Как уйти от «одноклеточного» существования

Фрагмент интервью с ректором Свято-Филаретовского института, проф.-свящ. Георгием Кочетковым

«Страшный суд» (центральная часть триптиха). Иероним Босх, 1504 г.

О. Георгий Кочетков: Не просто «Общность, общение, община». Ее полное название: «Дабы воззрением на Святую Троицу побеждался страх перед ненавистной рознью мира сего». А потом уже подзаголовок: «Общность, общение, община в современном мире».

С. Смирнов: Я так понял, что цитата из Сергия Радонежского - это, скорее, эпиграф, задающий тональность, а не тема конференции в строгом смысле. Но давайте тогда начнем с него. Слова, конечно, очень хорошо известны и очень трогательны...

О. Георгий: И исторически значимы, поскольку связаны с именами святых Сергия Радонежского и Андрея Рублёва и с великой рублёвской иконой Троицы.

С. Смирнов: Но насколько они актуальны для современной жизни?

О. Георгий: Они известны, но вряд ли были достаточно продуманы. Почему мы и решили назвать конференцию таким образом. Я уверен, что все, кто будет там присутствовать, так или иначе эти слова уже слышали, но вряд ли многие их вполне продумали и ощутили, прочувствовали как реальность. Я помню, как бился над этим о. Всеволод Шпиллер. Он очень любил эту цитату. Она действительно говорила о единстве Святой Троицы, и об общении Лиц, и об общении Даров, и об общении личностей, и в общем-то приводила к мысли об общине. Или, как о. Всеволод говорил на старый манер, об общине. Он ведь тоже стремился к общине. Он говорил: «У меня есть община в приходе». Насколько это было так, это вопрос другой...

С. Смирнов: Я имел в виду не степень разработанности темы, а ее востребованность. Многие ли сейчас переживают «рознь мира сего» как «ненавистную»? Многие ли боятся ее? Боятся, что она захватит их внешне и внутренне? Ведь только в таком контексте приобретают смысл и вес все слова о том, что есть путь преодоления ненавистной розни.

О. Георгий: Да, причём взиранием на Святую Троицу. Или на Христа, если переводить с языка догматического богословия на язык книг Нового Завета.

С. Смирнов: Я немного общаюсь с современной молодёжью, если, конечно, можно ее еще назвать молодежью: люди до тридцати, но они уже достигли успеха, они уже заняли позиции, они уже знают себе цену. В 1991 г. им было 10 лет, т.е. вся их сознательная жизнь - целиком постсоветская. Конечно, я смотрю на них немного со стороны, но мне кажется, что для них непонятно, что такое «рознь» и почему, собственно, она может быть «ненавистной». Никого они не хотят душить, грабить и вообще как-то досаждать, но для них нормально, что в жизни «каждый за себя». В советское время было какое-то переживание опасности, исходящей от «внешней среды». Окуджава пел: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». То есть можно было пропасть, потерять что-то важное, нематериальное (материального-то особо и не было). А сейчас: хочешь учиться - учись, хочешь ехать за границу - пожалуйста, хочешь работать - работай, получай деньги, строй дом, покупай квартиру, машину, ходи в ночные клубы, во всякие фитнесы. «Инвестируй в себя». Все пути открыты. Была бы голова да руки, и какая разница, кто вокруг тебя? И всегда можно найти какой-то приятный круг общения... Поэтому: для кого, собственно, проводится конференция? Народ живёт в этой розни и считает, что всё нормально. Никакого страха перед ней не испытывает и никакой ненависти.

О. Георгий: Пока человек считает, что всё нормально, он вряд ли имеет шанс попасть на нашу конференцию. Не потому, что перед ним будут закрыты двери, а просто потому, что ему не будет интересно. Пока человек не почувствует жажду Богообщения, он никогда к Богу не придёт. Покуда он не почувствует всю пустоту и тщетность успеха, базирующегося на индивидуализме, индивидуальном успехе, - внешнем чисто успехе, чувственном успехе, финансовом, плотском и т.д. и т.д. - до тех пор он искать общения не будет, а если и будет, то не найдёт. Так же, как он никогда не станет личностью. Он останется сугубо индивидуальным существом, индивидом. Только индивидом, а значит, и не очень-то хорошим членом общества.

