ЦЕРКОВЬ ДОЛЖНА ОБОСТРЯТЬ ВОПРОСЫ

Интервью ректора Свято-Филаретовского института свящ. Георгия Кочеткова

«Кифа»: Отец Георгий, что Вы сами считаете самым интересным в своей поездке в Иерусалим в мае этого года?

Свящ. Георгий Кочетков: Во-первых - то, что произошло в воскресенье на католическую Пятидесятницу на Сионской горе, когда Константин Сигов спросил меня о природе "благодатного огня" и о моем отношении к этому явлению и я, неожиданно для себя, ответил, что это - наказание Божье за отсутствие в жизни нашей церкви огня Пятидесятницы. В этот момент я действительно почувствовал себя совершенно причастным к тому, что произошло на Пятидесятницу тридцатого года со святыми апостолами.

Во-вторых - то, что удивительным образом, независимо от наших планов жизнь протекала "по принципу дополнительности": все, что мы делали, не повторяло того, что было полгода назад. Мы же думали, что будет наоборот, что все будет повторением. Но повторения не было. Значит, "это кому-то было нужно".

И третье - то, что удалось больше познакомиться с внутренней жизнью иудаистов, в частности, побывать и на гробнице пророка Самуила, и на гробнице царя Давида. Как известно, и та и другая гробницы находятся в синагогах, но туда допускают всех, в том числе и христиан. В том, что мы на гробнице царя Давида пели и читали псалмы в переводе Аверинцева, было что-то значительное.

И. Пральников: Не могли бы Вы немного рассказать о коллоквиуме, в котором Вы участвовали?

Отец Георгий: Это был вполне полноценный коллоквиум, но в современном западном стиле. Так как он устраивался женевским обществом имени Владимира Соловьева, которое возглавляется и доном Патриком де Лобье, и Бернаром Маршадье (французское отделение), то это было звено в какой-то устоявшейся серии встреч, куда приглашаются люди уже известные, те, кому есть что сказать, авторитетные люди. Это был некоторый способ собирания умов, на которое католики сейчас очень настроены.

Конечно, можно было только восхищаться доном Патриком де Лобье, который в семьдесят лет провел такую колоссальную работу. Собственно, этот семинар был организован в честь его семидесятилетия и пятидесятилетия принятия им обетов безбрачия, как принято у католиков. Хотя он не вошел ни в какой орден, ни в какую общину, он пятьдесят лет жил по этому обету - с двадцати лет - и только лишь несколько лет назад принял сан. 

Мне понравилось то, что хотя были иногда очень узкие, частные доклады, но не было ни одного пустого доклада. Я думаю, что такая работа и вообще такие возможности хорошо входят в сердце. Это хорошее дополнение к нашей форме работы - массовой, открытой, значительной, ставящей большие проблемы. Такие же семинары - небольшие, более закрытые, интересующиеся чаще всего частностями - тоже полезны, тоже нужны. Было бы очень хорошо, если бы мы в будущем тоже могли проводить подобные семинары.

И. Пральников: У нас ведь что-то подобное практикуется?

О. Георгий: Почти ничего. Главное препятствие здесь - в средствах, поскольку надо приглашать специалистов со всего мира, и все это принято оплачивать. А это большие деньги, что для нас пока недоступно. Наше участие в состоявшемся коллоквиуме стало возможным только потому, что устроители брали все расходы на себя, за что мы им, конечно, очень благодарны.

«Кифа»:  Ваш доклад вызвал оживленную дискуссию. Не могли бы Вы сказать, что было главным предметом этой дискуссии и были ли, на Ваш взгляд, какие-нибудь плоды этого обсуждения?

О. Георгий: Поскольку участниками коллоквиума были в основном православные и католики, то во избежание слишком серьезных дискуссий собственно эсхатологические темы (как наиболее опасные и более внутренние) не очень затрагивались. Было мало обобщающих и аналитических докладов. Было мало собственно эсхатологии в тех разговорах об эсхатологии, которые велись. Это совсем не значит, повторюсь, что конференция была плохой. Наоборот, я считаю, что конференция была очень удачной. Но таков современный стиль работы многих участников разных коллоквиумов, конференций и семинаров, западный стиль. Я думаю, что это был еще немного и закон жанра. Я же, наоборот, старался говорить по существу, потому что темой моего доклада были противоречия в современном христианском эсхатологическом сознании, т.е. проблемы этого сознания.

