«Вопрос языка оказался на сегодняшний день центральным, и для меня лично это открытие»

Интервью с переводчиком богослужения профессором священником Георгием Кочетковым. Часть 2

 

Отец Георгий, в прошлый раз¹ мы с Вами разговаривали об истории переводов и о Вашей сегодняшней работе, о той группе, которая Вам помогает. Для иллюстрации мы привели и небольшую часть тех многочисленных слов благодарности, которые появляются на ютуб-канале «Православное богослужение на русском языке» и в соцсетях, где транслируется русскоязычное богослужение в Вашем переводе. Но у людей, знакомящихся с этими текстами, появляются и разнообразные вопросы и даже недоумения. Мы решили сегодня задать Вам часть этих вопросов.

Первый из них связан с тропарём праздника святых первоверховных апостолов Петра и Павла: «О старшие среди апостолов / и христиан учители / ходáтайствуйте пред Владыкой всего, / дабы даровáл Он христианам мир // и дýшам нашим – милость великую». Было два варианта новой редакции перевода: сначала вместо слова «вселенная»² стоял «наш мир», а потом – «христиане».

Ещё был вариант «вся земля».

Богослужебная традиция не так легко осмысливается, существует очень много штампов - и греческих, и церковнославянских, и русских. Из-за длительного отсутствия переводов богослужения на русский язык родилось много проблем, много недоразумений. 

Когда мы в Свято-Петровском братстве поём наш тропарь в новом переводе, кто-то из нас переживает, что раньше мы молились за весь мир, а теперь только за христиан. Ведь апостолы проповедовали всем.

Это как раз прекрасный пример невнимательности, в которой я обличал и членов переводческой группы (они тоже были за «весь мир» и приводили те же аргументы: апостолы проповедовали всем, почему же тут одни христиане?) Это классический пример несогласия, спора в нашей команде. Как перевести греческое слово οἰκουμένη (экумена или ойкумена)? Что это – Византия, весь мир, вся земля? Мы множество раз передавали друг другу разные варианты, и в конечном счёте, когда уже нужно было служить, я выбрал то, чего мне не предлагали мои помощники – слово «христиане», то есть христианский мир – и остановился на этом как на компромиссном варианте. Мои аргументы были такими: когда речь идёт о проповеди, нужно переводить «вся земля» или «весь мир». Экумена тогда действительно равнозначна космосу. Апостолы действительно проповедовали всей земле, всему миру. Но когда речь идёт (как в тропаре) об учительстве, то оно относится только к церкви. Они не были учителями всего мира. Они учители церкви. А церковь – это и есть христиане. Вот в чём дело. Я предложил в таких случаях делать неодинаковые переводы одного слова в зависимости от контекста. Да, буквально «экумена» – это вселенная. Но вселенная не в современном «космическом» смысле. Так называли цивилизованный христианский мир, причём только Римскую империю, только Византию.

Это интересный случай, интересный вопрос, как раз один из тех, когда не хватило ни третьей, ни четвёртой итерации, ни пятой³. Но я за то, чтобы не просто осмысливать, а хорошо осмысливать. Богослужебная традиция не так легко осмысливается, существует очень много штампов – и греческих, и церковнославянских, и русских. Из-за длительного отсутствия переводов богослужения на русский язык родилось много проблем, много недоразумений. И пример с экуменой просто прекрасный.

Серия изданий православного богослужения в переводе с греческого и церковнославянского на русский (в сборниках приводится также церковнославянский текст)

Очень распространённый вопрос: многие сожалеют, что в переводе пропадает звательный падеж, и говорят, что эта конструкция (достаточно вспомнить пушкинское «чего тебе надобно, старче») прекрасно воспринимается русским ухом. И что без неё всё воспринимается гораздо тяжелей.

Прежде всего хотелось бы сказать, что такую замену я использую не везде, а только местами: я всегда придерживался звательного падежа там, где он соответствует правилам русского языка.

Если вы откроете перевод Библии, сделанный Российским библейским обществом (РБО), то в Псалтири везде увидите просто «Господь» вместо «Господи», «Господь, наш Бог» вместо «Господь Бог наш». Я использую этот перевод при подготовке новой редакции семитомника «Православное богослужение», где очень много псалмов, но при этом я этот перевод РБО редактирую, часто возвращая звательный падеж («Господи» или «Боже»), иногда делая традиционные русско-славянские инверсии (не «мой Бог», а «Боже мой») и так далее. Потому что там, на мой взгляд, перегнули палку, почти совсем убрав эти конструкции и звательный падеж. Я считаю, что здесь нужно быть более традиционными, как это делал и Сергей Сергеевич Аверинцев. Поэтому я убираю звательный падеж лишь там, где его возможно убрать, где это не мешает звучанию текста. А там, где нельзя убрать, – сохраняю.

Кем-то замена звательного падежа на конструкцию, начинающуюся с «о» (например, «о Человеколюбивый!»), воспринимается как излишняя высокопарность.

Это предрассудок, потому что высокопарность и там, и здесь одинакова. Можно ведь и звательный падеж прочитать так: «Господи! Боже мой!», и в то же время «о» прочитать очень спокойно, без какой бы то ни было высокопарности.

Кто-то спрашивает, зачем слово «ибо» переводится как тяжеловесное «ведь».