А наша конференция рассчитана на тех, кто уже почувствовал, что всего этого мало, кто уже понял, что надо чего-то искать. То есть, во-первых, что существует нечто более глубокое, чем внешний успех, а во-вторых, - что это «нечто» надо искать. Надо проявлять собственную инициативу, надо о чём-то думать, надо что-то в связи с этим делать. На таких людей у нас всё и рассчитано. Не только на тех, кто уже нашёл, знает ценность общения и общинной жизни, знает, чего стоит современный мир в хорошем и в плохом смысле этого слова, но и на тех, кто ещё только ищет. Но ищет всерьёз, ищет личностно, уже не просто индивидуально, и готов не только жить для себя, не только грести под себя.

А что касается молодёжи, особенно постсоветской, конечно, они ещё живут в эйфории: вчера было ничего нельзя, а сегодня можно жить совсем по-другому. Но это состояние не очень трезвенное, и это, к сожалению, - не народ. Как известно, у нас есть население, но нет народа; у нас есть территория, но нет страны; у нас есть образованщина, но нет образования и т.п. Эти тёмные двойники постоянно присутствуют в нашей жизни. Поэтому надо рассчитывать на тех, чья совесть уже пробуждена. Может быть, какими-то неудачами, может быть, какими-то трудностями, может быть - просто из глубины сердца что-то всплывает, из глубины духовной памяти или культуры. Люди эпохи постмодерна обычно считают, что у каждого - своя правда, у каждого - свой путь, и «не лезьте вы, пожалуйста, на этот путь и на эту правду! И, тем более, на мою веру!» Но эпоха постмодерна проходит. Она очень быстро удаляется, она уже не на пике. Что-то новое приходит как раз из глубины этой жажды общения. Пусть, как прекрасно сказала Ольга Седакова, базирующееся лишь  на простейших положительных ценностях. Простейших! Может быть, сейчас пришло время действительно разложить все те духовные, умственные и цивилизационные конгломераты, которые были искусственно созданы в XX веке, на простейшие элементы, чтобы теперь создалось что-то новое.

С. Смирнов: Неужели Вы считаете, что наше общество, наш народ, осознав ненавистность розни, ненавистность ее человеку, даже самой человеческой природе, что народ, осознав это, сможет - взиранием на Святую Троицу - победить рознь?

О. Георгий: Если общество хочет стать обществом, а народ хочет стать народом, третьего не дано. Здесь нужно осознать: или у нас будет страна, общество, народ, или просто ничего не будет.

С. Смирнов: Я бы, скорее, пессимистический вывод сделал.

О. Георгий: Надо вопрос ставить. Я думаю, что сейчас реализуется пессимистический сценарий только потому, что этот вопрос всерьёз не поставлен перед совестью людей. И как раз наша конференция - одна из попыток поставить вопрос и в церкви, и в обществе. Ведь индивидуализм развился широко не только в обществе, но и  в церкви.

У нас общество - пока, к сожалению, не общество, я в этом глубоко уверен. Люди даже в стаю собраться не могут, за исключением каких-то банд. Да и там, мне кажется, они часто готовы друг друга предать из-за шкурных интересов. Ну, в банде это в какой-то степени естественно, а среди нормальных людей - совсем неестественно. Поэтому надо чётко ставить этот вопрос, если мы хотим стать новой страной, новым народом, новым обществом. Новым - не значит лучшим, чем было. Я, естественно, не про советский период говорю, а про тысячелетнюю историю нашей страны и нашего народа. Когда-то этот народ был, а ныне кажется - он уже безнадёжно исчез. Есть какие-то элементы старого, причём подлинного, которые могут быть использованы при строительстве нового. Но как это будет и будет ли - это покажет история. Тем более, мы не единственные, кто живёт на Земле. Есть много разных привходящих фактов - я не только кризис имею в виду.

