Сретенские чтения: секция Священного писания На пути к утраченному богообщению Из тезисов к докладу «Значение символа пустыни в духовности народа Божьего» Иероним Босх. Иоанн Креститель в пустыне 1. История Ветхого Израиля завершается служением Иоанна Крестителя. Как говорит Писание: «Явился в пустыне Иоанн Креститель, возвещая крещение покаяния ради прощения грехов» (Мк1:4). С.С. Аверинцев отмечает, что «при евангельских упоминаниях "пустыни" необходимо помнить, во-первых, что слово это обозначает всякое необитаемое пространство, отнюдь не являясь географическим термином. Во-вторых, что оно насыщено символическими коннотациями, связанными с ветхозаветным повествованием о пути исхода из Египта через пустыню» [2, с.215]. Сложность вопроса о раскрытии значения символа пустыни заключается в его многозначности и многообразности. Следует учитывать, что «структура символа направлена на то, чтобы погрузить каждое частное явление в стихию "первоначала" бытия и дать через это явление целостный образ мира» [3]. Пустыня видится в Писании как место встречи человека с Богом, покаяния и духовной нищеты, выбора и обретения свободы. Это двойственный образ. Это место лишений, опасности, наказаний, но это также и место, где Бог избавляет народ и являет Cебя. В этой перспективе пустыня противопоставляется обитаемой земле как проклятие благословению. Значение символа пустыни намного глубже и ярче значения образа. Но символ поддается раскрытию через сопоставление его с образом и знаком. «Символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и он есть знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ. Но если категория образа предполагает предметное тождество самому себе, то категория символа делает акцент на другой стороне той же сути - на выхождении образа за собственные пределы и на присутствии некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного» [3]. Писание являет некое созвучие между контрастностью в природе Палестины и «существенным для яхвизма учением об открытых человеку двух "путях" в жизни и поведении. Хорошего - "пути Йахве" и плохого - «пути сердца своего» (Прит10:29) [5, с.23]. 2. Писание начинается с пустыни: «Земля была пуста и пустынна, тьма была над пучиной, и дух Божий веял над водами» (Быт1:2). У Иеремии повторяется, более уже не встречаясь, идиома ТОХУ-ВАВОХУ: «Я посмотрел на землю - она безвидна и пуста. Увидел я: цветущий край превратился в пустыню» (Иер4:23-26). Следовательно, хаос и пустыня - это синонимичные образы, наделенные органичностью мифа. Следующая глава книги Бытия «повествует не о сотворении неба и земли, но о пустыне, которую Бог делает плодородной благодаря пару, всходившему от земли: Яхве «насадил сад в Эдеме» и поселил человека в этом саду, «чтобы возделывать его и хранить его» (Быт2:15). В более упрощенном яхвистском рассказе не "водный" хаос и мир "форм" противопоставляются друг другу, а пустыня и сушь контрастируют с зеленью и жизнью»5. Но космос разрушает своеволие человека. Пойдя по «пути сердца своего», человек искажает мир. «Вся земля опустошена» (Иер12:4), космос погружается в хаос из-за отказа человека от порядка и смысла мира. Рассказ об истории человечества до Аврама есть мифологическая традиция, переработанная в новое видение мира, могущее стать парадигматическим. От Аврама священная история становится образцовой моделью для всего человечества [13, с.159]. 3. Оставив цивилизацию по велению Бога, Аврам следует в Ханаан (Быт12:1-4). «Начинать необходимо с пустыни, которая в нашем мире - символ, а тишина ее голос. Необходимо научиться слушать ее тишину и позволить пустоте замкнуться в себе самой» [14, с.7]. По дороге в Вефиль Аврам придерживается безлюдных территорий и поселяется в оазисе посреди безлюдной земли. Однако Авраму приходится спускаться в Египет. И это еще один образ пустыни - царство «цивилизации», откуда он опять вернется к своим жертвенникам. Пустыня открывается в виде промежуточного звена на пути восстановления утраченного богообщения. Аврам проходит через испытание, которое мыслится как средство познания кого-либо. Испытание ставит человека в ситуацию, где он должен показать то, чем он является на самом деле. Трудно жить в засушливых и одиноких местах и проще склониться к привычным для человека благам. Испытание совершается в «области свободы, где избранный и призванный Богом человек остается один на один с собой. Там нет ничего и никого, кроме Бога, являющего в это время Свое присутствие совершенно беспрецедентным образом, и смертоносных скорпионов. Следует различать две пустыни: время испытаний и то духовное пространство, куда попадает человек, их не преодолевший» [9, с.51]. 