Нужно сказать, что я ехал на конференцию в немного пессимистическом настроении. У меня не было возможности писать доклад, и я сделал его устно - заранее наговорил на пленку. Потом с помощью наших сотрудников мы его подработали и сделали письменный текст. Но так как это было в форме интервью, т.е. в свободной форме, я думал, что это будет не слишком интересно. Во время же выступления доклад понравился даже мне. Я удивился: оказывается, на эти темы можно всерьез сказать то, чего не говорят другие. Хорошо, что доклад задел участников, каждого чем-то своим, но задел, и люди после него были готовы говорить по существу. Они начали этот разговор и какое-то время его вели. Хотя, конечно, регламент был довольно жестким, и дон Патрик остановил эту дискуссию просто для того, чтобы другие успели высказаться и, может быть, еще потому, что мы касались как бы слишком острых вопросов. В моем докладе были и специально обостренные по форме высказывания. Скажем, о преимуществах Православия. Вы же понимаете, что даже само это словосочетание может иногда у кого-то вызывать напряжение.

Еще я защищал мысль о том, что наша церковь должна обострять проблемы, имея в виду, что она должна различать добро и зло, что она должна иметь пророческое служение - а это и ведет к обострению проблем. Я говорил и о неповторяющихся, пропущенных возможностях как о возможностях погибших. В романтической европейской культуре обычно принято думать обратное: если ты пропустил какую-то возможность, то она потом к тебе вернется, но только в другой форме, в другом виде. Это оказалось общим местом, чего я даже не ожидал. И эти вопросы стали дискуссионными. Потом все благодарили за доклад и сами начинали разговор о нем даже после дискуссии. Людям явно хотелось что-то договорить. Они были и ранее готовы к этому, но просто не успели.

Еще - что важно - я много говорил о фундаментализме как практическом атеизме и о том, что сознательному христианину сейчас почти нельзя верить в теорию бессмертия души. Для католиков это очень "ударная" вещь.

«Кифа»: Поднимался ли вопрос об апокатастисе?

О. Георгий: Нет. Зачем? Это большой и трудный вопрос, он требует специального рассуждения. Поэтому я за него не брался. Кроме того, я уже писал и говорил об этом в связи с работой Синодальной богословской комиссии. Я не люблю повторяться, поэтому я старался ничего не повторять из того, что уже когда-то писал или говорил.

«Кифа»:  Были ли интересные выступающие из России, православные?

О. Георгий: В основном выступающие и были из России и с Украины. Я, например, раньше никогда лично не слышал Николая Котрелева. Мне были интересны исследования о творчестве Константина Леонтьева Павла Кузнецова из Петербурга.

И. Пральников: Константин Леонтьев - очень модная сейчас тема. О нем вдруг появилось очень много работ.

О. Георгий: Может быть, дело в том, что сейчас вдруг выяснилось, что Константин Леонтьев к концу жизни очень симпатизировал католикам? Его привыкли воспринимать как "кованного" византийца, а он оказался...

И. Пральников: Но эти вещи где-то сходятся.

Отец Георгий: Где-то сходятся, да.

«Кифа»:  Была ли на Ваш доклад живая реакция со стороны католиков - не политкорректная?

О. Георгий: Я думаю, что они не сразу поняли текст. Он был им интересен, но в нем было затронуто так много разных тем, причем далеко не всегда с привычной им стороны, что они очевидно просто вчитывались и вдумывались в него. Мне понравилось, как они работают с незнакомым им материалом. Они стараются не терять впустую ни времени, ни сил, ни средств - ничего.

«Кифа»:  Не могли бы Вы подробнее рассказать о Вашем знакомстве с жизнью иудейских общин? Что было нового? У Вас ведь уже был какой-то опыт посещения синагог?

О. Георгий: Ну, опыт посещения синагог у меня был небольшой. Когда-то, в 60-х годах, когда я искал веру, я посещал не только православные храмы, но и католические, и синагогу, и просто все, что мог найти в Москве.

И позже у меня был принцип - где бы мы ни были, посещать все религиозные места, что есть в этой местности: православных, протестантов любого направления, католиков, мусульман, буддистов, иудеев. Советские масштабы позволяли одному человеку посетить всё, даже если он просто был в командировке. (Сейчас это, конечно, невозможно. В одной Москве сотни и сотни храмов и монастырей). Это мне очень помогало быть свободным, не впадать в шок ни от какой формы и при этом не абстрагироваться от них, ценить их, уметь разбираться в формах, даже мне не очень знакомых и не очень понятных.

