Вы приехали домой Интервью с епископом Бачским Иринеем В начале августа группа молодежного «Круга» (Преображенское содружество малых православных братств) совершала паломничество по маршруту Белград - Раваница - Нови-Сад. В Нови-Саде паломники встретились с деканом богословского факультета Белградского университета, епископом Бачским Иринеем (Буловичем). * * *  Встреча группы молодежного «Круга» с епископом Иринеем. Фото Александры Панкратовой
- Владыка, мы очень благодарны Вам. В Сербии нас везде встречают очень гостеприимно, и мы действительно приехали в Бачскую епархию как к себе домой. Епископ Ириней: Если разрешите, я исправлю: не «как к себе домой». Вы приехали домой. Я бываю иногда в России, и тоже всюду и всегда ощущал, что я дома. И не только потому, что есть исторически ясные связи между нами, но и из-за радушного отношения всех людей, которых я встречал - от архиереев до прохожих. Здесь мы все непосредственно связаны с русскими. У нас, как вам известно, было много беженцев после Октября. В епископском доме, где я живу, часовня сделана в русском стиле русскими эмигрантами. А меня самого крестил владыка Василий (Родзянко). - Вы не могли бы немного рассказать о Ваших учителях, о Ваших наставниках? Епископ Ириней: Когда я был молодым студентом богословия - уже давно это было - недалеко от Белграда проживал отец Иустин (Попович). Он не был в прямом смысле слова заключенным, но и не мог свободно передвигаться. У нас тогда тоже был коммунизм, может быть, помягче, чем советский, и, может быть, не всегда такие суровые гонения на церковь, как у вас бывало, но нажим и пропаганда у нас в то время были тоже. У него не было какого-то выдающегося поста в Церкви. Проживал он в маленьком женском монастыре. Ну, а там, конечно, молился, служил, писал. У него была хорошая богословская библиотека, и его друзья - и греки, и с Запада - присылали ему разные новые книги, чтобы он был в курсе дела не только в духовном смысле, но и в том, что касается литературы. Когда я был студентом, я уже начал размышлять о монашестве, но без какого-то окончательного решения. И один монах, который тоже изучал в то время богословие и который знал отца Иустина, помог мне и некоторым другим молодым студентам познакомиться с ним. (В монастыре была обстановка относительного недоверия к самозваным посетителям: может быть, это какие-то провокаторы, Бог знает. А по рекомендации известного духовника все-таки можно было познакомиться и разговаривать.) Первым потрясающим впечатлением на души всех нас, молодых студентов, было богослужение старца Иустина. Он служил так преданно и очень часто со слезами, но, конечно, без всякой позы, без той фальши, которая иногда есть у детей. Он старался прикрывать свое глубокое участие и служить так просто, как все, не хотел быть каким-то исключением. Но было видно, что это как-то по-другому. Он всем своим существом так служил, что не только то, что он приносил как евхаристические дары и молитвы, но и сам он был тоже жертвой живой Живому Богу. Конечно, мы уже читали его сочинения: довоенные можно было достать в нашей библиотеке на факультете, а послевоенные он печатал исключительно в Германии в каких-то издательствах наших эмигрантов, которые после Второй мировой войны нашли себе там приют. Так что иногда получалось и их достать, хотя было непросто найти такие книги. Тогда государственные власти считали это каким-то вражеским актом, и это считалось штрафным делом. Но можно было достать, много людей ехало туда-сюда. И книги были доступны. Так что после этих книг, когда мы с ним разговаривали на разные темы духовной жизни, богословия, он являлся живой энциклопедией, но без какого бы то ни было натянутого и учительного тона, хотя он и был профессором всю жизнь до периода после войны, и отвечал так мудро и верно! И Священное писание он, конечно, знал очень хорошо. Потом, уже позже, я видел его экземпляр Священного писания, где все было подчеркнуто по страничкам, и своей рукой он там указывал на какие-то важные места. И было видно, что он много читал, ежедневно читал Слово Божие. Потом уже, когда я сам прибавился к числу духовных детей отца Иустина, он дал нам такой отеческий совет: наряду с молитвенным правилом ежедневно, систематически читать Священное писание: и Ветхий завет, и Новый Завет. И он дал нам свое какое-то правило, которое, кажется, у каких-то русских монахов где-то видел.  Преп. Иустин Челийский (Попович), богослов, философ, автор используемого Сербской церковью перевода литургии свт. Иоанна Златоуста с церковнославянского на сербский. Фото с сайта razbointrucuvant.ro