4. Центральный персонаж и место в Ветхом Завете - Моисей и пустыня. Защитив сородича от руки египтянина, Моисей вынужден бежать от гнева фараона «в землю Мадиамскую» (Исх2:15). Для того чтобы Бог открылся бывшему приемному царскому сыну, ему придется проделать значительный путь в малообитаемые и засушливые земли. Более того, для личной встречи с Господом придется идти «далеко в пустыню» (Исх3:1). Писание настойчиво зовет человека уйти от цивилизации. Политические модели древних государств Месопотамии и Египта были устроены таким образом, что основным стержнем в них была единая система ценностей, повсеместно используемая и разделяемая большинством. Подобная система устройства отрицает всякую свободу и голос совести. Иначе она рушится. В основе такой ментальности должна лежать сакрально-магическая идея, связанная с миром богов. Народы этих территорий практиковали культы, связанные с идеей плодородия земли. Жизнь там полностью зависела от воды, приносимой реками, в то время как пастбища Ханаана целиком зависели от сезонных дождей и рос, выпадавших с неба. «В каждом человеке сосуществуют оба вида жизни - кочевой и оседлый. Выбирая один, сожалеешь о другом. Оседлые боготворят вещи, то есть Природу, то, что существует. Кочевые требуют веры в того, кого еще нет, но кто будет - в будущем, в Истории, в Израиле» [4, с.17]. Убежав от рабства плоти и духа, Моисей сорок лет «пас овец мидьянского жреца Итро. Однажды он ушел со стадом далеко в пустыню и оказался близ Божьей горы, Хорива» (Исх3:1). Чтобы принять откровение личностного Бога, требуется уйти в созерцание того, что есть человек. Лишь далеко в пустыне пастух полностью освобождается от власти духов и становится свободным. Существуют связи, соединяющие Всевышнего в пустыне и Израиля-кочевника. Голос Бога - это голос пустыни, где бы она ни была - на земле или в сердце. Господь призывает человека оставить оседлый образ жизни и принять кочевой. Лишь устранив привязанности к миру вещей, можно жить без чего-либо материального, единственно в присутствии Бога, Который живет Присутствием и Словом. Но Бог ведет народ в Землю, текущую молоком и медом, а не в пустыню. Это не самоцель, а ситуация начала. Земля дается в наследие детям, которые «не знают, что добро, а что зло» (Втор14:23). Таким образом, пустыня обретает двоякий смысл. «Она несет смерть и одновременно сохраняет и оберегает жизнь. Там погибают неверные, но возрастают и укрепляются в вере надеющиеся на Бога. Пустыня одновременно и гроб, и колыбель» [8, с.10], которая должна когда-то закончиться. Израиль может и должен иметь землю и ее дары по воле Божьей. Это значит, ему предстоит изменить культуру, не изменяя Закону и вере, сложившимся при кочевой жизни» [9, с.256]. Для этого вводятся особые отношения: «землю не должно продавать навсегда, ибо Моя земля: вы пришельцы и поселенцы у Меня» (Втор25:23). Народ всего лишь приглашенный, арендатор и, таким образом в нем может пребывать дух кочевой жизни. Моисей знает, что народ не устоит в вере: об этом говорят годы странствий. 5. Обосновавшись в Ханаане, Израиль ассимилирует с местными народами, предпочитая земные блага служению Яхве. «Бог, которым занимаются ради получаемых от него даров, автоматически снижается на уровень ханаанских Ваалов» [11, с.122]. Израиль побеждается Ваалом еще и потому, что он бог этой земли и отвечает местным экономическим условиям. В Израиле наступает новая эпоха. «И восстал Илия-пророк, как огонь, и слово его горело, как светильник» (Сир49:1). Это все та же тема пустыни как места и пути познания Яхве. Илия был воспитан на строгих позициях монотеизма. Они сохранились на родине пророка. Бог Илии - это Бог, Который являлся народу на Синае в виде громов и молний. Это Бог, который поглощает жертву вместе с камнями, прахом и водой. Таков и сам Илия, убивающий мечом пророков Ваала. Но обрести взаимную любовь - не то же, что сокрушить Ваала и утвердить истинную веру. Религиозная реформа Илии была не в состоянии изменить сердце народа. У Израиля огрубело сердце. Народ утратил навыки кочевой жизни и Яхве стал не отличим от Ваала. Совершив сорокадневный пост и осознавая свою духовную нищету, на Хориве в пещере Илия слышит «голос тонкой тишины» (3Цар19:12 [по 12]). Далее борьба в Израиле будет проходить за сердце народа. И вновь пустыня станет местом божественного откровения. «Можно утверждать, что монотеизм является религией