«Церковь должна вобрать в себя весь размах человеческого чувства, разумения и искания»

В этом году сошлись вместе два юбилея, связанных с именем Н.А. Бердяева: в марте исполнилось 145 лет со дня его рождения, а в сентябре – 100 лет со дня открытия Вольной академии духовной культуры

Среди лекторов основанной Н.А. Бердяевым Вольной академии духовной культуры были Вяч.И. Иванов, Б.П. Вышеславцев, Ф.А. Степун, С.Л. Франк, П.П. Муратов

О последнем событии Бердяев вспоминал в «Самопознании»:

«В стихии большевистской революции и в её созиданиях ещё больше, чем в её разрушениях, я очень скоро почувствовал опасность, которой подвергается духовная культура. Революция не щадила творцов духовной культуры, относилась подозрительно и враждебно к духовным ценностям... Миросозерцание, под символикой которого протекала революция, не только не признавало существование духа и духовной активности, но и рассматривало дух как препятствие для осуществления коммунистического строя, как контрреволюцию. Русский культурный ренессанс начала XX века революция низвергла, прервала его традицию. Но всё ещё оставались люди, связанные с русской духовной культурой. У меня зародилась мысль о необходимости собрать оставшихся деятелей духовной культуры и создать центр, в котором продолжалась бы жизнь русской духовной культуры. Это не должно было быть возобновлением Религиозно-философских обществ. Объединение должно было быть более широким, охватывающим людей разных направлений, но признающих самостоятельность и ценность духовной культуры. Я был инициатором образования Вольной академии духовной культуры, которая просуществовала три года (19-22 годы)... Это своеобразное начинание возникло из собеседований в нашем доме. Значение Вольной академии духовной культуры было в том, что в эти тяжёлые годы она была, кажется, единственным местом, в котором мысль протекала свободно и ставились проблемы, стоявшие на высоте качественной культуры. Мы устраивали курсы лекций, семинары, публичные собрания с прениями. Собственного помещения ВАДК, конечно, не могла иметь, так как была действительно вольным, не государственным учреждением. Публичные доклады мы устраивали в помещении Высших женских курсов, лекции же и семинары в разных местах, обыкновенно в каких-нибудь советских учреждениях, в управлении которых были знакомые... Особенный успех имели публичные доклады в последний год. На трёх докладах (о книге Шпенглера, о магии и мой доклад о теософии) было такое необычайное скопление народа, что стояла толпа на улице, была запружена лестница, и я с трудом проник в помещение и должен был объяснить, что я председатель. Однажды в качестве председателя я во время доклада получил записку от администрации женских курсов, что может провалиться пол от слишком большого скопления людей. При этом нужно сказать, что никаких объявлений в газетах мы не делали и о собраниях обыкновенно узнавалось на предшествующем собрании или через Лавку писателей. Была большая умственная жажда, потребность в свободной мысли. Впоследствии эту жажду и эту потребность, вероятно, удалось задавить. Но задавить вполне нельзя, и я уверен, что в России подземно продолжает существовать свободная мысль».

Вспоминая обе памятные даты, мы публикуем в этом номере тезисы священника Георгия Кочеткова к выступлению на вечере памяти Н.А. Бердяева, прошедшем в марте этого года в Москве, в Доме русского зарубежья.

Одно из зданий, где проходили собрания Вольной академии духовной культуры, - квартира одного из председателей Академии Бориса Александровича Грифцова (Москва, Вознесенский пер., д. 11)

 * * *

Тезисы священника Георгия Кочеткова к докладу, посвящённому 145-летию со дня рождения Н.А. Бердяева

К концу книги 1907 года о новом религиозном сознании Бердяев, надеясь на русскую духовность, пишет и подчеркивает: «Только в связи со святыней православия, с этим крепким базисом, может открыться для нас новое»¹.

Чем выше надежда, тем более безнадёжным однако предстаёт состояние исторической церкви. Она омертвела, выродилась, превратилась в быт, соблазнилась искушениями и творится в ней мерзость запустения, слишком часто напоминает она блудницу².

Где, кроме как в надежде, располагается крепкий базис? В искусстве, творчестве, свободной мысли.

Где, кроме как в надежде, располагается крепкий базис? В искусстве, творчестве, свободной мысли. Догмат и обряд уже не могут поэтому впредь оставаться опорой христианства. Вместо них авторитетом становится «непосредственное религиозное восприятие». Оно выше церкви и самого Писания. Оно соборно, объективно. Но проверяется оно только самим же собой и потому нуждается для верности своих шагов во всей полноте доступного человеку знания.

Церковь должно мыслить органически, как живой организм, вырастающий из мистической глубины мировой жизни³.

