ТАИНСТВО МИССИИ

Доклад Марка Оксброу (Mark Oxbrow) на коллоквиуме «Православие и миссия», организованном CMS (Church Mission Society) 28 ноября 2005 г.

Я помню, как я еще ребенком стоял у входа в пещеру на берегу Корнуэлла. Мне было тогда всего лишь десять лет. Я мало что мог разглядеть внутри, но мог слышать бульканье воды и запах моря. Это было место, связанное с тайной и вызовом, полное возможностей и в то же время непростое для исследования. Я плохо представлял себе его размеры, его радости и опасности, я не знал, что же там внутри. Я помню, как я проскользнул туда, желая сохранить одиночество в момент открытия (хотя и не удаляясь от внимательных ушей моих родителей на такое расстояние, чтобы мой крик не мог быть немедленно услышан).

Как только зрение мое изменилось внутри пещеры и глаза приспособились к ней, я смог увидеть лужицы воды, морские анемоны, маленьких рыбок и сверкающий песок, но надо мной и вокруг меня была лишь темнота и ощущение пространства. Я вошел только на несколько метров, а потом выбежал в сияние солнца, вновь окружившее меня, чтобы рассказать родителям об этом грандиозном приключении, путешествии в неведомое, открытии невозможного. К сожалению, их больше интересовали книги, которые они читали, и они не смогли разделить со мной это мгновение восторга.

Я надеюсь, вы уже поняли, что я хочу начать это небольшое исследование, посвященное пониманию миссии, с одного их основных богословских вопросов - вопроса апофатической веры. В рамках наших различных традиций, Православия и Протестантизма, мы унаследовали разное понимание процесса Богопознания. Если бы я мог подойти к этому вопросу отчасти постмодернистски, я бы предложил не пытаться бесполезно решать, какое из них более правильно, а лучше исследовать, как оба процесса познания могут вести нас к более глубокому почитанию Единого истинно существующего.

Упрощая, можно сказать, что протестантский подход всегда состоял в принятии Божественного откровения как Божьего дара, который ведет нас от тьмы к свету, помогая каждый день продвигаться вперед к большему пониманию свойств Божьих и Его природы. В Восточной традиции всегда было гораздо большее ощущение тайны Божества, того, что в окружающий Его мрак невозможно проникнуть и что движение - это на самом деле не наше движение к Богу, но в гораздо большей степени Его движение к нам по мере того, как милость Божья проникает в наше подлинное бытие, выводя нас из искусственного света нашего смертного существования в священный мрак Божественного присутствия и оставив позади все, что менее ценно - все, что не Бог, все, чем Бог не является, и погружая нас в величайший мрак, где Тайна Бога становится еще глубже. Если вернуться к рассказу, с которого я начал, для протестанта взглядом веры не видно Божественного мрака и Божьей Тайны, всё уже обнаружено и открыто; для восточных христиан то, что уже начали различать наши глаза, отвергается, ибо это не Бог, и внимание остается сосредоточенным на том, что скрывается во мраке, во все более глубоких, может быть, бесконечно глубоких областях пещеры.

Еще более упрощая, можно сказать, что мы сталкиваемся здесь с двумя динамически дополняющими друг друга процессами познания Бога человеком и познания человека Богом. Одна из причин стремления удержать их в динамическом диалоге - желание избежать очевидных опасностей обеих крайностей. Если миссия понимается просто как нечто дающее возможность другим познать Бога, тогда мы слишком легко соскальзываем к пониманию знания как только высказанного, как того, что мы должны знать о Боге. Этот подход соотносится с право-славием лишь в урезанном виде верного интеллектуального понимания. С другой стороны, если миссию связывать лишь с тем, что Бог находит нас, мы рискуем сползти в абсолютную пассивность, что было бы несправедливо по отношению к отраженному в Писании Божьему призыву к участию человека в миссии. Красота того образа миссии, который можно охарактеризовать как «познавать через то, чтобы быть познанным» заключается в выдвижении на первый план того аспекта знания, которое связано с отношениями, и в выстраивании отношений одновременно в связи с самим процессом миссии и с ее конечной целью.

Пока что я сознательно употреблял термины православный (или восточный) христианин и протестант и избегал термина англиканин, т.к. мой опыт в связи с современным англиканством говорит о неуверенности в том, с каким из двух подходов к познанию мы действительно хотим работать.

Однако что общего имеют на самом деле все эти разговоры о знании с миссией? Мы глубоко ошибаемся, если ищем определение миссии в заключительных главах синоптических Евангелий или 10 главе Евангелия от Иоанна. Мы гораздо больше нуждаемся в том, чтобы начать с 9 стиха 3 главы Бытия: «И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: «Где ты?»» Как только люди оказались отторгнуты от Богообщения, они «услышали голос Господа Бога, ходящего в раю во время прохлады дня» (Быт 3:8). Миссия начинается с Божественной неутомимости, тайны поиска Богом своих собственных, взывания к ним: «Где вы?» До тех пор, пока хоть одна человеческая душа останется отчуждена от Божественной реальности, этот голос будет продолжать взывать - это миссия Бога, это миссия, в которую мы, по милости Божьей, призываемся как соучастники.

