Апрель 1917: поражение кадетов Первый состав временного правительства (март–апрель 1917 года) На плакате в первом ряду: министр иностранных дел П.Н. Милюков, глава кадетской партии (1859, Москва – 1943, Экс-ле-Бен, Франция); министр торговли и промышленности А.И. Коновалов, один из создателей и лидеров Прогрессивной партии (1875, Москва – 1949, Париж); Во втором ряду: министр земледелия А.И. Шингарёв, кадет (1869, Воронежская губерния – убит 1918, Петроград); военный и временно морской министр А.И. Гучков, с 1906 года глава партии октябристов, после её раскола – глава «левых октябристов» (1862, Москва – 1936, Париж); председатель Совета Министров и министр внутренних дел князь Г.Е. Львов, с 1905 до 1911 года кадет, затем прогрессист (1861, Дрезден – 1925, Париж); комиссар Временного правительства по делам Финляндии (не министр) Ф.И. Родичев, «первый тенор» кадетской партии (1854, Петербург – 1933, Лозанна, Швейцария); министр просвещения профессор А.А. Мануйлов, кадет, в 1905–1911 году ректор Московского университета (1861, Одесса – 1929, Москва) В третьем ряду: министр путей сообщения Н.В. Некрасов, кадет, товарищ председателя Государственной думы (1879, Санкт-Петербург – расстрелян 1940, Москва); государственный контролёр И.В. Годнев, октябрист (1854, Галич – 1919, Уфа); министр финансов М.И. Терещенко, до назначения не занимался публичной политической деятельностью (1886, Киев – 1956, Монако); обер-прокурор Святейшего Синода В.Н. Львов, центрист (1872 – 1930, Томск, тюремная больница); министр юстиции А.Ф. Керенский, трудовик (с марта – эсер), товарищ председателя Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов (1881, Симбирск – 1970, Нью-Йорк, США) В этой серии кратких очерков о том, что происходило сто лет назад, мы уже не раз говорили о кадетской партии. Собственно, с рассказа о речи лидера партии П.Н. Милюкова мы и начали рассказ о двенадцати месяцах последнего года перед октябрьской катастрофой. Кадетская партия, являвшаяся ядром Прогрессивного блока (в который входили многие фракции Думы, в том числе левые октябристы, центристы, прогрессисты) вызывала доверие и одобрение у огромной части образованного российского общества. Именно её виднейших деятелей – П.Н. Милюкова, В.А. Маклакова, М.М. Винавера, Ф.И. Родичева, кн. Евгения Трубецкого – прежде всего имели в виду, когда настойчиво требовали передачи власти «правительству народного доверия». Страшные февральские дни дали возможность взять власть явочным порядком, а добровольное отречение императора и манифест вел. кн. Михаила Александровича легитимизировали создавшееся положение. То, о насущной необходимости чего вся прогрессивная печать криком кричала все последние годы (и о чём огромные массы народа, состоявшего почти на 90 % из крестьян, даже не подозревали), наконец-то, казалось бы, произошло. Март и апрель 1917 года явились временем недолговечного (и относительного) правления кадетов. Сегодня мы рассказываем именно об этом. Формирование правительства Начиная с 1905 года идея передачи власти правительству парламентского большинства время от времени возвращалась в поле напряжения между властью и обществом. Вот лишь один из эпизодов: в июне 1906 г. состоялась встреча П.А. Столыпина и А.П. Извольского с П.Н. Милюковым, лидером самой крупной фракции первой Думы, но переговоры зашли в тупик: Столыпин считал слишком рискованным создание кабинета из кадетов, Милюков настаивал на правительстве парламентского большинства, а не кабинете общественных деятелей под председательством Д.Н. Шипова. Компромисс так и не был достигнут, Думу распустили и долгое время к этому вопросу не возвращались. Но в августе 1915 года газета «Утро России» неожиданно опубликовала «циркулирующий в думских кулуарах» список «кабинета обороны»: премьер – М.В. Родзянко (глава «земцев-октябристов»), министр внутренних дел – А.И. Гучков (глава «левых октябристов»), министр иностранных дел – П.