«Все когда-нибудь должны умереть. Никогда не делай такого, чтобы люди плюнули тебе вослед»

Соловки

 

Говоря о жертвах политических репрессий, мы вспоминаем миллионы людей, погибших в тюрьмах и лагерях, но редко говорим о тех, с кем каждый из погибших или пострадавших был связан – их родителях, супругах, детях... Порой они сами становились заключенными. Но даже когда этого не случалось, каждый из них продолжал носить в себе рану. Кого-то это изматывало и разрушало, кому-то придавало мужество. Сегодня, перед Днем памяти жертв политических репрессий, мы вспоминаем этих людей. У нас на страницах встретятся внучка одного из первых соловецких политзаключенных царского офицера Созерко Мальсагова и родственники инженера Николая Покровского, погибшего в конце 1930-х.

В начале 1960-х годов, в первую «оттепель», после восстановления Чечено-Ингушской республики, моя мама и тетя получили через Комитет государственной безопасности первое письмо от своего отца, которого они знали только по рассказам матери¹. Несчастный их отец разыскивал кого-нибудь из его родных, оставшихся в живых. Три женщины были живы, они выжили, несмотря на всю алогичность этого. Ведь не должны были они остаться в живых в фантасмагорическом кошмаре 1930-х – 1940-х годов. Эти три ЧСИРки² должны были стать лагерной пылью, а стали людьми. И не потому достойны они уважения, что получили образование, заняли какие-то свои (весьма скромные) места в обществе, а потому, что с честью боролись за свое человеческое достоинство, за жизнь, не играя в опасные игры с совестью. «Все когда-нибудь должны умереть, никогда не делай такого, чтобы люди плюнули тебе вослед» - так сказала хрупкая Леби Шахбулатовна своей старшей дочери, когда той поступило предложение стать осведомителем НКВД.

Моя бабушка осталась соломенной вдовой в 26 лет. Ее супружество продолжалось семь лет (она вышла замуж девятнадцати лет в 1917 году). Практически до 1957 года вся ее жизнь была сплошным скитанием. В конце 1920-х годов она с двумя маленькими девочками уехала из села своего мужа, жила в Орджоникидзе, Баку, Грозном, потом в разных городах Киргизии. И только в 1957 году бабушка поселяется в Грозном, где и прожила до конца жизни (1980 год). Вопреки логике, она, неграмотная, дала образование своим дочкам – моя мама стала инженером, тетя – врачом. Бедствуя, трудясь, скитаясь, они, тем не менее, выжили (вопреки прогнозам одного капитана НКВД, который в припадке бешенства на очередной «обработке» крикнул моей маме: «Вы все равно все подохнете: ваша мать, сестра, вы сами. Потому что вы – враги советской власти».

Леби Шахбулатовна Мальсагова с дочерьми и внуками

В конце 50-х годов уже с семьями они вернулись из ссылки на Кавказ. Несмотря на частую смену места жительства, бабушка, мама и тетя постоянно находились под давлением органов, которые доставали их повсюду. Мою маму забирали в «учреждение» иногда даже прямо с улицы. С «собеседований» она выходила с синими ногтями. А однажды, доведенная до отчаяния (дело было в Киргизии), мама сказала бабушке: «Может быть, я подпишу, мама? Они ведь не оставят нас в покое!» В ответ на что услышала от больной, лежащей в постели бабушки такие слова: «Лучше умри там, если ты подпишешь хоть какую-нибудь подлую бумагу. Я прокляну тебя!..» И всегда бабушка поджидала свою дочь у ворот очередного НКВД с узелком заготавливаемых каждый раз, когда вызывали ее старшую, харчей – а что если дочь не выпустят из этих страшных стен, становящихся для многих и многих могилой.

Так было прожито 30 лет...

...И вот письмо от отца в начале шестидесятых... Моя тетя – Мадина – к этому времени руководила поликлиникой в Грозном. И в переписку с отцом вступила она. Тетя написала своему отцу пять писем и за это была освобождена от должности главного врача. Четырнадцать писем деда к семье хранятся у нее и до сих пор читаются со слезами на глазах и болью в сердце. Письма эти – свидетельства страшной трагедии, разметавшей семью по свету, но не уничтожившей ее.

...Я никогда не видела, чтобы наша бабушка плакала. Впервые ее плач и рыдания я услышала, когда она получила известие о смерти своего бедного Соси (так звали деда близкие). Она скорбела о нем, как будто прожила с ним нормальную супружескую жизнь, принимала соболезнования, совершила весь положенный мусульманский поминальный обряд и до конца своей жизни пекла по пятницам и раздавала поминальные лепешки в память по умершему мужу...

До смерти деда бабушка, молясь, всегда просила у Бога здоровья своему мужу, облегчения его участи на чужбине. Я думаю, что как женщина, она где-то в глубине души, может быть, испытывала некое удовлетворение от того, что ее Соси оставался до конца ей верен и не женился, но как истово верующая мусульманка, она, безусловно, сожалела о его одиночестве, говоря: «Если бы он женился, ему не было бы так трудно, у него была бы жена, еще дети. Он оказался несчастливее меня, потому что на старости лет никто не подал ему стакан воды с любовью». Его одиночество приносило ей страдания...

На могиле бабушки в селе Альтиево (родовом кладбище Мальсаговых, где мечтал быть похороненным дед) стоят два скромных надгробия – Созерко и Леби Мальсаговых, встретившихся после всех земных испытаний через 56 лет. Их разъединила стихия и соединил Бог...

Из предисловия Мариам Яндиевой к книге «Адский остров», написанной ее дедом Созерко Мальсаговым в 1925 году

^{-------------------------------}

¹ 15 мая 1925 года Созерко Мальсагов с товарищами по заключению совершили побег из Соловецкого лагеря и оказались в Финляндии. Позднее Мальсагов жил в Литве и Польше, во время Второй мировой войны сражался в польских войсках. После побега из фашистского лагеря участвовал в Польском сопротивлении. После войны жил и скончался в Англии. Реабилитирован в 1990 году.

² Сокращение от устойчивого словосочетания (использовавшегося и как название лагерной статьи): «член семьи изменника Родины».

Кифа № 13 (199), октябрь 2015 года

Еще статьи по этой теме:

«По окончании войны мне ответили, что он умер в 1941 году от паралича сердца и похоронен в дальне-северных лагерях». Из переписки 1970-х годов >>

«Но вы благословляйте проклинающих вас».Молитвы о врагах во время гонений и репрессий >>

О покаянии и раскаянии. Доклад Ольги Александровны Седаковой дни празднования 25-летия Преображенского братства >>