Упустить что-то из этой целости – и сбой неизбежен. Церковь должна вобрать в себя весь размах человеческого чувства, разумения и искания. Она должна вернуть себя культуре, которую отлучила от себя, когда свободе искания стала предпочитать исполнение обрядов.

Мы живём в переходную религиозную эпоху, когда нужно не отлучать от церкви, а присоединять к ней, привлекать к ней сердца... Религия не только не противоположна «жизни», философии, общественности, искусству, но она есть хорошая жизнь, истинная философия, справедливая общественность, прекрасное искусство⁴.

Когда церковь сумеет без страха принять богатство жизни, она возвратит искателю, художнику, философу уверенность в создаваемой ими культуре. Ощутив себя не рискованной авантюрой, а службой Бога, творчество соединится со святостью. Жизнь станет таинством.

В свете этого видения историческая церковь даже лучших времен показывает себя, конечно, убогой или хуже. Восстановление христианства потребует новой догматики. Обновление веры – первая задача человечества. Мистическая революция уже совершается в невидимой глубине истории. Мир возвращается к своему Творцу. Важнее этого события нельзя ничего себе представить.

Какая-то новая, мирская и свободная религиозность нарождается в мире и не может она уже примириться с рабской и елейной религиозностью старого сознания⁵.

В книге IV «Русской мысли» за 1908 год на книгу Бердяева недоверчиво откликнулся Семён Владимирович Лурье (1867-1927), к тому времени уже сотрудник этого журнала. Поколения подвижников сделали историческую церковь такой же надёжной, как каменные храмы, в которых веками молятся люди. Когда-то ещё новое религиозное сознание успеет на практике создать что-то подобное! Слом сложившегося удастся, но, полагаясь не на право и обычай, а на чувство, не растеряются ли новые люди? Одновременно в «Вопросах философии и психологии» (1908, IV) кратко выступил Адольф Маркович Лазарев (1873-1944), философ, близкий к Льву Шестову. Он принял книгу Бердяева как симптом нарастающего духовного брожения, не увидел конкретности в замысле новой веры и посоветовал автору развивать имеющийся у него талант уточнения философских понятий. Резче, как угрозу «обществу простых православных христиан», осудил новое религиозное сознание Мережковского и Бердяева в брошюре того же года «верующий сын Церкви» Н.П. Розанов⁶. Профессор Московской Духовной академии Михаил Михайлович Тареев (1967-1934) выделил в Бердяеве положительную сторону широкой отзывчивости (правда, без оригинальности), литературного таланта, движения от марксизма к христианству⁷, но не принял всерьёз идею теократии, анархического общества с властью единого Бога. Разве христианство по своей сути не оставляет в стороне властную структуру? Оно не от мира сего, благодатно, сверхприродно и призвано освящать государство свыше, не вмешиваясь в его естественное развитие. Доктор медицины и философ Павел Васильевич Мокиевский (1858-1927) не нашел у Бердяева ни намека на реальные пути и способы духовного обновления, а потому и никакого религиозного творчества⁸. Фантазия плохо дисциплинированного ума не даст обществу ничего нового. Лучше не баловать себя иллюзиями, чтобы разочарование потом было менее горьким.

Подборка этих отзывов в издании 1999 года⁹ хорошо показывает типичную реакцию на бердяевскую проповедь. Тревожно увидеть себя снова перед непочатым краем работы.

Ни одна из исторических форм христианства не была Вселенской Церковью, ни в одном из исторических вероисповеданий подлинное православие не завершилось, не исполнилось обетования и пророчества¹⁰.

Мы снова стоим с пустыми руками. Но именно начинать небывалое всегда призван каждый. Бердяев зовет не гадать, в какие отдалённые времена и как осуществится пророчество, а сейчас соединить собственным усилием двух расколотых: повседневность и церковь. Сделать так, чтобы они, не теряя себя, стали миром.

--------------------

¹ Николай Бердяев. Новое религиозное сознание и общественность. Москва, 1999. С. 275.

² Там же.

³ Там же. С. 256.

⁴ Там же. С. 259, 261.

⁵ Там же. С. 284.

⁶ Н.П. Розанов. О «новом религиозном сознании» (Мережковский и Бердяев). Издание отдела публичных богословских чтений при Обществе Любителей Духовного Просвещения. Москва: Печатня А.И. Снегирева, 1908.

⁷ М. М. Тареев. Религия и общественность // Богословский вестник, 1909, т. 2., июнь, с. 229-259; июль-август, с. 424-460.

⁸ П.В. Мокиевский. К характеристике современных течений // Русское богатство, 1908, № 2. С. 59-73.

⁹ Николай Бердяев. Новое религиозное сознание..., с. 291-440.

¹⁰ Там же. С. 287.

Кифа № 9 (253), сентябрь 2019 года