А с иудейскими общинами я, естественно, не был знаком. Я увидел, что в Израиле молятся немного по-другому - не совсем так, как это было в 60-е годы в Московской хоральной синагоге. Мы подходили к Стене плача. Мы не закладывали записок, естественно, но для нас было важно подойти и посмотреть в непосредственной близости, как люди молятся, что они делают. Какая-то степень сопричастности нужна для того, чтобы сделать оценку. Я считаю, что в духовной жизни объективированные оценки мало чего стоят. Нужно что-то сопережить с людьми, положительное или отрицательное, то или иное, но сопережить. И попытаться их понять, насколько возможно - что трудно, когда не знаешь или почти не знаешь язык. Даже когда они что-то бормочут и раскачиваются, надо всему этому в глаза посмотреть. Поэтому, скажем, я и не уходил из синагоги у гробницы пророка Самуила, хотя мне и пытались показать, что лучше бы христианам уйти.

«Кифа»:  По мнению отца Александра Виноградского, православие из всех христианских исповеданий ближе всего к иудаизму.

О. Георгий: Это правда, мы известные конкуренты. С одной стороны - и то, и то Восток, с другой стороны - и там, и там огромное внимание к Закону. Все воспринимается если не прямо как Закон, то в свете Закона. Православие стало необыкновенно законнической религиозной системой, хотя это далеко не всегда хорошо. Самое интересное, что люди чувствуют, что в современном православии не хватает свободы, "благодати и истины". Закон, который дан через Моисея, иногда есть, и то в ограниченном, очень дозированном количестве, а вот благодать и истина у нас обычно воспринимаются с трудом. Я помню такой случай: один мой старый знакомый, психически не очень здоровый человек, из круга Аркадия Шатова и Дмитрия Смирнова, человек средних лет, нестарый, сидел и собирал у храма деньги. Мы с ним встретились в то время, когда он ругал выходящих из храма православных примерно такими словами: "Ну, выходите-выходите из своей синагоги". Мне это очень запомнилось. Этот человек, понятно, не имеет никакого богословского образования. И это не было каким-то слепым антисемитизмом, каким-то выпадом просто против синагоги как какого-то еврейского учреждения (слово это не еврейское, но звучит как еврейское). Я подумал: какая у человека интересная интуиция!

И. Пральников: Это было у православного храма?

О. Георгий:  Да, конечно, на Речном вокзале.

И. Пральников: Т.е. это было таким как бы юродством?

О. Георгий: Да. При этом он меня необыкновенно тепло приветствовал, хотя я был в рясе. Я думал, что он меня вообще не узнает. Я-то его с трудом вспомнил. Я тогда, будучи дьяконом, после изгнания из духовной академии, служил лишь чтецом. Меня поразило, что меня он воспринял как-то иначе. Он никак не мог знать всех деталей моей тогдашней биографии. Но вот бывают иногда у людей, немного таких "специфических", какие-то прозрения, которые трудно объяснить. Меня это поразило именно потому, что здесь невозможно было ни сыграть, ни подыграть, ни идеологического, ни идиотического тут ничего не было. Я потом встретил его несколько лет назад уже в Новодевичьем монастыре. Он снова стоял на паперти, снова собирал деньги и опять оценивал ситуацию в том же духе и очень трезво. Он снова меня сразу вспомнил, просто, по-дружески поприветствовал, сказал несколько хороших слов - и мы разошлись. Ему очень понравилось то, что я не получаю денег за богослужение. Ему понравилось и то, что я служу каждую неделю, но все равно не в штате. У человека был явный вкус к духовной свободе. Просто удивительно, откуда это берется у людей. Иногда для того, чтобы быть свободным у нас в стране и в нашей церкви, нужно немножко свихнуться...

«Кифа»: Батюшка, но Вас же самого в православие привлекла свобода!

О. Георгий: Безусловно. И сейчас привлекает.

«Кифа»: Значит, характеристика православия как законнической системы - это все-таки уже что-то современное, последних 17-18 лет?

О. Георгий: Думаю, что раньше. Это "замечательное наследие" константиновской эпохи, начавшейся очень давно. Это то, против чего восставал Николай Бердяев и о. Николай Афанасьев: принцип права, принцип закона слишком глубоко вошел в церковь. Православие - это одно, а то, что мы сейчас имеем под именем православия, - это очень часто совсем другое...

КИФА №6(33) июнь 2005 года