Cтанет ли вновь христианской постсекулярная культура «Кифа»: Как Вы считаете, какие цели и задачи преследует договор сотрудничества между РХГА и Свято-Филаретовским институтом и в чем это сотрудничество может и должно выражаться? Дмитрий Константинович Бурлака, ректор Русской христианской гуманитарной академии Д.К. Бурлака, ректор Русской христианской гуманитарной академии: Оно уже выражается в обмене преподавателями, который можно и нужно расширять. Научные, издательские контакты тоже возможны. Но я бы хотел сказать о сотрудничестве в более широком культурологическом и даже философском ключе. Ведь договор не является самоцелью, он лишь фиксирует некоторый уровень близости или, наоборот, отдаленности. В целом, когда какие-то учреждения, действующие в области образования, в области культуры, заключают договор, как правило, его бизнес-составляющая - не самая значительная. Гораздо важнее контакты. Появление такого договора, как у нашего вуза со Свято-Филаретовским институтом, закрепляет определенную традицию. У нас есть договор с Санкт-Петербургской православной духовной академией, которая является нашим учредителем, есть договор с Общецерковной аспирантурой и докторантурой имени Свв. Кирилла и Мефодия. И мне представляется очень важным, чтобы возникали договоры между структурами, подобными СФИ и РХГА, поскольку мы сейчас находимся в пространстве культуры, христианской по своим корням, но по своим «вершкам», скорее всего, уже постсекулярной или постатеистической. И большой вопрос, станет ли вновь эта постсекулярная культура православно-христианской, или в ней будут доминировать другие ценности, а может быть и другие религиозные традиции. Поэтому задача институтов, подобных нашим, действующих снизу, созданных самими мирянами, - укреплять многообразные взаимно скрепляющие связи, как об этом пишет ап. Павел в Послании к ефесянам (Еф 4:16). Договоры лишь указывают, в каком направлении надо бы это сделать. Поскольку люди иногда ошибаются, надо фиксировать какие-то вещи: «мы договорились вот об этом, давайте двигаться в этом направлении». Договор несамодостаточен, и дело в том, чтобы пространство постсекулярной (все-таки я скажу не постхристианской) культуры наполнялось христианским смыслом. Александр Михайлович Копировский, ученый секретарь Свято-Филаретовского института А.М. Копировский, ученый секретарь Свято-Филаретовского института: Да, это действительно важно, потому что сейчас есть большое искушение: получив свободу, замкнуться в себе и тихо существовать по принципу «только бы нас никто не трогал»... Но тогда, с одной стороны, не будет свидетельства о Христе, а с другой стороны - можно очень быстро «высохнуть». Надо видеть вызовы времени и реагировать на окружающее, которое отнюдь не только негативно, ведь оно произрастает из древа когда-то христианского общества. Другое дело, что, найдя лучшее в прошлом, к нему обязательно нужно прибавить что-то современное. Ведь сейчас даже возрождение всего лучшего, что было в прошлом, не даст еще перспектив для современности, может оказаться (и чаще всего, оказывается) всего лишь стилизацией. Оба наших вуза опираются на старую традицию, в то же время они новые, новые по типу. Мне трудно представить себе полную аналогию СФИ или РХГА не только в древности, но и в начале ХХ века. «Кифа»: А чей опыт был для вас основным в создании ваших вузов, на что вы опирались? ДКБ: Сейчас это можно сказать, наверное, только ретроспективно. В самом начале мы не опирались ни на чей опыт, а просто действовали «от избытка сердца». Ближайшим же аналогом РХГА в силу её гуманитарности можно считать Бестужевские курсы - мы, к слову, начинали именно как курсы - Высшие гуманитарные курсы.Потом из них вырос Русский христианский гуманитарный институт. К 20-летию вуза в 2009 году я написал для «Вестника РХГА» статью «ХХ лет по русскому пути», в которой отражены основные этапы нашего развития. С ней можно познакомиться на сайте академии www.rhga.ru. Если смотреть еще дальше - это Славяно-греко-латинская академия. Следующее более широкое кольцо культурных влияний - Византия; первый университет был создан именно там и оказался едва ли не последним. Все-таки Византия связывается в нашем мышлении с патристическим периодом, а схоластики, то есть школы, она не порождает. Поэтому, если мы посмотрим на более широкий круг, выходящий за рамки этого православного ареала, это схоластика. В особенности вторая схоластика, я имею в виду образовательную систему иезуитов, которая была лучшей для своего времени в Европе. В целом надо честно признать, что российский опыт не