Наша задача - наполнение жизни в себе и вокруг себя вопреки обстоятельствам Беседа* с журналистом, телеведущим А.Н. Архангельским
и доктором психологических наук, членом Союза Художников А.А. Мелик-Пашаевым  «Кифа»: Как Вам кажется, насколько сейчас актуальна тема предстоящей конференции Преображенского содружества - противостояние пустоте?
Александр Архангельский: Строго говоря, «противостоять пустоте» невозможно, она для того и пустота, чтобы не сопротивляться, а просто поглощать. В известном смысле раньше мир был устроен проще: с одной стороны враг, с другой - друг, вот добро, а вот зло, вот власть, а вот мы. Сегодня эта разделительная линия - не прямая, а кривая, она обрывается, и непонятно, где она опять начинается. Ведь в отличие от наполненного зла, с которым можно враждовать и в этом противостоянии самоопределяться, пустота податлива, в нее невозможно упереться, и если ты на нее надвигаешься, то можешь в нее провалиться. Она открыта для провала. И это касается всех уровней жизни - от церковной до общественной. Поэтому пустоту можно пытаться только заполнять. При этом необходимо сначала понять - не бездонна ли она. Потому что если она бездонна, тогда наполнить ее невозможно, надо от нее отделяться. Для меня окончательного ответа нет - это бездонная пустота или там все-таки еще есть дно, и можно попытаться ее наполнить. В тех сферах, где я работаю, там, как мне кажется, дно есть. Но есть ли дно в мире в целом или он уже нырнул в эту пустоту и блаженно парит? Ведь в пустоте, если там нет дна, нельзя разбиться. Можно без конца спускаться и думать, что ты паришь. При этом мне кажется, что наша задача - не борьба с пустотой и не противостояние пустоте, а наполнение жизни в себе и вокруг себя вопреки обстоятельствам и без попытки перестроить мир глобально, весь и сразу. Надо обустраивать то, что тебе по силам, то, что от тебя зависит. А то, что от тебя не зависит - об этом можно молиться, думать, но это не твоя задача, не твой уровень. Александр Мелик-Пашаев: Самое первое, что приходит в голову при разговоре о пустоте, - она там, где Бога нет, вернее, где мне кажется, что Его нет. Но иногда бывает и так - я говорю, исходя из своего личного опыта - что какой-то высокий запрос, существующий во мне, очень оторван от моей сегодняшней реальности, от моей повседневной жизни. И тогда получается некий «пузырь» между какими-то высшими надеждами, короткими вдохновениями и тем, что ты из себя представляешь в повседневности. Это большая опасность, которую надо вовремя заметить и как-то стараться этот разрыв, эти пустоты заполнять. Потому что если считать, что Бог отдельно, а все остальное отдельно, то это почти то же самое, что считать, будто Его нет. И тогда возникает пустота. Поэтому надо стараться в нашей повседневной жизни, в культуре, искусстве, науке устанавливать связи между высшими потенциями и тем, что мы делаем в реальности. И главное, конечно, помнить, что невозможно что-то где-то заполнить и исправить, если ты этого не делаешь внутри себя, иначе возникают иллюзии и напрасные разочарования. Так что прежде всего надо посмотреть в себя: есть во мне эта пустота или нет. Раз Бог есть, но в моей повседневной жизни Он вроде бы не присутствует, значит, преодоление этого разрыва и есть предмет моего труда. «Кифа»: Собственно говоря, то, что мы братством делаем, - это и есть попытка преодоления такого раздвоения жизни. Александр Архангельский: Тем, что вы делаете, вы чуть-чуть меньше места оставляете пустоте. Если мы раздвигаем заполненное пространство вокруг себя, мы оставляем ей меньше шансов существовать и распространяться. Дмитрий Гасак: Важен ведь еще вопрос, чем ее заполнять. Потому что известен евангельский образ - изба выметена, а потом в нее вселяется семь злейших духов. Александр Мелик-Пашаев: Это традиционный аскетический вопрос о гордыне, основанной иногда на, казалось бы, лучших духовных побуждениях. Если я ставлю себе очень большую задачу, сегодня недостижимую, как уже реально возможную, то создаю ту пустоту, которая обязательно потом на мне отыграется, когда я этого осуществить не смогу. Возникает разочарование или даже скрытое отчаяние: раз я не могу, так это и вовсе не нужно или невозможно... «Кифа»: Мне кажется, что все это очень связано с тем, о чем сегодня много говорили, - с сохранением живой памяти, живой традиции. У о. Александра Шмемана в его статье об о. Сергии Булгакове есть слова о том, что пустота и советской культуры, и современной западной культуры связана с тем, что не был найден ответ на основной вопрос времени. Это пыталась, но не успела сделать русская культура времен религиозного возрождения... Александр Архангельский: Так называемое религиозное возрождение во многом было расплатой за религиозное опустошение. Это было движение в очень узком слое, оно не захватывало огромные пласты русской жизни. И хотя это был симптом выздоровления - но такой симптом, который показал, насколько больно все общество в целом. Если бы в обществе не было каких-то «карстовых пустот», то не рухнула бы прежняя русская жизнь. Так что та задача, о которой говорит Шмеман, и не могла быть выполнена этим узким слоем. Если бы было историческое время, то, может быть, что-то еще можно было бы сделать, но просто времени на тот момент уже не осталось, время вышло. Дмитрий Гасак: Это тоже момент интересный - почему когда-то есть время, а когда-то его нет? Это ведь не определяется, скажем, какими-то отдельными людьми.  Александр Архангельский: В политике мы почти всегда можем сказать - вот это точка, до которой мы можем что-то сделать, а вот точка, после которой уже сделать ничего нельзя. Три года назад была точка, когда могло не произойти югоосетино-грузинской войны, полгода назад почти не было возможности это предотвратить, а в момент, когда это происходит, уже невозможно остановиться. И теперь надо остановиться еще дальше и замереть, удержаться и постепенно пытаться вернуться. Если не удержимся, то свалимся еще дальше. То же касается и планов Александра I по освобождению крестьян: мы точно можем сказать, до какого года он мог себе позволить мечты и ничегонеделание, и знаем, что после 1818-1819 года, когда начались революционные волнения, он уже сделать этого не мог. Время у него было, но он его упустил. Что касается нашей жизни, мы заранее знаем, что рано или поздно «времени не будет».