пустыни» [10]. И теперь голос пророка будет самой пустыней и ее голосом и образом. Вслед за Илией и Елисеем с проповедью милосердия и покаяния выступает пророк Амос, «один из пастухов Фекойских» (Ам1:1). Главным в богопочитании должны быть правосудие и справедливость. Когда же человек забывает о своем призвании, его сердце грубеет и превращается в пустыню - землю сухую и безводную [7, с.324]. Амос дает новый образ пустыни - возвращение к кочевому образу жизни в своем сердце, которое жаждет дня Господня. Эта есть жажда, свойственная человеческой совести. Яхвизм зародился в среде пастухов и развивался в пустыне. Возврат к яхвизму в чистом виде представляется как освобождение от оседлости: именно таков был кочевнический идеал пророков [13, с.168]. Пророк Малахия, продолжая тему Илии подводит некий итог Ветхому Завету. Он завершает проповедь словом о пустыне: «Я пошлю к вам Илию пророка. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятием» (Мал4:4-6). Предтеча, пришедший в «духе и силе Илии» (Лк1:17), как Авраам и Моисей, проводит свою жизнь в удалении от людских страстей «в пустыне до дня явления пред Израилем» (Лк1:80). Он готовит себя к встрече с Богом, являясь началом того остатка, который будет приведен к Спасителю на брачный пир. Свидетельство Предтечи на Иордане есть призыв обратиться к Богу Живому через очищение в пустыне - месте первых и самых чистых отношений Жениха и Невесты. 6. На протяжении Ветхого Завета образ пустыни принимает различные и порой антиномичные значения, но смысл его остается неизменным. Для Аврама и Моисея он тесно связан с территорией проживания. Для пророков пустыня - это сердце человека и его жизненные предпочтения. Здесь смысл пустыни есть обращение сердца, утратившего навыки кочевой жизни. «Библия и святые отцы совершенно ясно свидетельствуют, что спасение не индивидуально, а космично». Пустыня это место встречи, где Бог говорит человеку, а человек слышит Бога и следует за Ним» [6, с.27]. Это голос Бога Авраама, Исаака и Иакова и Его присутствие в ней, голос, Который открывается человеку как Слово и Путь. Синайское откровение говорит, что Бог есть Яхве: ЭХЪЕ АШЕР ЭХЪЕ - «Я есмь Тот, Кто являет себя в присутствии» [11, с.43]. Символ пустыни это слово Яхве, возгласившего: «слушай, Израиль!» (Втор6:4) и это кочевой образ жизни человека, вернее, ее дух и смысл. Утрачивая этот дух, человек начинает мыслить Бога в категориях религии, но, обратившись и вернувшись к ним, он вновь обретает Яхве. «Символ есть теплота сплачивающей тайны. Символ, "сопрягая" предмет и смысл, одновременно "сопрягает" и людей, полюбивших и понявших этот смысл. Смысл символа существует реально только внутри общения, внутри ситуации диалога, вне которой можно наблюдать лишь пустую форму. И если вещь только позволяет, чтобы ее рассматривали, то символ сам "смотрит" на нас»[3]. Символ пустыни - это место встречи, которая столь желанна сердцу каждого человека. Этим местом заканчивается Ветхий Завет, указывая на то, где будет утолена жажда слышания слова. «Бог и человек встречаются не в высоте и не в глубине, а в реальном внутреннем мире, транссубъективном и трансобъективном, в духовном опыте, где дух актуализирует благодать крещения. Любовь не помещается в пространстве, это, как замечает О. Клеман, пространство находит свое место в любви, che move il sole e l'altre stelle» (Которая движет солнце и иные звезды. - ит.) [6, с.45]. Михаил КУТУЗОВ 1 курс Свято-Филаретовского института 1. Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового Завета: В рус. пер. с прил. Брюссель, 1989. 2. Аверинцев С. Евангелие от Матфея. Евангелие от Марка. Евангелие от Луки. Книга Иова. Псалмы Давидовы: Переводы. К, 2004. 3. Аверинцев С. Символ художественный // София-Логос: Словарь / Под ред. Аверинцевой Н., Сигов. К. К., 2006. С. 386-394. 4. Бло Ж.. Моисей наш современник. СПб., 2001. 5. Вейнберг. Й. Введение в ТАНАХ. Часть I. Пространство и время Танаха. М., 2002. -14 6. Клеман О. Смысл Земли. М., 2005. 7. Мень А., прот. Исагогика. М., 2000. 8. Минов С. Исход и пустыня в Ветхом Завете: Курсовая работа по Ветхому Завету. М., 1996. 9. Озерский С. «Пустыня» в Священном писании. // Православная община. 1999. №51. С.51-59. 10. Пустыня. // Словарь символов / Керлот Х., 1994. С. 426-427. 11. Сорокин А., прот. Введение в Священное Писание Ветхого Завета. К., 2003 -22 12. Штейнзальц А. Библейские образы. М., 1995. 13. Элиаде М. История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий. М., 2002. КИФА №3 (61) март 2007 года |