Поэтому мы должны обращаться к тем, кто будет искать общности, общения, общины и в общественном, и в церковном, и в личностном, внутреннем контексте. Люди должны понять весь ужас и весь позор того, что они не могут друг с другом договориться и не могут до сих пор доверять друг другу. Нет даже элементарного доверия. Не то что Веры с большой буквы, даже доверия элементарного нет! Люди должны увидеть, что это позор. Что это не просто недостаток (мало ли у кого какие недостатки!), это не просто согрешение (мало ли у кого какие согрешения!), это - позор на весь мир. Мы ведь - с большой претензией... Как говорится, «с большой амбицией, да с малой амуницией». Никакие деньги, никакие территории, никакие природные богатства нас здесь не спасут! И вот об этом надо говорить всерьёз. Потому что не так легко уйти от нашего глухого индивидуализма. Это полная разобщённость, просто атомизированность общества. Не так легко уйти от одноклеточного существования. Аверинцев был достаточно жёсток в своих определениях. Он употреблял такие понятия, которых, допустим, мы с вами избегаем: «нелюди», «одноклеточные». Он, конечно, об этом не говорил всем и вся, но я с ним много общался лично. Я до сих пор смущаюсь, когда мне приходится употреблять такие слова, даже в самых  лёгких контекстах. А он об этом говорил всерьёз. Так вот, надо уходить от этого «одноклеточного», «нелюдского» существования.

С. Смирнов: Хорошо. Перейдем от заголовка к подзаголовку. «Общность, общение, община».

О. Георгий: Мы взяли три этих аспекта, потому что для разных людей и в разном контексте лучше может звучать или первое, или второе, или третье. Кроме всего прочего, все три термина, во-первых, недовыявлены по содержанию, а во-вторых - имеют очень большое значение для разных людей. Некоторые больший акцент делают на общении (например, митр. Иоанн (Зизиулас), если говорить о церковно-богословской стороне). Или на общности, что чаще встречается в светской сфере, в гуманитарной или интеллигентской сфере. Там меньше будут говорить об общине и даже об общении, а если будут говорить, то со специфическим негативным или немного насмешливым оттенком. А вот об общности будут говорить очень серьёзно, потому что именно в интеллигентских кругах сохранилась интуиция того, что разобщённости противостоит общность. Я думаю, что например наши близкие друзья Анна Шмаина-Великанова или Ольга Седакова, скорее всего, будут мыслить именно в этом контексте. И плюс к общению и общности мы обозначили тему общины. Есть люди, для которых община включает в себя всё: и общение, и общность, причём уже в какой-то высшей степени качества. Или полноты, а значит, приобщённости к совершенству. Но всё равно для кого-то очень дорого одно, для кого-то очень дорого другое, для кого-то очень дорого третье. И всё это очень интересно объединить.

О встрече

Из проповеди митр. Антония Сурожского

...Обращали ли вы когда-нибудь внимание на то, что все Евангелие - сплошная встреча? Ведь весь рассказ евангельский говорит нам не о каком-то учении, которое преподносится всем равно, безразлично, безлично. Каждое евангельское слово сказано кому-то, каждое событие евангельское - это встреча Христа с какой-то человеческой нуждой, со скорбью, с радостью, с горем, с болезнью, с грехом. Это всегда встреча лицом к лицу. И какая могла бы быть в нас постоянная радость, торжествующая, победоносная радость, если бы мы так воспринимали Евангелие, если бы, читая его, мы просто себе представляли образы. Вот толпа - такая, как мы теперь, иногда большая, как сегодня, иногда совсем маленькая, когда собирались только-только первые ученики. В этой толпе я - затерся где-то и слышу, как Христос говорит. Не обязательно со мной лично, но Он говорит с кем-то: не просто «вещает», не просто говорит кому угодно и никому. Он говорит женщине, у которой сын умер: не плачь! (Лк 7:12-13). Юноше, который спрашивает, как найти жизнь вечную: оставь все, только иди за Мной! (Мк 10:21). Больным, слепым, грешникам: прощаются тебе грехи...