История миссии продолжается и тогда, когда этот неустанный голос звучит на горе Синай, в устах судей и пророков, в сердце бури на Галилейском море, от солнца, застывшего крестом над Иерусалимом, на улицах Александрии, в бараках Советского Гулага и трущобах Джакарты. И это все тот же вопрос: «Где вы?» Это тот самый вопрос, который мог заставить меня, маленького мальчика на берегу Корнуэлла, стремиться проникнуть дальше и дальше в пещеру неведомого. С самого начала Бог милостиво разделил эту миссию со Своим народом. Вспомните вопрос, который Он задает Каину: «Где брат твой, Авель?» Моисей послан найти свой родной народ и вывести его из Египта, пророки посылаются найти и вдохновить Народ Божий, Исайя разделяет с нами дивное видение людей из разных народов, восходящих вслед за детьми народа Израильского на гору Господню, и Андрей прежде, чем последовать за Иисусом, находит своего брата Симона Петра. И поэтому сердцевина той миссии, в которой мы участвуем сегодня, не столько в том, чтобы найти, но в том, чтобы быть найденными, или, скорее, и в том и в другом одновременно, ибо именно тогда, когда Бог находит нас, мы находим то, что мы искали.

Через минуту я перейду к некоторым гораздо более практическим комментариям по поводу и наших общих, и принципиально разных, методологий миссии, но прежде позвольте мне вернуться к вопросу апофатического знания (или, как предпочитает говорить еп. Каллист (Уэр), «незнания»). Опасность понимания миссии как просто того, чтобы «найти Бога» в том, что мы работаем со слишком упрощенным пониманием Божественной реальности. В редуцированном понимании протестантская миссия выглядит следующим образом: я приезжаю в какое-то место заграницей, нахожу людей, которые не знают Бога, помогаю им искать и найти Бога, мы все обнимаем Бога, и так заканчивается очень счастливая история! Самое опасное слово в этом описании миссии - слово «обнимать», опасно близкое к слову «владеть». Если на минуту оценить этот образ предельно рационально, то мы увидим, что полностью обнять можно того, кто меньше тебя, не только физически, но и интеллектуально, эмоционально и духовно. К несчастью, многие христиане преуспевают в обнимании Бога - только для того, чтобы со временем обнаружить, что то, что они обнимали, лишь тусклая тень божественной реальности. Быть в обьятиях того, что гораздо больше меня - это, конечно, совсем другое дело!

В той Корнуэлльской пещере я мог обнять ракушки, и песок, и разноцветные камушки, и делал это не без восторга, но мои отношения с окружающим меня мраком могли быть лишь в том, что он обнимал меня. То и другое, однако, не оставались не связанными друг с другом. То, что привело меня в пещеру, был не один лишь мрак сам по себе, меня притягивали к себе и лужицы воды, и скользкие камни.

«Идите по всему миру и проповедуйте евангелие всей твари». Эти слова написаны жирным шрифтом на фасаде этого здания, и это правильно, потому что они представляют собой ясное господнее повеление - повеление, которое было воспринято  как целожизненное призвание апостолами и миллионами тех, кто последовал за ними. Да, это господнее повеление, но нельзя воспринимать его как исчерпывающее определение миссии. Как я уже пытался показать, Missio Dei - это гораздо более богатый опыт призывания Троичным Богом Своего к вечному участию в божественной жизни, остающейся для нас по большей мере тайной. Наш ответ на господнее повеление и призыв проповедовать благую весть - это очень, очень малая часть великого дела Божьего.

Возможно, именно здесь мне опять хотелось бы немного по-постмодернистски предположить, что нашему служению Богу и нашему пониманию миссии могло бы помочь стремление опираться и на Восточное (преимущественно православное) и на Западное (католическое и протестантское) понимание того, как неведомый Бог может быть познан. Как я уже отмечал, я вижу опасность тотального принятия апофатического подхода к вере в том, что это может повести (хотя и не обязательно) к отрицанию божественного приглашения к участию в призыве Божьем «Где ты?» через послушание господнему повелению в 28 главе Евангелия от Матфея и 16 - от Марка. Если все, что мы можем узнать, это исключительно то, чем  не является Бог и реальность Божьего бытия остается всегда  лежащей в глубочайшем мраке, то мы можем (совершенно ошибочно!) задаться вопросом, какой же благой вестью мы призваны делиться. Мы можем быть полны веры в служении Богу, быть сильны тайной Божьего бытия и Его любви, но при этом не видеть - что же мы можем сказать другим. Опасности полного отвержения апофатизма веры я уже касался, называя опасность призывания других к тому, чтобы объять и, возможно, владеть Богом, который полностью познаваем и потому не Бог по определению.

