Цвет граната

Путешествие в Армению

Молитвословие гор

Я была далеко не первым человеком, родившимся на восточно-европейской равнине, воображение которого потрясли горы. На Лермонтова, Толстого, будущего отца Сергия Булгакова и многих других великих и невеликих россиян первая встреча с горами произвела не только сильное, но и по-настоящему религиозное впечатление. Для человека, привыкшего к бескрайним русским просторам, эти взметнувшиеся к небу складки земли были наглядным подтверждением мысли псалма: всё творение да хвалит Господа. С.Н. Булгаков, впервые увидев горы, пережил возвращение веры, потерянной им в годы семинарской юности. В «Зовах и встречах» он вспоминал: «И, вперяя жадные взоры в открывавшиеся горы, впивая в себя свет и воздух, внимал я откровению природы. Душа давно привыкла с тупою, молчаливою болью в природе видеть лишь мертвую пустыню под покрывалом красоты, как под обманчивой маской... И вдруг в тот час заволновалась, задрожала душа: а если есть... если не пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий Отец, Его риза, Его любовь...»

Видимо, неслучайно народ, живший на земле Армении, принял христианство одним из первых, в конце III века. С 301 г. христианство стало государственной религией Великой Армении. Союз с государством оказался благоприятным не столько для христианства, сколько для христианской культуры – по всей Армении начали возводить прекрасные храмы, с удивительной тонкостью вписывая их в горный ландшафт страны. Строители монастырей Гегард, Агарцин, Гошаванк не претендовали на то, чтобы подчинить своему замыслу окружающее пространство, но умели найти в нем ту единственную точку, в которой возводимое им строение звучало как завершающий «аминь» в молитвословии гор.

Встреча с архиепископом Паргевом (Мартиросяном)

В монастырях жили монахи, посвящавшие свою жизнь молитве и книжному делу. В 405 г. армянский епископ Месроп Маштоц изобрел алфавит, была переведена Библия, и армяне стали еще одним «народом Книги». В одном из древних храмов нам показали тайный лаз, идущий внутри стены на высоте трех метров, в который в случае нападения врагов можно было спрятать монастырскую библиотеку и ее хранителя. Ныне коллекция древних армянских рукописей, реквизированная советской властью в 1920 г. из Эчмиадзинского монастыря, хранится в Ереване, в музее-хранилище Матенадаран. Самая древняя книга этой коллекции датируется VII веком – на ней приносят клятву президенты Армении. Экскурсоводы передают народные легенды о чудотворных рукописях, на месте захоронения которых начинают бить целебные родники (истории, внушившие мне дерзновенный замысел зарыть где-нибудь в центре обезумевшего мегаполиса пару томов «Войны и мира»). Древняя армянская культура почти не знала изобразительного искусства, зато книги писались, переписывались, украшались тончайшими книжными миниатюрами. В книгу нужно было войти как в храм, миновав нарисованный портик и притвор, строгие фигуры евангелистов, строй ангелов и череду чудного зверья, сторожащего сокровища языка, знания, веры.

«Люди, которые гремят ключами языка»

В мае 1930 года в Армению приехали Осип и Надежда Мандельштам. Это было бегство из безнадежного тупика, от нарастающей травли и пристального интереса органов: «Мучили с делом, 5 раз вызывали. Трое разных. Подолгу: 3-4 часа <...> Вопрос: не работал ли в белых газетах? Что делал в Феодосии? <...> особенно период у белых...» Из советского мира, где для него «отравлен хлеб, и воздух выпит...», Мандельштам бежал в страну, где «люди гремят ключами языка», где можно было прикоснуться к истокам языка, цвета, мира. Он с наслаждением пробовал на язык армянские слова «глух», «гьюх», «джур»¹, чтобы самим движением губ и языка уловить их древность, узнать о себе и о человеческом роде нечто, что восходит, как минимум, ко временам библейского Ноя, причалившего на своем ковчеге не где-нибудь, а в Армении, у горы Арарат. «Все мы, – писал Мандельштам в своем "Путешествии в Армению", – сами о том не подозревая, являемся носителями громадного эмбриологического опыта: ведь процесс узнавания, увенчанный победой усилия памяти, удивительно схож с феноменом роста. И здесь и там – росток, зачаток и – черточка лица или полухарактера, полузвук, окончание имени, что-то губное или небное, сладкая горошина на языке, – развивается не из себя, но лишь отвечает на приглашение, лишь вытягивается, оправдывая ожидание».