«Кифа»: В этом смысле последние пятнадцать лет наиболее показательны. Это было такое время, когда времени все время как бы не было. Оно было настолько сжато, что очень важно было успеть сделать какие-то центральные вещи, связанные с возрождением церкви. Александр
Архангельский: И важно было не считаться с обстоятельствами. Потому что это тоже потрава времени, когда ты сидишь напротив обстоятельств и считаешься с ними: есть у меня возможность или нет. Её всегда нет. Советские писатели очень любили жаловаться на цензуру, вот мол, не позволяют, не дают и т.д. Когда открыли шлюзы, выяснилось, что запасов было года на два, никто ничего не делал. Дмитрий Гасак: Аверинцев говорил: мы ходили и думали, что мы согнуты под плитой, а когда плита снялась, мы такими и остались. Оказалось, что это наш истинный рост. «Кифа»: Да, когда мы начинаем прикладывать это к своей собственной жизни, к каким-то задачам, которые каждый из нас выполняет в своем служении, в своей работе, возникают очень интересные обертоны. Потому что есть вещи, о которых достаточно легко рассуждать, пока это не воплощается в какие-то конкретные задачи. Александр Мелик-Пашаев: Важно стараться все делать так хорошо, как только можешь, тогда все может наполниться смыслом, а малое неожиданно окажется большим и важным. «Кифа»: Это так. Ведь пустоту можно пытаться заполнить иллюзорно - например, какой-то суетой. В информационном поле это очень видно: идет, казалось бы, вал информации, а на самом деле там ничего нет. Александр Архангельский: Есть в информационной политике такое понятие, как «зашумление фона». Когда актеры выходят в массовке на сцену и им нужно создать шум, они начинают на разные лады повторять: «О чем говорить, когда не о чем говорить?» Это тоже можно делать, это как бы заполнение пустоты, но только это и умножение пустоты. У информационщиков даже есть такое понятие - шифровка пустоты. «Кифа»: В свое время на презентации печатных трудов духовного попечителя нашего братства, о. Георгия Кочеткова, Никита Струве сказал, что для него было очень важно, что начиная с первой статьи о. Георгия, опубликованной в 1973 году в Вестнике РХД, слово о. Георгия всегда воплощалось в дело. В Вашей деятельности, я бы тоже сказала, пустоты не чувствуется. Александр Архангельский: По-разному бывает. Вы знаете, у меня нет иллюзий. Ведь, по крайней мере частично, я работаю в той сфере, где обойтись без пустот почти невозможно. Потому что когда ты работаешь в «службе банализации», где нужно упрощать какие-то важные вещи, то очень легко начать умножать пустоту. Эта грань очень тонкая и опасная, и никто не дает гарантии, что ты ее никогда не перейдешь. И еще одна важная вещь. Заполнить пустоту собой - это значит опустошить самого себя. «Кифа»: Да, когда человек что-то пытается делать только своими силами, то он быстро опустошается. Александр Архангельский: За исключением случаев, когда он просто не осознает, что Бог ему помогает. Но это уже дело не человеческое, а Божье - кого избирать, кому помогать. Человек может не догадываться об этом и думать, что он делает все сам, и даже самого себя за это очень любить и собою восхищаться. Но если Бог отойдет от него, то он рухнет.  Александр Мелик-Пашаев: Мне еще давно один человек, который был психиатром, а потом стал священником, говорил, что он видит три типа психиатрической работы: один - когда для тебя больной - дурачок, ты ему выписываешь лекарства и прекрасно себя чувствуешь; другой - когда сливаешься с больным, помогаешь, отдаешь все свои силы - таких врачей больные просто «съедают»; третий, единственно возможный, - это любить, сочувствовать, сострадать, но помнить, что помощь и исцеление идут хоть и через тебя, но от Господа, Он любит этого больного больше, чем ты, и не надо Его отталкивать плечом и брать все на себя. Такое лечение самое эффективное, а врач остается здоровым человеком.
«Кифа»: Бывает и другая ситуация, когда человек считает, что он с Богом сотрудничает, но на самом деле этого нет. Александр Мелик-Пашаев: Да, сейчас каждый, кто что-то сочиняет, легко говорит, даже с телеэкрана, что это ему Сам Бог нашептал: «эту мелодию я свыше получил», «эти стихи не я придумал». А как послушаешь или почитаешь...Может, и вправду не он, но кто именно - вот вопрос. Александр Архангельский: Кто-то сказал про миссионеров: если ты живешь и работаешь с дикарями, не удивляйся, что ты сам становишься немного дикарем. Но вопрос в том, что если ты не готов стать немного дикарем для того, чтобы помочь Богу сделать Его работу, то тогда ты одичаешь окончательно. Поэтому надо не бояться. Быть осторожным, но не бояться. 19 августа 2008 г. Беседовала Александра Колымагина Фото Евгения Фоминых * Беседа проходила в преддверии XVIII Международной конференции «Духовное противостояние пустоте в церкви и обществе». В беседе принимал участие проректор СФИ Д.С. Гасак КИФА №12(86) сентябрь 2008 года |
