Про церковную археологию, всемирное наследие и найденных родных  У могилы свт. Афанасия (Сахарова)
Храм Покрова на Нерли видно издали. И пока мы идем по пахнущему травой и свежестью полю, вполне успеваем примерить к нему слова «самый совершенный на Руси» - так обычно пишут в туристических буклетах. Правда, реконструкция дает совсем не лирический, а строгий и величественный его образ. Мы рассматриваем удивительную белокаменную резьбу: образы фантастических зверей, окружающих царя Давида, поем тропари Успению, Покрову и Преображению и идем к другому храму, в Боголюбово - это рядом. Оба эти храма были основаны человеком крутого нрава - князем Андреем Боголюбским, впоследствии канонизированным. Когда его убили приближенные бояре, народ, почуяв свободу, пустился во все тяжкие - жгли, грабили. По преданию, остановить мятежный русский дух удалось только священнику Боголюбского монастыря, вышедшему на улицы с Владимирской иконой Божьей Матери. Дела очень давно минувших дней... Мы идем под линией электропередачи, уродующей пейзаж, как будто нарочно проведенной рядом с этим храмом, вдоль разноцветных платков, наборов открыток и расписных матрешек. Какое это все имеет к нам отношение? И что-то говорит, что отношение самое прямое, и воспоминание об этом прошлом есть в каждом из нас. Это мои предки напивались, теряли человеческий вид, грабили и убивали. И мои же родственники шли с иконой. Все это где-то там, в родовой памяти, зашито в надежных генетических хитросплетениях. От Покрова на Нерли до Боголюбского монастыря добрались за 15 минут. На большой территории смотрим два храма: Рождество-Богородицкую церковь XII века и давящий своей тяжестью, несмотря на внешнее подражание древним формам, собор Боголюбской иконы Богоматери конца XIX в. Древний храм искажен перестройками, почти на 1,5 метра закрыт снизу культурным слоем. Под стеклянным полом видны позеленевшие камни, которые когда-то были основанием храма. Еще раз вспоминаем князя Андрея Боголюбского. Его убили здесь рядом, во дворце, из которого можно было пройти в храм по переходу. На территории монастыря сверяем полученные за год знания с увиденной церковной архитектурой. На выходе покупаем «монастырские пирожки и пиццу» и после обеда движемся дальше. Центральное Владимирское кладбище - прямо напротив прославленного в песнях «Владимирского централа» - российской тюрьмы для особо опасных преступников. Здесь сидят люди, осужденные за тяжкие преступления, со сроком от 15 до 25 лет. Здесь дважды за свою жизнь отбывал наказание епископ Афанасий (Сахаров), причисленный в наше время к лику святых. Мы стоим около его могилы - она как раз напротив тюремных корпусов, закрытых от нас деревьями. Разнотравье, птичьи голоса, тишина. Поем «Святитель отче Афанасий, моли Бога о нас!» и «Вечную память» всем его сотрудникам и соузникам, погребенным рядом, и всем христианам, лежащим на этом кладбище. «Вечная память» звучит здесь особенно торжественно и светло. На знаменитом Поместном Соборе 1917-1918 гг. будущий святитель был одним из членов Богослужебной комиссии. В 1920 году он стал архимандритом владимирского Рождественского монастыря, в 1922 году - настоятелем Боголюбского монастыря, откуда мы только что приехали (вот когда ощущаешь, что знаний по истории церкви у нас катастрофически мало). В марте 1922 года владыку Афанасия, который к тому времени уже был возведен в сан епископа Ковровского, викария Владимирской епархии, впервые арестовали. А всего после епископской хиротонии в ссылках и тюрьмах он провел 33 года, на свободе же - только 33 месяца. Работал на лесоповале, на строительстве кругло-лежневой дороги, бригадиром лаптеплетной бригады, сторожем, счетоводом, болел сыпным тифом, бесконечно получал новые сроки без объявления приговора. «Настоящий исповедник веры, один из лучших знатоков богослужебного устава, и при этом - удивительно добрый и светлый человек, с большим чувством юмора», - говорит нам Александр Михайлович Копировский, наш преподаватель церковной археологии, и показывает старую черно-белую фотографию владыки. После посещения кладбища на Соборную площадь Владимира приезжаем в особом воодушевлении. Перед нами всемирно известные соборы второй половины XII века - Успенский и Дмитровский. В них много иностранцев. Всемирное наследие - оно на то и всемирное, чтобы к нему приезжали люди за тысячи километров, а те, которые живут рядом, - проходили мимо. Мы тоже часто так делаем... Фрески Успенского собора рассматриваем в бинокль, и от этого странное ощущение, что ты смотришь апостолу Павлу и апостолу Петру прямо в лицо. Удивительное выражение ликов - не удается подобрать аналогии из жизни. Наверное, потому, что апостолы стоят у порога рая. Мы рассматриваем нестрашный (величественный и просветляющий) «Страшный Суд» и слушаем историю о том, как Даниил Черный и Андрей Рублев восстанавливали фрески в этом храме, изуродованном татаро-монголами. Но теперь, после посещения владыки Афанасия, самая темная история не кажется такой темной. На обратном пути, в Покрове, мы идем на могилу Сергея Иосифовича Фуделя - тоже исповедника веры, замечательного православного писателя. Черный крест с белой окантовкой, белой надписью «Сергей Иосифович Фудель» и цифрами «13.I.1900- 7.III.1977». Звучит лития, а потом мы читаем вслух фрагменты из его книги «У стен Церкви»: «Церковь есть тайна преодоления одиночества ...