Н. Милюков (глава кадетов)... В списке фигурировали и другие, рядовые представители Прогрессивного блока, и кто-то из них потом вошёл во Временное правительство. Однако этот список являлся отражением скорее ожиданий общества, чем конкретных поимённых планов либеральных партий. Несмотря на настойчивое желание взять власть, Прогрессивный блок, составлявший большинство в IV Государственной думе, вплоть до самых последних дней февраля 1917 года не обсуждал конкретный состав «правительства народного доверия». Переговоры о поимённом составе правительства начались вечером 28 февраля (даты везде в статье приводятся по старому стилю. – Ред.) и проходили частным образом1. Лишь ночью с первого на второе марта результаты этих переговоров небольшого круга политических деятелей были объявлены тем двум центрам власти, которые существовали в Таврическом дворце с 27 февраля: временному комитету Государственной думы и исполкому Петроградского совета рабочих депутатов (и тот, и другой орган были представлены частично). Исполком заявил, что социалисты решили не входить в правительство (единственным исключением в первом составе стал трудовик, ставший вскоре эсером – А.Ф. Керенский; он до последней минуты колебался, боясь санкций со стороны однопартийцев, но в последний момент добился одобрения своего решения напрямую советом, то есть не партийными деятелями, а толпой рабочих и солдат). Таким образом, в ход пошел список министров, составленный в ходе переговоров П.Н. Милюкова с различными заинтересованными лицами. Вот как описано формирование этого кабинета в «Красном Колесе»: «...попадал Милюков в изоляцию большую, чем даже привык и хотел бы. Шингарёв был – тень его, работник, но не вождь. С болваном Родзянкой он еле себя сдерживал. С Маклаковым всегда была отдалённость и неприязнь. С Винавером соперничество, да он сейчас не в игре. С Некрасовым – стычки. С Гучковым – глухая давняя вражда. Из тех, кто сейчас тут вокруг вращался, Милюков едва ли даже не предпочёл бы Керенского... Но! Punctum saliens!2 Давно Милюков подозревал и замечал, его предупреждали, а в эти критические часы он даже и убедился, что между этими столь разными людьми, как кадеты Некрасов и Коновалов и квази-эсер Керенский, даже немыслимых, кажется, в соединении, существовала и вот явно проявлялась какая-то сокрытая связь, неожиданное согласие в самых парадоксальных вопросах. Как будто они специально по каждому вопросу успевали сговориться втайне от Милюкова. Бессомненно, эта тайная связь не могла быть ничем иным, кроме так известного, но и так тайно и успешно скрываемого масонства3. ...Чем иным можно объяснить такое противоестественное единство их мнений: ввести в правительство – Терещенку, бездельного молодого миллионера, ничего не умеющего, ни к чему не приспособленного и никому не известного. ...Милюков изо всех сил старался их расколоть, играя именно на Керенском, но ничего не выходило. ...<Но> неизбежность принять вереницу Коновалов-Некрасов-Терещенко-Керенский оборачивалась и облегчением для умелого политика: теперь с глубоким огорчением он должен будет отказаться от своих дорогих товарищей по партии – не приглашать Маклакова, Винавера, Родичева. ...Пока кадеты боролись против прежнего правительства – каждый такой оратор, деятель, борец был на вес золота. Но сейчас как ни обдумывал Павел Николаевич этих лиц, он почти не мог увидеть их на правильных правительственных местах, а скорее видел в них помеху своей будущей деятельности... А тут – клин вышибался клином: не по капризу, а принуждённо принимая этих чужих, – приходилось потеснить своих кадетов». И действительно: объявленный 2 марта и на следующий день легитимизированный великим князем Михаилом Александровичем состав Временного правительства заметно отличался от ожидаемого всеми «правительства народного доверия». Тем не менее среди 11 министров четверо были кадетами (правда, из них только Милюков входил в «первый ряд» партии), двое – октябристами (среди них лидер партии А.И. Гучков), двое – прогрессистами, один – центристом и лишь один – эсером и один (министр финансов Терещенко) – беспартийным. Это было несомненное торжество Прогрессивного блока: он фактически взял власть в свои руки. Через месяц после февральских событий 25 марта, в Лазареву субботу, в Петрограде открылся съезд кадетской партии. Он собрал больше трехсот делегатов и проходил очень торжественно. Начался он с вопроса об изменении программы партии: «...выпустили с первым докладом хрупкого изящного Кокошкина – с тонкой задачей доказать, почему 12 лет в кадетской программе стояла конституционная монархия, и это было правильно, а теперь пришло время поставить республику, притом демократическую. И Кокошкин доказал: монархия прежде сохранялась кадетами только из условий политического момента, на уровне понимания масс, а ныне этот символ стал не нужен населению, во время войны монархия разоблачила себя тем, что стала против Отечества. И это самое решительное изменение в программе тут же легко приняли бурными аплодисментами, затем и поднимая делегатские карточки»4. Председательствовавший на съезде М.