Остатки, пережитки и следствия тоталитаризма в современном российском обществе

Разговор об этом пока только начинается...

Для выполнения миссии покаяния, которую с нас никто не снимет, нам надо прежде прийти в сознание.

Сборник «Тоталитаризм: причины, последствия, возможности преодоления», вышедший в издательстве Свято-Филаретовского института, посвящён памяти Григория Борисовича Гутнера (1960-2018). Многолетний заведующий кафедрой философии и гуманитарных дисциплин, он был инициатором целой серии семинаров на тему тоталитаризма, которые проходили в СФИ в 2014-2015 годах, а когда (почти сразу) возникла мысль, что материалы семинаров, в которых участвовали не только члены кафедры, но и гости, нужно издавать, занимался научной редакцией текстов.

Семинары обобщали уже имеющийся опыт анализа явления тоталитаризма в трудах Ханны Арендт, Хосе Ортеги-и-Гассета, Романо Гвардини, Сергея Аверинцева и Карла Ясперса. Разговор о наследии этих мыслителей естественным образом выливался в дискуссию, которая также полностью опубликована в сборнике.

Прошедшая весной этого года презентация издания собрала не только сотрудников кафедры Философии и гуманитарных дисциплин СФИ и сотрудников Института философии РАН, но и множество слушателей и довольно быстро перешла в заинтересованный разговор. Несмотря на то, что кто-то из участников беседы читал произведения Гвардини ещё в конце 1960-х (и знал, что на Западе их в те годы уже считали устаревшими), а кто-то познакомился с ними только после падения железного занавеса и считает до сих пор не осмысленной, а значит, пока что новой для нас литературой, все в конце концов сошлись на том, что разговор, начатый в сборнике, отнюдь не исчерпан.

Сегодня мы знакомим читателей с одним из прозвучавших на презентации выступлений.

Из выступления главного научного сотрудника сектора философских проблем социальных и гуманитарных наук Института философии РАН, доктора физ.-мат. наук С.С. Хоружего

А.М. Копировский, С.С. Хоружий. На фотографии – Г.Б. Гутнер (1960-2018)

Мы живём в посттоталитаризме. И мне хотелось бы сказать два слова о проблеме посттоталитарных эффектов, наметить, в каком направлении может продвигаться философская концептуализация посттоталитаризма. Конечно, здесь мы не скоро ещё достигнем того уровня чёткости, которого Ханна Арендт достигла применительно к тоталитаризму. Но двигаться надо именно к этому.

Прежде всего напомню, что на не столь давней конференции под эгидой Свято-Филаретовского института¹ я говорил, что самый первый род активности, который может и должен осуществляться человеком и обществом, когда они начинают возвращаться из тоталитарного режима к человеческому существованию, это простая регистрация себя и окружающего (в философских терминах – феноменологическая дескрипция). В христианской среде, христианском дискурсе обычно говорят, что таким начальным родом активности должно быть покаяние. Не мне как православному с этим спорить. Но надо заметить, что покаяние, несомненно, не просто сознательный акт, это акт всецелой личности и полномерного сознания. А у тех, кто вышел из тоталитаризма, нет сознания. Какая у нас может быть полномерность? Какая всецелость?

Это значит, что для выполнения миссии покаяния, которую с нас никто не снимет, нам надо прежде прийти в сознание. Лишь тогда мы станем способны к покаянию. И вот в этом возвращении к полномерному сознанию я вижу содержание и назначение регистрации.

А сейчас в порядке уже начинающегося исполнения миссии регистрации я очень кратко попробую зарегистрировать основные следы тоталитаризма, пребывающие ныне в российском обществе и сознании. Их, разумеется, множество. И на нашей встрече я никак не могу вести речь о каком-то полном их реестре. Вместо этого я обозначу главные виды этих следствий и приведу по одному краткому примеру для каждого из них.

Заранее скажу, что всё, что я буду говорить, принципиально дискуссионно. Это продвижение по не размеченной пока ещё территории, и возможны совершенно альтернативные варианты. Я предлагаю для начала следующую простую классификацию:

1. Продолжают присутствовать отдельные элементы, прямые остатки тоталитарного сознания и уклада.

2. Формируются так называемые пережитки. Очень кратко говоря, это превращённые, видоизменившиеся формы различных паттернов тоталитарного сознания.

3. И, наконец, образуются различные следствия тоталитаризма – вторичные, производные феномены, меченые определяющими чертами его характерных особенностей.