Итак, для меня ключ к миссии в том, чтобы видеть, что апофатическая вера - это не вера в то, чего мы не можем знать. Принося все необходимые извинения еп. Каллисту, я хочу сказать, что это не о «непознаваемом». Также я хочу сказать, что подлинная апофатическая вера связана с двумя динамически соотносящимися друг с другом процессами. Первый - постоянное и осторожное постижение всего, что не Бог, и второй - опыт того, что такое быть познанным Богом.

Прежде всего - Бог остается неведомым и непознаваемым, но когда мы начинаем жить с этой тайной, мы видим гораздо более ясно то, что не есть Бог, и через познание того, что не Бог, наше движение к Богу продолжается. Вернемся еще раз в пещеру. Когда я поднимал и сжимал в руке прекрасные раковины, мертвых крабов, пригоршню холодной соленой воды, меня радовали эти вещи, которые окружал мрак, я знаю, что они - не мрак, и, если осмелюсь, войду еще глубже в пещеру. Здесь начинается второй процесс миссии, когда Бог познает нас. Вы можете всполмнить, что ответ на вопрос: «Где ты?» в третьей главе Бытия был: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся». 

Здесь мы приходим к основной проблеме миссии. Своим признанием греха и страха Адам выходит из того места, где прятался и позволяет Богу найти его, познать во всей его наготе. Как я пытался подчеркнуть в этом докладе, миссия - это не значит помощь одного другому в том, чтобы узнать, что не является Богом и стать в благоговении перед тайной неведомой божественности, это скорее помощь одного другому в том, чтобы перестать прятаться, выйти туда, где Бог сможет познать нас. В конечном счете, это именно отношение друг к другу. Мы видим, как эти два аспекта миссии сходятся вместе, если вернемся к аналогии с корнуэлльской пещерой - еще только один, последний раз. Только тем, что, вступив в пещеру, я ощутил себя гораздо более уязвимым, чем на солнечном берегу рядом с родителями, я создал возможность быть обнятым таинственным мраком, который вобрал меня в себя.

Таким образом, наше участие в миссии, как я думаю, одновременно и активно и рецептивно (пассивно). В послушание повелению Иисуса мы должны делиться благой вестью - вестью о  Любви Божьей, явленной в Боговоплощении и в побеждающей грех смерти Иисуса. Мы должны делиться этой вестью всегда и на любом месте, но пусть мы не впадем в ошибку, думая, или, что еще хуже, убеждая своих слушателей в том, что мы предлагаем знание Бога. Все, что мы можем предложить - это путь, проход в пещеру непознаваемого, место, где можно познать то, что не есть Бог и где каждый может стоять в своей наготе перед Богом готовясь ответить на Его вечный вопрос: «Где ты?», место, где начинаются отношения познания друг друга.

Я хотел добавить некоторые мысли о важности  благоговения в миссии, но время не позволяет мне это сделать. Так что вместо этого я просто скажу, что мы можем получить помощь в своей миссии, если будем постоянно напоминать друг другу, что ее цель - это не столько рост церкви, сколько слава Божья. 

Так как я заканчиваю, позвольте мне указать на некоторые практические приложения, вытекающие из этого исследования православного и англиканского понимания миссии.

- Если центром миссии является слава Божья, понятая как восстановление божественной гармонии всего творения, любое проявление миссии, разрушающее божественную гармонию или наносящее бесчестье имени Божьему не может быть христианской миссией.

- Если миссия прежде всего связана с отношениями между Богом и человечеством в контексте Его отношений со всем творением, то воспитание отношений между человеком и человеком, как и между человеком и Богом, будет основной деятельностью в миссии.

- И снова: если миссия связана с отношениями, ортопраксия становится не менее важной, чем ортодоксия. Дьяконические служения дают конкретное выражение тем божественным отношениям, о которых мы говорим, и свидетельствуют о них.

- Если наше знание Бога должно быть понято в терминологии познания нас Богом в той же степени, что и наше познание Бога и знание о Боге, то миссия очень связана с вдохновением людей на то, чтобы войти в ту область их жизни, где они могли бы узнать опыт Божьего познания и Божьей любви к ним.

- Если полностью познать Бога и тем более обладать им невозможно, то мы должны с большой осторожностью относиться к той миссии, которая претендует на знание всех ответов. Это особенно важно, когда мы миссионерствуем среди людей другой веры и традиции.

- С другой стороны, в то время как Бог непознаваем, то, что не Он, вполне познаваемо, и одной из задач христианской миссии всегда будет показывать и учить, что многое из того, что наши друзья чествуют и чему поклоняются - не Бог.

- Проповедь Евангелия - это одновременно и божественное повеление, и приглашение, на которые мы должны ответить, но всегда в гораздо более широком контексте Missio Dei: Бог  Сам ищет те из Своих созданий, которые отделили себя от жизни Пресвятой Троицы.

Я надеюсь, что я показал: в наших различных пониманиях миссии есть многое, чему мы могли бы научиться друг у друга, выстраивая в сфере миссии наши отношения под водительством Святого Духа, голоса Божьего, взывающего во мраке.

Перевод с английского Александры КОЛЫМАГИНОЙ

Кифа № 11(37) ноябрь 2005 года