М. Винавер объявил основной задачей партии отпор контрреволюционным силам справа. Однако когда он добавил, что Совет рабочих депутатов переступает границы критики и начинает прямо вмешиваться в функции правительства, что кадетский ЦК обращался в Совет дважды – и письменно и устно, что «приказы» Совета сеют раздор, граничащий с безумием и преступлением и анархия уже вспыхивает в разных местах страны – началась бурная дискуссия. Многие делегаты «тут же стали Винавера уверенно поправлять», напоминая, как кадеты близки к левым партиям, «и как неисчислимы заслуги Совета рабочих депутатов». Перетягивание каната Нужно сказать, что главной проблемой Временного правительства стало не начинающееся разложение армии воюющей страны и массовое дезертирство, не отказ крестьян везти для городов и армии продукты, не критический недостаток финансов и огромный внешний долг, а постоянное противостояние с Советом рабочих и солдатских депутатов. С самого первого дня исполком Совета давал понять, что только он один в состоянии держать в руках взбунтовавшиеся толпы, а представители Прогрессивного блока верили этому и все больше и больше отступали (даже там, где это не было необходимо) перед социалистами, решившими пока что не входить в правительство, а поддерживать его лишь «постольку, поскольку оно будет проводить демократическую политику». Однако не стоит думать, что между этими двумя центрами власти шла явная война. Формально они находились во взаимодействии: с 8 марта существовала так называемая «контактная комиссия» – представители исполкома Петросовета и члены правительства постоянно встречались вместе для согласования позиций. Согласовать позиции было очень непросто: и в исполкоме, и в правительстве не было и внутреннего единства. И хотя главным сюжетом разразившегося в апреле кризиса стал вопрос об отношении к войне, скрытых мотивов противостояния было гораздо больше. Нужны ли нам проливы Если мы сегодня будем читать документы, появившиеся в это время, – Манифест «К народам всего мира», принятый 14 марта на заседании Совета рабочих и солдатских депутатов, Декларацию Временного правительства от 27 марта и даже так называемую «ноту Милюкова» – мы вряд ли поймем накал страстей, сопроводивший эти тексты, и, возможно, без комментариев специалистов даже не разглядим, чем они так уж принципиально отличаются. Между тем они представляют крайние точки противостояния в связи с вопросом о войне. Такими полюсами были с одного края требовавшие немедленного мира путем братания с солдатами противника «циммервальдисты»5 («обезумелые крайние интернационалисты») в составе исполкома – большевики (лозунгом которых было «превращение войны империалистической в войну гражданскую») и внефракционный социалист Н.Н. Суханов (Гиммер)6, а с другого – министр иностранных дел П.Н. Милюков, подвергавшийся давлению представителей союзных держав: в обмен на юридическое признание Временного правительства Великобритания и Франция требовали определённости в обещаниях продолжать военные действия и даже (для верности) обязательного письменного определения территориальных претензий России в случае победы Антанты. В результате действий этих столь разных сил 14 марта появился Манифест «К народам мира» («Мы, русские рабочие и солдаты... шлём вам наш пламенный привет и возвещаем... Нет больше главного устоя мировой реакции и "жандарма Европы"... Наступила пора народам взять в свои руки решение вопроса о войне и мире...»), 27 марта – компромиссная Декларация, несколько дней упорно обсуждавшаяся контактной комиссией, а 12 апреля Милюков передал французскому послу Морису Палеологу сопроводительный документ к этой Декларации (именно он позже стал известен как «нота Милюкова») и предупредил, что этот текст, где прямо говорится о том, что Россия заинтересована в выходе к проливам Босфор и Дарданеллы, строго конфиденциален и он просит не публиковать его в печати. Несмотря на просьбу Милюкова, 16 апреля этот документ был опубликован газетами Великобритании, Франции и Италии (союзники спешили успокоить общественное мнение своих стран; делая это, они полагались на приватные заверения Керенского, что Временное правительство заступится за Милюкова, если тот подвергнется давлению «советских» – дальнейшие события показали, что это обещание было ложью). Через два дня, 18 апреля, документ появился и на страницах газет Петрограда. 