Если бы нам помнить каждый раз, как мы слышим евангельские слова, что они не где-то звучат для других, а говорятся мне или при мне - кому-то, кому они нужны. Может быть, в этой толпе один человек услышит то или другое слово Христово, которое сегодня было прочитано, может быть - многие. А мы все должны с трепетом стоять и думать: Христос говорит - и в чью-то душу входит жизнь, кто-то спасается, у кого-то горе утихает, у кого-то слезы текут, у кого-то вдруг разломилось каменное сердце, у кого-то вдруг надежда блеснула, вера разгорелась.

Какая радость - от встречи, от того, что Христос посреди нас. Ибо Воскресение Христово, которое мы с такой радостью поем (и не только в пасхальную ночь, но из недели в неделю в воскресный день), это же событие, которое не просто когда-то произошло, - это событие, которое нам современно. Потому что, правда, умер Христос на кресте в определенный год, в определенный день и час, и воскрес Он в третий день после этого, но воскресший Христос жив, Он среди нас. И Воскресение Христово, которое когда-то воссияло из гроба, сейчас сияет среди нас то ярко, а то тихим светом, о котором мы поем на вечерне: Свете тихий святыя славы Небесного Отца... Христос то является нам во славе, а то пребывает среди нас, такой тихий, незаметный.

Вот в свете Евангелия и думайте о каждой человеческой встрече именно как о встрече - не просто о том, что люди столкнулись да разошлись, прошли мимо - и не заметили, кто мимо прошел. Так в евангельской притче о милосердном самарянине проходили бесчувственный левит и безответственный священник (Лк 10:30-37). А мы должны, как самарянин, остановить свой взор на каждом, никого не пропустить незамеченным, и когда слушаем - слышать, а не просто воспринимать звуки слов. Если бы только мы умели встречаться! По-сербски слово «встреча» значит «радость», а встречу они называют «сретением» - тем словом, которым мы называем праздник, когда Божия Матерь принесла Спасителя в храм и была встречена пророческим приветствием и Живым Богом (Лк 2:27-38). Встреча всегда могла бы быть радостью, если бы только мы умели встречаться.

Мы с вами - встретились. Сколько лет тому назад впервые я имел счастье молиться здесь, и вы меня встретили как брата, как своего, не как чужого человека. И с тех пор мы ведь никогда не разлучались. Да, я уезжал за границу, но уезжал-то с вами в сердце, а вы оставались и, видно, тоже не забывали, потому что иначе мы никогда не встретились бы вновь с такой радостью.

А основная встреча евангельская - о ней все-таки хочу сказать - это встреча со Христом, с Богом, явившимся нам во Христе. Каково это явление? О Боге мы думаем в контексте славы, величия, как на иконах пишут Вседержителя. О таком Боге можно думать и молиться Ему в трепете, но Бог захотел нам явиться так, как ни один человек не мог себе Его вообразить, или представить, или даже подумать. Потому что Бога беспомощного, Бога смиренного, Бога уязвимого, побежденного, битого, мучимого, Бога как будто убитого никто себе не мог представить. Этот Бог нам явился. Он нам показал, что нет такой бездны, которая для Него слишком глубока, нет такой обездоленности, которая превосходит Его способность все отдать, всего Себя, до конца, чтобы поделиться с нами тем, что Он Сам есть: Жизнь вечная, вечная Радость, Сияние и Свет, Истина и Торжество. Этого Бога можно познать, только когда обездоленность, горе, несчастье, одиночество, сиротство вдруг нас охватят и будут держать в своих тисках.