Преобладание, если не господство этих посттоталитарных патологий и в сознании, и в жизни общества – это, к сожалению, уникальная черта постсоветской России, точнее, постсоветского пространства. Порождена эта особенность тем, что здесь имела место длительная фаза позднесоветского тоталитаризма, в течение которой все эти патологии могли спокойно постепенно формироваться. И сформировались.

Для каждой из трёх введённых мной категорий легко найти множество примеров; у каждого они найдутся. Мы в этом живём. Я буду очень краток и приведу всего по одному примеру.

Самый характерный и важный из прямых остатков тоталитарного сознания, на мой взгляд, – это так называемый военный психоз. Напомню, что военный психоз – это категория концепции всемирной истории Арнольда Тойнби, одна из базовых социо-психологических составляющих так называемого универсального государства. Понятие универсального государства у Тойнби очень близко к понятию тоталитаризма и тоталитарного общественного устройства, но с ним не совпадает.

Своей концепции тоталитаризма Тойнби сознательно и намеренно не выдвигает, потому что стремится разработать универсальные социо-исторические категории, тогда как тоталитаризм нисколько не универсален. Он специфичен именно для нашей эпохи. Но можно сказать, что универсальное государство – это корректно разработанный философско-исторический концепт, наиболее близкий к понятию тоталитарного общественного устройства. Далее, в рамках концепции универсального государства Тойнби даёт описание одного из его основных составляющих, ключевых факторов: так называемого военного психоза. Это комплекс, который включает в себя многомерную картину факторов и явлений. Прежде всего, это усиленная и всё наращиваемая милитаризация общества и сознания. Затем, идея вражеского окружения, комплекс осаждённой крепости. Усиленное внедрение, навязчивое муссирование дискурса врагов и предателей, постоянный их поиск. Вот составляющие феномена военного психоза. Нельзя не согласиться, что наличие их несомненно.

К особенностям России можно отнести то, что в последний период в формировании, поддерживании, разжигании военного психоза активное участие принимает Русская православная церковь. Сегодня это уже стало исследовательской темой. Возникла исследовательская программа «Богословие войны»... У всех знакомых с современной церковной реальностью, я думаю, найдутся собственные примеры этого печального феномена. Я же привёл бы здесь лишь начало интервью, взятого сотрудниками церковно-общественного журнала под названием «К единству» у протоиерея, который окормляет экипаж военного корабля. Первый вопрос: «В чём Вы прежде всего наставляете окормляемую Вами на корабле паству?» Ответ (цитирую буквально): «Тому, что война – дело святое, дело Божие». Друзья, дальше некуда...

Пережитки – это основной и главный способ существования старого в лоне нового. Этим подробно занималась этническая антропология. Основное свойство того, что называется в научном смысле пережитками, – они теснейше укоренены в подсознательном. Они действенны, чрезвычайно действенны. Но они не идентифицируются сознанием в своём настоящем происхождении, человек не понимает, откуда они. Это одно из определяющих свойств пережитков. Их генезис скрыт от сознания. Он в бессознательном.

Основные, самые типичные их виды – это суеверия и страхи. И наш широкий, богатый ассортимент страхов, безусловно, немалой долей находится в числе тех самых посттоталитарных повседневностей, которыми мы живём. И, может быть, главный из них – это страх перед властью. Он вошёл и въелся в нас так, что представляется уже некой органикой: «А как же иначе, как же не бояться власти-то? Вон она чего может!» Так мы, не отождествляя, как полагается, генезис пережитка, относим его к неким универсалиям. А между тем это абсолютно не универсалия. У самого обыкновенного западноевропейского человека нет никакого страха перед властью. Разнообразных пакостей в его сознании предовольно, там свой ассортимент, но вот страха перед властью нет. И это, если угодно, доказательство от противного: такой страх – не антропологическая универсалия.

Третья категория – это вторичные производные, следствия. Какой здесь можно привести пример? Это сегодняшняя этическая формация постсоветского сознания, которой я дал название а-этики и которая соответствует атрофии нравственного сознания. Более подробно она описана в моей статье в журнале «Вопросы философии»² . Вот, на мой взгляд, прямой пример вторичного следствия тоталитарного строя сознания.

То, что я сказал, я рассматриваю как прямое продолжение работы, начатой представленным сборником, работы разметки территории. Только мы уже, по возможности, должны вступать в следующий этап этой работы, основываясь уже не на почтенных авторитетах давнего прошлого, а на наших собственных слабых усилиях.

Разговор никого не оставил равнодушным

Фото: Олег Свечников

------------------------

¹ Конференция «Россия между прошлым и будущим: хранители и самородки» проходила в Подмосковье в ноябре 2018 года.

Кифа № 7 (251), июль 2019 года