Нечто библейское, безусловно, осталось в этой стране и поныне (хотя Арарат волею исторических судеб оказался на территории Турции). Архиепископ Паргев Мартиросян, духовный лидер Арцаха (Нагорного Карабаха), рассказал нам о том, что у жителей этого края до сих пор сохранился обычай приносить в жертву Единому Богу лучших животных, совсем как во времена патриарха Авраама. В ответ на наше недоумение епископ Паргев заверил нас, что такие жертвы не только предусмотрены церковными канонами, но и приносят несомненную духовную пользу.

Во время армяно-азербайджанского конфликта епископ Паргев накладывал интердикт на армянских солдат за нехристианское отношение к пленным. Сам же он пришел к вере в советские времена через Гегеля и Михаила Булгакова и по сей день остается горячим апологетом светской культуры: «Светская культура – это культура народа, культура общества, культура людей. Я могу такой простой пример привести. Если бы не было Моцарта, скажем, не было бы Шаляпина, не было бы Пушкина – мы бы, наверное, намного беднее стали. Когда вы говорите о светской культуре, я имею в виду добрую, богатую, настоящую, истинную культуру. Если мы об этой культуре говорим, то она необходима. И потом, обратите внимание на слово "культура". Очень интересная трактовка: культ-ура, культ-ара. Ара – это Бог по-армянски. Кюльт-ура, кюльт-ара. Вообще само понятие культура – это было почитание божества в древности, через что, надо полагать, происходили все виды искусства. Поэтому светская культура - это достояние всего нашего человечества. А все таланты и дары даются человеку от Бога».

К трагедии дара, не получившего возможности раскрыться в истории, не обретшего и своего небесного отечества, нам тоже довелось прикоснуться в Армении. В Ереване находится единственный в мире музей Сергея Параджанова. Все свое художественное наследие знаменитый кинорежиссер завещал родине своих предков. Здесь хранятся его личные вещи, многочисленные коллажи, инсталляции, рисунки, в том числе, так называемые «марки с зоны», выполненные шариковой ручкой на этикетках от спичечных коробков. Все это наследие, собранное на двух этажах небольшого дома, поражает неуемностью творческой энергии, пробивающей себе дорогу в любых формах. Когда возможности снимать кино оказываются закрыты, появляются коллажи – странные работы, вбирающие в себя любой хлам мира, привлекающие буйством красок и форм, но пугающие своей тотальной нецелостностью. Конечно, бросилось в глаза, что иконы попадают в эти коллажи только как элементы ироничного остранения². Без непреложной вертикали яркий и самобытный талант, попавший в клетку советского ада, не смог собрать осколки рухнувшего мира.

«Жить так, чтобы нация менялась»

Первое впечатление от Армении – автобус, везущий нас из аэропорта в Ереван: над головой водителя не просто икона, а икона с зажженной лампадой; в салоне запах ладана. В храмах, особенно в праздничные дни, толпы людей. Епископы заверяют нас, что христианин и армянин – слова-синонимы. В монастырях нас неизменно встречают радушные монахи, которые, заслышав наше пение, спешат исполнить для паломников песнопение на древнеармянском языке.

Встреча с членами братства «церковнолюбов

Христианство, по мнению самих армян, стало цветом их кожи. Удивительно было в этой бедной, почти нищей стране встречать повсюду человеческую доброжелательность, улыбчивость, открытость, столь знакомые по европейским странам, но никак не обусловленные здесь комфортными условиями жизни.

В маленьком бедном дворике на окраине Еревана мы встречались с братством Гамлета Закаряна. Если дословно перевести название братства, получится братство «церковнолюбов», или – ревнителей церкви. Простые разговоры, простая еда, простые люди... и у всех твердое сознание того, что христианство – это серьезно, это то, что меняет жизнь. Они проповедуют, строят дома тем, кто остался без крова, учат христианской вере детей. За всей этой скромной, будничной работой – уверенность: надо жить так, чтоб нация менялась. Может быть, это покажется неожиданным, но из Армении мы привезли мысль о братствекак союзе любви, который мог бы стать и в нашей стране объединением добрых сил в деле мирного созидания.

Юлия Балакшина

Фото Андрей Васенев, Марина Наумова

-------------------------------------

¹ Голова, деревня, вода (арм.).

² Остранение - термин, введенный русскими формалистами. В. Шкловский в ст. «Искусство как прием» (сб. «Поэтика», П., 1919) так определяет «прием остранения»: «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание видения его, а не узнавания». Это особое восприятие создается «затруднением формы» художественного произведения, например, тем, что вещь не называется своим именем, но описывается как в первый раз виденная; в качестве примера остранения Шкловский приводит описание оперы из «Войны и мира». - Ред.