Нам, оказавшимся за границей в двадцатые годы, Он открылся именно так. Мы оказались без Родины, отделенные от всего, что мы любили, от самых любимых и родных, чужими на чужой стороне, лишними и нежеланными; ничего не оставалось, кроме убожества. И вдруг мы обнаружили, что у нас есть Бог, Которого нам нечего стыдиться и Который нас не стыдится. Не великий Бог иконный, а тот смиренный Господь, Который стал человеком - хрупким, презренным, родившимся в маленьком городке небольшой страны, оккупированной врагами, порабощенной, - Раб бездольный. И мы обнаружили, что Он с нами может пойти в самую бездну нашего горя. Он все изведал, до самого края нашей обездоленности, Он гораздо дальше пошел, чем край, предел нашей обездоленности. Вдруг оказалось, что Он такой простой, такой родной, такой свой. Тогда стали понятны слова апостола: вы Богу уже не чужие, а свои (Еф 2:19). Не потому, что мы такие великие, а потому, что Бог смирился, ибо Он нас так любит.

И думалось: да, в горе; а что во грехе? что если вдруг падение? Неужели тогда Бога не найти? И прозвучали снова слова апостола Павла: там, где изобилует грех, преизобилует благодать (Рим 5:20). В самой глубине падения мы нашли Христа - спасающего, утешающего, призывающего жить, говорящего: Разве ты не видишь - Я верую в тебя так, что Сам стал человеком, подобным тебе, чтобы ты мог поверить в Мою веру в человека, в Мою любовь.

В любовь мы могли верить, но иногда так трудно поверить, что вам верят и в вас верят. Любить можно и с какой-то долей презрения, свысока. А верить в человека можно только с благоговением. И воплощением Своим Христос нам говорит: в каждого из вас, кто здесь, в каждого из вас, кого здесь нет, кто Мне будто чужд, кто Меня не познал, кто даже образ Божий как будто потерял, - в каждого Я верю так, что готов всю Свою жизнь истощить и отдать, чтобы он поверил в Божию веру в человека.

Вот на чем мы стоим, вот о чем нам говорит воплощение Господне. Да, Он стал человеком, чтобы мы могли поверить в себя и поверить в брата. А если так, то мы все можем встретиться лицом к лицу; нам не надо отворачиваться от одного, для того чтобы вглядеться в другого. Каждому поверил Господь Свою жизнь и смерть. Это - встреча. Да, это встреча, из которой можно извлечь спасение, жизнь, радость. Давайте ждать Христа как Того, Кто единственный поверил в каждого из нас - не потому, что не знал, кто мы, а именно - зная о нас все, до самого глубокого нашего падения, не только на деле, но и в чувстве, в мысли, в поползновении. Христос как бы говорит: смотри, Я воспринимаю плоть человеческую, делаюсь человеком, чтобы ты знал и верил: Я верую в тебя, человек, становись по образу и подобию, к которому ты призван, - Человеком, как Я.

Встретим Христа с этой верой, с ликованием, хотя бы с надеждой, что даже у самого обездоленного есть кто-то, кто в него верит без конца, без границ, вплоть до крестной смерти.

А друг друга станем встречать, как нас учит апостол Павел: принимайте друг друга, как вас принял Христос (Рим 15:7) - не ожидая, чтобы сосед, ближний стал лучше, более похож на нас, более нам близкий, а какой он есть, ибо если любовью охватить человека, как пожаром, то он переменится, растает, станет человеком.

Дай нам Господь такую веру в человека пронести через всю жизнь, через весь мир, верующий и неверующий, чтобы каждый человек знал: когда сам он потеряет веру в себя, в него верит не только Небесный Бог, но и всякий человек, который назвал себя христианином.

Аминь.

21 декабря 1969 г.

КИФА №12(102) сентябрь 2009 года