между православными верующими, которые во множестве приезжали к нему в монастырь в последние годы его жизни в Латвии, в Преображенской пустыньке под Елгавой, и с неправославными христианами. И не случайно у него в храме стояла католическая статуя Иисуса с горящим сердцем. Он при этом никогда не злоупотреблял ничем и не пропагандировал никаких экуменических идей. Однако он вмещал в себя все подлинное, что находил у христиан других конфессий. Так же как всегда был рад поделиться с ними богатствами жизни нашей церкви. И он был не единственным «конфессионально открытым» человеком в те годы. Когда во второй половине 1970-х годов некоторые молодые верующие христиане, убежденные баптисты, стали интересоваться православием и часть из них даже решили полностью присоединиться к Православной церкви, отец Всеволод Шпиллер четко сказал, что не надо их перекрещивать, а нужно лишь миропомазание. Он понимал, что их крещение есть истинное таинство, благодатное таинство крещения. Когда некоторые из них перешли в Православие, а некоторые не перешли, но мы общались, встречались, свидетельствовали друг другу о своем опыте, отец Всеволод широко открыл им двери своего храма. Он сказал: приходите ко мне в храм и, если желаете, пожалуйста, совершайте общую молитву. Мы ни разу этого не делали просто потому, что так сложились обстоятельства. Но такое благословение было. И еще: я спрашивал, а можно ли за таких христиан молиться на литургии, за проскомидией, вынимать частицы, писать записку. Он говорит: вообще это не очень принято, но я Вам благословляю. И это благословение отца Всеволода я, конечно, помню все эти годы и десятилетия своей жизни.

Сейчас агрессия зла в мире по сути дела ничуть не меньше, чем она была в ужасном, страшном XX веке. И надо бороться с ней теми же самыми средствами – умножением любви, веры, доверия. Ничего другого никогда не будет, только это является единственным реальным путем единения, потому что люди объединяются в любви и в открытости сердец. В вере и доверии они могут быть едины, в надежде, в духовной свободе, в явлении божественного Света. Так что если бы церкви немного повысили градус своей духовной жизни, тогда бы эти вопросы решались. Нужно просто очень страдать от отсутствия полноты единства христиан, как и вообще всякой полноты церковной жизни, не только межконфессиональной. Часто говорят, что мы должны вернуться к единой неразделенной церкви. Но такое возвращение невозможно. Нам всем нужно идти не назад, а вперед и вверх!

Фото Евгения Фоминых

--------------

¹ Подробнее об истории Недели молитв о христианском единстве можно прочитать в посвященных этой практике материалах «Журнала Московской патриархии» № 2 за 1961г. и № 5 за 1981 г.

² В воспоминание об этом в 2014 году в Иерусалиме произошла встреча Константинопольского патриарха Варфоломея, Иерусалимского патриарха Феофила и Римского папы Франциска. Иерархи, встретившиеся в храме Воскресения, у Гроба Господня, прочитали вместе «Отче наш» и зашли в Кувуклию для безмолвной молитвы. Подробнее об этом можно прочитать в материале портала «Православие и мир» «Пятьдесят лет спустя».

Кифа № 1 (203), январь 2016 года