тогда только истинно приходишь к стенам Церкви Божией, когда луч любви робко, но и внятно начал растапливать лед одиночества, и ты уже не замечаешь того, что только что воздвигало вокруг тебя колючую проволоку: ни неверия священника, воображаемого тобой только или действительного, ни злости «уставных старух», ни дикого любопытства двух случайно зашедших парней, ни коммерческих переговоров за свечным ящиком...» Мы читаем книгу и знакомимся не с текстом, а как будто с самим человеком. И опять такое же ощущение, как на могиле владыки Афанасия: мы не туристы, даже не паломники, мы пришли в гости. Оказывается, что С.И. Фудель и владыка Афанасий не раз встречались. Когда-то в 1922 году в маленьком поселке для ссыльных Усть-Сысольске Зырянского края (ныне это столица республики Коми Сыктывкар) Сергей Иосифович Фудель венчался со своей невестой Верой Максимовной Сытиной. Венчал их на своей квартире епископ Афанасий. С тех пор он стал одним из самых близких друзей Фуделей. Сергей Иосифович писал о нем: «Старец-епископ был одним из тех редчайших людей, которым хочется поклониться до самой земли...» Уезжать не хочется. Кажется, что мы нашли нечаянно потерянных родственников. Вот такой получился день. Обычная суббота, всего один день, наполненный до краев. Елена Кудрявцева
А.М. Копировский вспоминает о встречах с С.И. Фуделем:  С. И. Фудель
Первая наша встреча с С.И. была не очень долгой. Несмотря на письмо, он был крайне осторожен, и разговора не получилось. Впоследствии наши визиты с продуктами не раз повторялись, беседы наладились, хотя, все равно, книги говорили об их авторе гораздо больше, чем он сам о себе. Зато удивительно просто и открыто общалась с нами его жена, Вера Максимовна, с которой мы подружились, несмотря на разницу в возрасте. Вспоминаются несколько эпизодов нашего знакомства, длившегося до самой его кончины в марте 1977 г. Однажды он показал мне свою книгу «У стен Церкви», еще не вышедшую «в тираж» (т.е. не размноженную на машинке). К ней он приложил маленькую черно-белую фотографию со знаменитой иконы Дионисия «Распятие» (нач. XVI в., из Павлово-Обнорского монастыря, ныне в Третьяковской галерее). Тело Спасителя на ней необычайно вытянуто, почти бесплотно, что передает и ощущение реальности Его страданий и, в то же время, преображения их, явления через них славы Божией. На обороте С.И. написал: «Это - икона Церкви, ибо Церковь есть стояние у Креста». С радостью прочитав книгу, я спросил его о названии - почему «у стен», т.е. снаружи, а не внутри? (В книге было выражение: «... мы можем стоять у ее пречистых стен»). Он такого не ожидал и задумался. Потом сказал: «Ну, нет, конечно, в ней. Я имел в виду, что мы стоим у ее стен изнутри». Размышляя потом над его ответом, я все-таки пришел к выводу, что для него реальность Церкви на земле выражалась более всего в святых - древних, тексты которых он так хорошо знал, и современных ему (с некоторыми он даже имел счастье общаться лично). Поэтому своим главным делом он считал свидетельство о них новым поколениям христиан, приходящим в Церковь часто «с нуля». Себя же самого он видел в числе стоящих только «у» ее стен. Не случайно эпиграфом к одной из его книг были строчки Блока: «...Те, кто достойней, - Боже! Боже! - да узрят Царствие Твоё!»  Нательный крест и образки С.И. Фуделя были в мешочке с землей, высыпанной на его могилу
Еще при жизни С.И. сделал мне бесценный подарок - маленькое четвероевангелие, изданное в начале ХХ века, которое он чудом пронес через все лагеря и ссылки. Потом к нему добавился его рукописный помянник, ранее принадлежавший его отцу, прот. Иосифу Фуделю, со многими именами. В числе поминаемых им за упокой - тогда еще не причисленные к лику святых оптинские старцы, митр. Киевский Владимир, замученный в 1918 г., митрополит Кирилл (Смирнов), епископ Афанасий (Сахаров), архимандрит Серафим (Битюгов) и др. И еще - кожаный мешочек с землей из Иерусалима, которая предназначалась для того, чтобы высыпать ему на могилу. КИФА №12(102) сентябрь 2009 года |