дает нам много аналогов. Может быть, это было одной из причин того, что революция в России имела такой катастрофический характер. АМК: Что касается нашего института, то мы работаем давно - с 1988 года. Основатель и ректор СФИ, свящ. Георгий Кочетков, уже тогда сказал: надо создавать не богословские курсы, а именно институт, но исходить из наших реальных возможностей. Поэтому тогда он был единственным преподавателем, но студенты к нему обращались еще и как к тьютору. Он не читал лекции, но рекомендовал литературу. Это были не отдельные статьи, а ключевые солидные монографии, содержание которых студент с ним проговаривал. В каком-то смысле это был восходящий к аристотелевской традиции перипатетический подход: не единственная встреча студента с преподавателем на зачете (что почти всегда бывает при заочном обучении), а многократное общение с тьютором, чтобы все прочитанное хорошо усвоить. С другой стороны, нас очень вдохновляла традиция русского религиозного возрождения, в частности, парижского Свято-Сергиевского института. С тех пор многое изменилось, но главная тенденция - что верующие люди должны иметь серьезное образование независимо от рода их внешней деятельности - осталась неизменной. ДКБ: Я думаю, что близость наших институтов заключается еще и в том, что традиция русской религиозной философии фактически в каком-то смысле является методологией построения образовательного процесса. Да, можно считать, что у всех были какие-то заблуждения - и у Владимира Соловьева, и у о. Сергия Булгакова - но важен сам импульс, который они дали, стремясь говорить о христианстве, о вечных истинах в категориях, которые выработала мысль к тому времени: категории развития, категории процесса, категории взаимодействия... Я думаю, что без такого интеллектуального опыта мы будем обречены на создание музеев, неких «лавок древностей». Поэтому, конечно, понимая, что у каждого выдающегося мыслителя могут быть свои заблуждения, тем не менее, надо признать: пока что ничего лучшего, чем эта традиция, у нас, русских, попросту нет. На какой другой контент нам опираться? В целом, конечно, на отцов Церкви, но ведь нельзя не учитывать, что после их эпохи прошла тысяча лет и философский, гуманитарный контекст теперь совсем другой. Даже неопатристика, о которой сейчас так много пишут, возникла как реакция на русскую религиозную философию. Вне этого её даже невозможно понять, она в каком-то смысле задействует интуиции русского религиозного возрождения, просто дает им другую интерпретацию, и мы получаем новую рецепцию. Конечно, и этих авторов надо исследовать, но в каком-то смысле они являются открытыми к будущему - и Флоровский, и Лосский... АМК: Как и те, кто были до них, их великие предшественники, такие как Бердяев - те, с кем неопатристы спорили. Они, конечно, смотрят значительно дальше, чем их последователи. ДКБ: Мне хотелось бы вернуться к Вашей мысли об опасности стремления самозамкнуться, обособиться. Это действительно актуально для православной культуры. Такое «подвальное», катакомбное сознание присуще, не будем скрывать, именно православным христианам в большей степени, чем протестантам или католикам, которые более ориентированы на социально-культурное делание. С одной стороны, это, может быть, и неплохо, здесь сохраняется, «не выносится на свет» традиция - так корни не обнажишь, ведь они могут засохнуть. С другой стороны, одни корни сами по себе - это еще не дерево. Здесь, конечно, нужен баланс. Психология катакомбного человека, возможно, оправданная в годы давления на церковь, когда речь шла о том, чтобы просто выжить, ныне, в ситуации информационного общества, глобализационных процессов обречет нас на маргинальность. Православной церкви как никакой другой есть что сказать миру. Другой вопрос - как найти адекватный язык. Я думаю, что это и вопрос о миссии в учебном заведении: христианская интеллигенция не растет, как грибы после дождя, ее надо культивировать. Она в каком-то смысле должна сама себя культивировать. АМК: В начале 1980-х годов, задолго до процессов, приведших к освобождению церкви, о. Георгий, наш ректор, и я получили возможность довольно долго побеседовать с грузинским патриархом Илией. И он спросил нас: к кому сейчас должна обращаться церковь в первую очередь - к простому народу или к интеллигенции? Мы с отцом Георгием, не сговариваясь, ответили: конечно, к интеллигенции! И патриарх Илия ответил: «Правильно, интеллигенция это заварила, пусть она это и расхлебывает...» Христианской интеллигенции нужно не только кого-то вдохновить, научить, облагородить, но и искупить свои