19 апреля вся социалистическая печать выступила с резкой критикой «ноты Милюкова». 20 апреля 4 полка из 20, расквартированных в Петрограде, вышли к стенам Мариинского дворца (резиденции правительства) с лозунгами «Долой Гучкова», «Долой Милюкова» «Долой Временное правительство!» И сегодня в самых разных источниках можно прочитать, что это были несчастные солдаты, смертельно уставшие от войны и не желавшие воевать за непонятные и далёкие проливы или за Константинополь. Тем не менее это были всё те же столичные полки «запасных» – новобранцев, которые не успели не то что устать от войны, но даже просто повоевать. Рабочие стреляли в солдат Нужно сказать, что в это время большинство в исполкоме Петросовета было сторонниками «революционного оборончества». Наиболее видным его представителем, фактически возглавившим в это время исполком, был меньшевик князь Ираклий Церетели, вернувшийся из многолетней сибирской ссылки (до неё он отсидел 6 лет в каторжной тюрьме по политическому обвинению). Исполком был готов искать компромисс – и с вечера 20 апреля начались совместные совещания Временного правительства и исполкома Петросовета в поисках выхода из кризиса. Опираясь на факт этих переговоров, командующий Петроградским округом генерал Корнилов уговорил 4 полка уйти от Мариинского дворца в свои казармы. Этим же вечером крайнее течение – большевики-ленинцы, выступавшие не только с позиций «обезумелого интернационализма», но и с требованием «вся власть советам – и немедленно» (сам совет с таким требованием не выступал) – послали своих агитаторов на заводы. Ещё с февральских дней там была создана «красная гвардия», захватившая в суматохе бунта огромное количество оружия. Большевики агитировали фабричных выйти с лозунгами «Долой временное правительство» - и с оружием. Иногда они при этом ссылались на авторитет исполнительного комитета (который добивался в это время прямо противоположного – умиротворения ситуации). Однако ещё с вечера 20 апреля начались массовые демонстрации в поддержку правительства по всему Петрограду. А утром 21 апреля газета «Речь»7 вышла с воззванием кадетского ЦК: «Граждане! Россия переживает страшный час! Решается судьба страны, судьба будущих поколений! Народ проявил великую мудрость в доверии Временному правительству. Сплотимся же вокруг него, не дадим разрастаться анархии, вслед за которой придёт притаившаяся чёрная сотня... Милюков, появление которого у власти купило доверие к нам наших союзников, объявляется врагом отечества! Но они знают, что уход Милюкова означает уход всего Временного правительства, – куда ж они ведут Россию? Мы стоим на краю пропасти. Граждане, выходите на улицу! проявляйте свою волю, участвуйте в митингах, выражайте одобрение правительству! Спасайте страну от анархии!» И огромное количество горожан вышло в поддержку кадетов. У Мариинского – тысячные толпы. Над демонстрацией – лозунги «Доверие Временному правительству!» «Ленина и компанию – обратно в Германию!» Одновременно вооруженные толпы фабричных тоже стекаются в центр. Демонстрации с противоположными лозунгами – за и против правительства – сталкиваются на улицах, иногда расходятся мирно, иногда возникает противостояние. И вот в середине дня случается неизбежное: вооружённые рабочие стреляют в тех, кто выступает в защиту правительства – в том числе в безоружных солдат. Трое человек убито, шестеро ранено. Чем закончился кризис Сегодня события апрельского кризиса часто описываются по стандартной «советской» схеме: глупое правительство выступило за войну – уставшие от неё солдаты и рабочие вышли с манифестациями – первый состав правительства вынужден был уйти в отставку. Но на самом деле крах первого состава Временного правительства до сих пор остается достаточно загадочным. Ведь народ, выйдя на улицы, самоотверженно (кто-то – ценой жизни) поддержал кадетов. Исполком согласился принять достаточно умеренное публичное пояснение Милюкова к ноте. Большевики после неудавшегося бунта и стрельбы, воспринимавшейся всеми как позорное варварство, моментально «отыграли назад» и уже утром 22 апреля опубликовали избыточно отступную резолюцию – мол, советы не могут пока взять власть, а наша партия будет проповедовать полный отказ от насилия. Да, буржуазная пресса струсила и никто не посмел открыто обвинить в стрельбе ленинцев, а социалистические газеты вообще полностью исказили события8. Но ведь по сути то, что произошло, было победой либеральных партий. Почему же уже 26 апреля было опубликовано Обращение Временного правительства, где говорилось, что оно не может работать без коалиции с социалистами? Почему 30 апреля именно тот человек, в котором и сторонники, и противники правительства видели главную его опору и крепость, – А.