Мне он сказал: «Вам нужно серьезно заниматься богословием, знать тоже и западные языки и западную литературу, но по-настоящему учиться у них нечему». Он сказал, что изучать настоящее богословие надо только пользуясь отцами Церкви. И предание Церкви, как источник, читать и развивать. А для этого нужен греческий язык - не только сегодняшний, но и древний. Я имел счастье уже с юности, учась здесь в гимназии недалеко от Нови-Сада, благодаря одной профессорше, изучать древнегреческий язык. А потом на факультете продолжал это изучение и в Греции, и на Афоне. Я остался там надолго, на десять лет. Когда наша церковь сталкивалась с теми или иными проблемами, когда возникали очень тонкие и сложные вопросы, посылали обычно двух членов синода, чтобы узнать его позицию. Отец Иустин был авторитетом для всех, и большинство архиереев были когда-то его студентами до войны, так что они знали его и лично уважали и любили. Основные пункты своих взглядов и позиций он нам иногда рассказывал. Однажды он нам сказал: «Вы новые люди, люди нового времени. То, что меня держит здесь, в этом состоянии, в этом маленьком монастыре, это вас не обязывает. Вы должны быть в распоряжении церкви там, где ей нужно. Вы должны пойти к патриарху и сказать: "Вот, мы кончили свои занятия и здесь, и за границей, и ждем Вашего благословения на то, что можем делать в нашей церкви"». И мы так и сделали. Патриарх благословил большинство из нас быть преподавателями. Так что я до сих пор остаюсь на нашем богословском факультете. Когда я был в Греции, то время от времени возвращался в Сербию, и каждый раз приезжал к отцу Иустину исповедоваться. Он упокоился в 1978 году. Я еще тогда был в Греции, но для погребения приехал сюда, а потом проживал в Греции еще некоторое время. Там я уже раньше знал старца Порфирия, афонского монаха. Он с детства был на Афоне, в его самой суровой области. Но будучи молодым, заболел там, с одной стороны, из-за подвига, с другой стороны, как-то так простудился страшно, что потом остались последствия. И ему сказали старцы, что он должен проживать вне Афона (где тогда не было врачей) и только время от времени приезжать туда. Он ушел из своей обители и жил в Афинах, служа духовником в одной больнице в центре Афин. Для него уже было все равно, в пустыне Афона или в центре Афин, он уже жил в другой сфере, ему это не мешало. Он уже имел непрестанную молитву и разные дарования Духа Святого, но, конечно, прикрывал все это от людей, жил просто и незаметно, как обычный старик-иеромонах. Но чтобы жить по-своему, по-монашески, он не хотел жить все время в городе. И вне города он нашел маленькую келью, церковку, метох по-нашему, как бы подворье какого-то монастыря. И получил разрешение там жить и жил сам там и молился, а по воскресеньям, по праздникам бывал в этой больнице, когда его служение было там необходимо. Так как его здоровье окончательно пошатнулось, в конце своих лет он уже не мог служить, только присутствовал на литургии и причащался. И много людей принимал в последние годы. Его друзья и духовные дети (я знал некоторых из них) сказали мне: «Ты здесь изучаешь богословие, и у тебя нет постоянной обязанности служить в каком-то приходе или монастыре. Может быть, поможешь служить там? Старец уже не может». Я принял это предложение, и потом семь лет подряд там служил, и часто, насколько возможно было, со старцем. И при кончине старца Иустина я попросил его принять попечение о моей душе. И так до его кончины и осталось. Несмотря на то, что он не имел формального богословского образования, он, конечно, очень много читал. И он имел благодатное богословское познание не из книг, которое иногда есть у таких подвижников. Так что многие из моих друзей-профессоров тоже по разным тонким богословским вопросам искали у него совета. - Мы были в Белграде и в Раванице и заметили очень многие вещи, связанные с литургическим возрождением. Литургия служится на понятном языке, открыты Царские врата, молитвы читаются гласно. Для нашего Преображенского