старые грехи. ДКБ: Мы часто под интеллигенцией понимаем ту прослойку, которую породили петровские реформы, но это отчасти специфика России. В принципе же интеллигенция - это продукт развития христианской культуры. Другое дело, что не только при Петре, но вообще в эпоху Просвещения она секуляризировалась, причем секуляризировалась в силу своего ума быстрее, чем это было в «традиционных» слоях. А сейчас уже традиционные слои общества секуляризированы, и надо с ними что-то делать. Сами по себе они не вернутся к христианской культуре, процесс необратим, наоборот, скорее всего их внимание привлекут транслируемые через Интернет и средства массовой информации предложения от различного рода новых идолов... АМК: Это во многом так. А, кроме того, нужно различать Христа и христианскую культуру, потому что христианская культура уже в каком-то смысле автономизировалась. И надо вновь обращаться ко всей культуре во всей ее глубине и делать ее христианской. Нам нечего предложить людям, кроме Христа. А Христос поможет одухотворить даже то, что есть сейчас, то, что отделилось и от Церкви, и от Него Самого. Наша надежда основывается на том, что мы не строим некое здание (которое всегда почему-то оказывается похожим на Вавилонскую башню), а стараемся внести в то, что есть, дух и смысл. И это уже не задача сочетания светского и духовного образования, это создание какого-то нового образования.
Профессор Ф.Н. Козырев представил в СФИ свой курс лекций по религиозной педагогике С 8 по 11 июня на факультете религиоведения Свято-Филаретовского института курс религиозной педагогики читал профессор Ф.Н. Козырев, доктор педагогических наук, директор Института религиозной педагогики Русской христианской гуманитарной академии. Данный курс лекций, уже традиционный, продолжает многолетнее сотрудничество СФИ и РХГА в образовательной и научной деятельности. Курс состоит из двух частей. Первая представляет собой введение в общие проблемы педагогики, необходимое для людей, не имеющих соответствующего специального образования. Вторая часть затрагивает вопросы собственно религиозного образования, рассказывает о современных подходах к преподаванию религии в светских школах в России и в мире, знакомит с современными теоретическими и практическими разработками в этой области. Профессор Ф.Н. Козырев, известный специалист в области религиозной педагогики, много лет занимается исследованиями в данной сфере и хорошо знаком как с российским, так и с зарубежным опытом. Кроме того, автор курса имеет значительный опыт преподавания религии, а также нравственного образования средствами духовной культуры в светских школах. По его мнению, педагог призван не «сеять разумное, доброе, вечное», но терпеливо «вспахивать» - готовить ту самую «добрую землю», о которой говорит Христос в известной притче (Мк 4:8). Информационная служба СФИ
Профессор А.М. Копировский прочитал курс лекций аспирантам РХГА 29-30 июня в рамках договора о сотрудничестве Свято-Филаретовского православно-христианского института и Русской христианской гуманитарной академии профессор СФИ, кандидат педагогических наук А.М. Копировский читал курс лекций «Язык религиозного искусства» для аспирантов РХГА. Во введении рассматривается само понятие языка искусства, особенности религиозного искусства и его место в общекультурном контексте на основе трудов таких специалистов по эстетике и истории искусств как Ханс Бельтинг, Виктор Бычков и другие. Блок из двух лекций охватывает выдающиеся памятники Древнего мира, Средних веков и Возрождения. В центре внимания - не краткий экскурс в историю искусств, а язык сакральной и светской графики, скульптуры, живописи и архитектуры. Курс призван показать, что общение с произведениями искусства «на их языке» не подразумевает механического декодирования сюжета, чтения символики или отдельных художественных форм. Их содержание передается не информативным текстом, не суммой символов и образов, а живым, в большой мере субъективным единством последних. В конечном счете язык искусства постижим благодаря тому, что он изначально присущ каждому человеку как образу и подобию Божьему. По мнению А.М. Копировского, более плодотворный подход к общению с искусством - не столько давать оценки, сколько обмениваться вопросами, благодаря которым, по выражению С.С. Аверинцева, «вещи делаются прозрачнее». Около 20 аспирантов РХГА с большим интересом прослушали курс и сдали соответствующий зачет. Практика «обмена» преподавателями между РХГА и СФИ будет продолжена в следующем учебном году. Информационная служба СФИ КИФА № 9(131) июль 2011 года |