Дело в том, что «ибо» и «бо» (которое как раз и переводится на русский как «ведь») – это в греческом оригинале разные слова. И в славянском разные. Раньше я был уверен, что «бо» надо переводить как «ибо», а сейчас я выискиваю все эти «бо» и перевожу уже как «ведь». И это очень правильно. Смысл заметно изменился в лучшую сторону, потому что хотя это уже нюансы, но всё-таки значение этих слов не совсем одинаковое. Просто люди опираются на привычку к каким-то словам, и это относится не только к церковнославянскому языку, но и к русскому.

Когда мы принимали христианство тысячу лет назад, у нас было слишком большое доверие к греческому наследию.

Боюсь, что подавляющее большинство людей не воспринимает эту нюансировку, особенно на слух.

А ведь таких вещей очень много. Греческий язык в этом смысле достаточно нюансированный, интересный язык. А мы же не просто что хотим, то и делаем, мы следуем греческим оригиналам. Я всегда напоминаю своей группе: мы не должны заменять перевод своей интерпретацией молитвенного текста. Конечно, мы думаем, что имели в виду авторы, вплоть до тонкостей. Порой мы спорим. Например, «помилуй и нас»: нужно здесь «и» или не нужно? В греческом его нет. Идёт текст, а потом вдруг в конце прилеплено «помилуй нас» и всё, а речь шла о воскресении. Я хочу, чтобы было логическое соединение первой части и второй, чтобы было понятно, что это молитва единая. И мы знаем, как это исторически сложилось: вначале был просто припев народа, и пока он не входил в тексты, всё было нормально. Но когда он вошёл, нужно, чтобы была связь. И это прекрасно, что мы эти разнообразные сложные, спорные моменты видим, обсуждаем и находим какие-то, иногда компромиссные, иногда временные, решения. Пусть люди придерживаются разных точек зрения. Это нормально. Мы не обязаны подчиняться кому-то, мол, «я так думаю, и все должны думать только так». Или «они так думают, они филологи, значит, всё должно быть только так». Нет, мы смотрим на дело с разных сторон. Я несу ответственность за содержание молитв, за правильность богословской передачи, потому что иногда у моих помощников здесь кое-что плывёт, какие-то вещи неточно выражаются с точки зрения богословия. А молитвы требуют строгости, чёткости, они за некоторым исключением написаны, как правило, довольно точно. Хотя, когда переводишь, иногда встречаешься с тем, что и у греков в текстах были недостатки. Никуда не денешься, их тоже разные люди писали в разное время. И разные тексты получились: что-то лучше, что-то хуже.

Но проблема перевода – это и проблема разницы внутренних законов двух языков. Об этом говорит ещё одно услышанное нами замечание: возможно, нормально воспринимающееся в греческом множество указательных и относительных местоимений – «тот», «этот», «который» – в русском воспринимается иногда как канцеляризм...

Я не думаю, что мы злоупотребляем какими-то местоимениями. В первый раз слышу про такую проблему.

Мы специально собирали самые разные замечания, ведь это, подобно словам благодарности, есть обратная реакция.

И правильно сделали. Реакция, безусловно, нужна. Правда, иногда она бывает довольно поверхностной, случайной. Очень редко что-то может пойти в дело. Мы всегда внимательно относимся к любому замечанию, всё проверяем заново, но скажу вам честно, лишь одно замечание из ста действительно бывает таким, что его можно принять к действию.

Что касается строя языка: ещё Сергей Сергеевич Аверинцев мне говорил, что принципиальная трудность перевода с греческого именно в том, что у греков главное слово в начале фразы, а у нас в конце. И нужно перестраивать, «переворачивать» всю фразу. Свои трудности есть и с еврейским языком. У каждого языка действительно свой строй, свой лад, своя музыка, какие-то свои образы. Очень хочется переводить с греческого буквально, как это делали те, кто переводил на церковнославянский. Но это невозможно! Кстати, ещё и поэтому церковнославянский даёт принципиально неправильный для русского сердца и для русского разума акцент, неверный смысл, даже когда человек знает и понимает, как ему кажется, каждое слово. Всё равно он неправильно понимает молитву – именно из-за того, что строй речи другой. И в этом огромная трудность перевода: нужно и сохранить строй русского языка, и правильно передать греческую мысль. Всё-таки греческие молитвы – они достаточно мудрые, разумные. Да, есть и некоторые исключения, какие-то поверхностные описательные тексты, есть и свои штампы. Когда мы принимали христианство тысячу лет назад, у нас было слишком большое доверие к греческому наследию. Но нам не надо было принимать всё один к одному. Но это уже отдельная проблема, с этим нам придётся что-то делать в будущем.

Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная

Фото из архива Преображенского братства

----------------------------------

¹ Первая часть интервью опубликована в «Кифе» № 9 (265), сентябрь 2020 г, третья часть интервью опубликована в «Кифе» № 11 (267), ноябрь 2020 г,

² Напоминаем церковнославянский текст тропаря: «Апостолов первопрестольницы,/ и вселенныя учителие,/ Владыку всех молите/ мир вселенней даровати // и душам нашим велию милость».

³ Подробнее о работе переводческой группы, о нескольких итерациях при работе над текстом рассказывается в первой части интервью.

Кифа № 10 (266), октябрь 2020 года