И. Гучков – не посоветовавшись ни с кем и без предупреждения вышел в отставку? Почему при обсуждении состава коалиционного правительства удалось «выдавить» из него Милюкова, несмотря на всё его сопротивление? ЦК кадетской партии решил, что кадеты останутся в коалиционном правительстве. В новом составе они сохранили те же 4 места (правда, уже не из 11, а из 15 человек). Но для всех было очевидно, что власть они утратили. Жертвы 21 апреля оказались напрасны. * * * В течение всего недолгого времени существования Временного правительства выступления его деятелей (здесь я уже говорю не только о кадетах) часто звучали трагически. За несколько дней до своей отставки – на юбилее четырёх дум 27 апреля – А.И. Гучков сказал: «Вся страна когда-то признала: отечество в опасности. Господа, мы сделали ещё шаг вперёд, время не ждёт: отечество – на краю гибели». Но возможность гибели переживалась министрами и очень лично. Во время апрельского кризиса П.Н. Милюков, выступая с балкона Мариинского дворца перед собравшимся народом, сказал: «Я не уйду, пока не выполню долга. Или – погибну». Незадолго до октябрьского переворота А.Ф. Керенский, выступая перед предпарламентом, клялся «во всех случаях умереть на своем посту». Однако нельзя не вспомнить, что Милюков умер во Франции в 1943-м, а Керенский в Нью- Йорке в 1970-м, в возрасте 89 лет. К этому времени десятки миллионов погибли в государстве, которое им так и не удалось удержать на краю пропасти. ----------------- 1 Конечно, эти переговоры были абсолютно нелигитимны, как, собственно, и всё происходившее в Таврическом дворце. 2 «Трепещущая точка» (лат.); перен. главная суть, самое главное. 3 Организация, в которую действительно входили А.Ф. Керенский, Н.В. Некрасов (и тот, и другой в разные годы занимали должность её генерального секретаря), А.И. Коновалов, М.И. Терещенко – «Великий восток народов России» (1912-1918) – не являлась в полном смысле слова масонской (например, в ней не были приняты хорошо знакомые всем по «Войне и миру» масонские ритуалы). Информация о ней осталась в мемуарах и архивах её членов, прежде всего в архиве Н.В. Чайковского (ГАРФ, Ф. 5805). В следующих составах Временного правительства число членов этой организации с каждым кризисом возрастало. 4 Все цитаты, если иное не оговорено особо, – из «Красного Колеса». 5 Конференция в Циммервальде (1915 год) стремилась объединить то меньшинство социалистов, которое отказалось после начала войны поддерживать свои правительства. Отвергнув лозунг В.И. Ленина «превращение империалистической войны в войну гражданскую», большинство делегатов предпочло «пацифистский» проект, написанный Л.Д. Троцким. В нём война признавалась империалистической, осуждались социалисты, голосовавшие за военные бюджеты и участвовавшие в правительствах воюющих стран, и звучал призыв «начать борьбу за мир без аннексий и контрибуций». 6 Редактор ежедневной социал-демократической газеты «Новая жизнь», издававшейся в 1917–1918 годах. В 1930 году арестован и осужден к 10 годам тюрьмы. В 1940 году расстрелян как «немецкий шпион» (возможно, потому что происходил из рода обрусевших немцев). 7 Орган кадетов, позиционировавший себя в качестве внепартийной независимой газеты. «Речь» выходила с 1906 года, закрыта большевиками 26 октября 1917 года. 8 «В воскресенье 23-го разбрасывались по улицам прокламации прямо от Совета, что всё затеяла "буржуазия" и "чёрная сотня". Оказывается: это – мещанство желало смуты, а революционная демократия стояла на страже – и вот победила, вот в чём смысл 21 апреля», – возмущается в «Красном Колесе» Милюков. Материал подготовила Александра Колымагина Кифа № 5 (223), апрель 2017 года Ещё материалы по теме Май – июнь 1917: Свидетельства очевидцев Май 1917: «Церковная революция» Апрель 1917: Поражение кадетов Март 1917: «Приказ № 1» Март 1917: Отречение Февраль 1917: Краткая хроника Январь 1917: Затишье перед бурей Декабрь 1916: Как это было Декабрь 1916: Убийство Распутина Ноябрь 1916: Накануне катастрофы |