братства, в котором мы все состоим (там не только молодежь, но и взрослые люди, и люди, которые в советское время веру свою исповедовали), важно литургическое возрождение. Но что должно быть еще кроме литургии? Вот мать Мария (Скобцова) писала, что должна быть «литургия после литургии»... Епископ Ириней: Возможно даже расширить: до литургии и после литургии. Литургия - это не часть, это целое нашей жизни. Вся наша жизнь должна вливаться в нее и истекать из нее. Все, что в церкви есть, имеет смысл только если это может превратиться в наши литургические дары. Не только хлеб и вино, которые выражают символически полноту нашего бытия и нашей жизни. Мы приносим как свое воздаяние за дар любви Божьей, Его воскресения «сами себя и друг друга и весь живот наш». В этом смысл этого приношения хлеба и вина, потому что это самое существенное для выживания человека. Человек питается хлебом. Без хлеба как? Он является символом всей пищи, всего того, чем мы живем - и материально, и духовно. Потому что хлеб имеет и духовное значение. И когда мы просим в молитвах «хлеб наш насущный» - мы просим, прежде всего, духовный хлеб, а потом уже все, что нужно для земной жизни. И это едино для человека. Тут то, что Бог дает, Его дар. Тут и наш труд тоже. Чтобы принести в дар хлеб, нужно его вырастить из пшеницы или из какой-то другой злаковой культуры. Так же и вино. От виноградника до вина - дорога. Так что мы, слава Богу, не только принимаем Его дар, мы Его таланты, то, что Он нам дал, умножаем, как в Евангельской повести. Всякий талант мы должны вернуть - десять, а не пять. В этом смысле мы не можем рассчитываться частью нашей жизни, но содержанием всей нашей жизни. Конечно, самое главное - это Литургия в самом непосредственном смысле этого слова, то, что мы служим в храме. В ней мы получаем силы для общения в нашей жизни как в литургической жизни, как в приношении себя в жертву живую и благоприятную Богу. Может быть, вас смущают некоторые острые формулировки владыки Игнатия и владыки Пергамского Иоанна (Зизиулуса)? Иногда их надо понимать в более широком контексте. - Просто возникает вопрос, как не стать «воскресными христианами», которые приходят только в воскресенье наполнить жизнь. Известно, что Серафим Саровский перед смертью благословил двух помещиц жить и собирать монастырь в миру. И появилось такое движение «беседники», у которых были старцы. «Беседники» жили целыми поселениями. Они не убегали из мира в монастырь, они жили в миру, но очень аскетически. Они встречались и обсуждали Евангелие, вели беседы (отсюда и название этого движения). И, может быть, такая форма общинной жизни - это возможность воплотить Литургию в жизни. Потому что человек работает, занимается собой, своей семьей, а вот послужить церкви у него уже «не хватает сил»... Владыка, подскажите, как молодежь может служить в церкви, не только занимаясь своей семьей? Мы видим, что в церкви есть очень много сложностей и проблем, но не многие смогут стать епископами. А лаики могут что-то? Епископ Ириней: Могут много. Потому что в церкви все подразделения на лаиков и клириков являются очень условными, относительными. В первом послании к Коринфянам апостол Павел говорит о харизмах, дарованиях Святого Духа. Дух, как он говорит, разделяет, как Он хочет - каждому по его вере и возможностям, по дарованиям и т.д. И все эти дарования являются не, так сказать, частным достоинством или награждением для какого-то индивидуального, частного подвига, а все эти дарования всегда являются церковными, значит, даны на созидание церкви. Они всегда носят соборный характер. Личностные - потому что всегда конкретные носители, всегда какой-то человек, христианин, личность. Но личное всегда соборно. И в этом смысле надо понимать выражение общего царственного священства в Церкви. Все и вся в каком-то широком смысле являются священниками. И мужчины, и женщины - члены церкви. Несмотря на это, скажем, специфическое служение священнослужителей - это особый дар. Но он тоже не вне целого всех дарований Духа Святого. Так что надо считать себя ответственными - конечно, в духе послушания и смирения, в стремлении взять на благое дело благословение, а не в гордыне или высокомерии.  Фото Ксении Тихомировой
Вопросы задавал Сергей Бурлака КИФА №11(133) сентябрь 2011 года |
