И всё-таки они люди

Несколько слов о самодеятельном спектакле «Жители вольного города» (по пьесе Евгения Шварца «Дракон»)

Ступай же мимо, конный,/ В том нет твоей вины,/ Что нам нужны драконы,/ Которым мы верны...

Театр – это не только блеск, веселье и аплодисменты. Это тяжёлый, надрывающий душу труд. И никогда мы не бываем так хороши, как нам хотелось бы.
Театр – это сама жизнь, заключённая в маленький золотой ларчик, и, как жизнь, он часто пугает, часто внушает ужас, но он всегда удивителен.

Джон Бойнтон Пристли
«Дженни Вильерс», повесть о театре

Пьесы я всегда больше любила читать. Особенно в последние годы, когда несколько раз нарывалась на слишком надрывные, кричащие постановки. В жизни и так слишком много крика.

И вдруг неожиданно меня втянул в себя небольшой самодеятельный спектакль. Ставили его члены нашего братства по мотивам шварцевского «Дракона», но название было вполне самостоятельным: «Жители вольного города».

Какое-то время я смотрела на происходящее волшебство со стороны, но чем дальше, тем больше оно увлекало меня. Да, удивительным образом из постоянно пропускаемых частью актёрского состава считанных репетиций вдруг возникало глубокое, целостное обращение к зрителям. Да, постепенно теневой театр, музыка, действие и пантомимы сложились в единое целое, где уже почти не видны были никакие «швы». И те, кого я давно знала, чудесно преображались на сцене. Но главное было не в этом.

Спектакль с самого начала задумывался как размышление о событиях прошедшего столетия. И постепенно все мы – и те, кто играл в спектакле, и те, кто, как я, помогал просто переключать тумблеры видео и аудио, и те, кто готовил чай для зрителей, – почувствовали, что каждому из нас что-то открывается.

Ещё в самом начале, перед тем как спектакль впервые увидел свет в летнем лагере, куда мы поехали вместе с детьми, моя четырнадцатилетняя дочь неожиданно задумчиво сказала: «Ты знаешь, о чём эта пьеса? О том, что каждому из нас нужно убить в себе дракона. Нам, детям, конечно, легче, чем вам...»

Потом я сама обнаружила, что звучавшие на репетициях и спектаклях из раза в раз слова приобретают совсем иное звучание. Незадолго до того, как Наталья Голицына и Ульяна Гутнер предложили нам всем поставить «Жителей вольного города», я неожиданно для себя узнала, что автор «Дракона» Евгений Шварц был первопоходником. Вместе с другими участниками Ледяного похода – легендарного начала антибольшевистского сопротивления – он дошёл до Екатеринодара, был тяжело контужен и больше не участвовал в боевых действиях. Это казалось немыслимым, ведь все мы хорошо знали его как сценариста советских фильмов (и «Золушки», и «Марьи-искусницы»), автора издававшихся в то время детских книг – кто ж не помнит «Сказку о потерянном времени»... Как же тщательно он должен был хранить свою тайну! Но именно в её свете (и после долгих размышлений последних нескольких лет, когда мы вспоминали события столетней давности) всё зазвучало по-новому. Когда человек, когда-то сражавшийся рядом с Корниловым, говорит в 1943 году устами архивариуса Шарлеманя о Драконе «он уже четыреста лет живёт у нас», а на вопрос «Неужели никто не пробовал драться с ним?» даёт ответ: «Последние двести лет – нет. До этого с ним часто сражались, но он убивал всех своих противников...», – это почти документалистика.

Со временем случилось и ещё одно открытие: Елена Ткачёва, внучатая племянница одной из тайных монахинь общины при Высоко-Петровском монастыре, стала рассказывать всем, что очень долго не могла понять, в чём ей-то каяться в связи с событиями последнего столетия. И вот, глядя, как бездумно и с облегчением жители Вольного города каждый год отдают дракону одну девушку (только лишь одну, а не тысячи, не десятки, сотни тысяч, не миллионы) она вдруг очень ясно почувствовала ответ. Никто из нас не может не каяться в своём молчаливом согласии со всем, что происходило...

И чем дальше, тем больше высвечивалось для всех нас то, что стала неизменно повторять, размышляя о постановке, Ульяна. Само название изначально давало понять, что в центре спектакля будет не персонализированное зло, не мужественное и рыцарственное добро, а молчаливая (или подающая по команде реплики и разражающаяся послушными аплодисментами) толпа искалеченных душ. В одной из центральных сцен Дракон хвастливо демонстрирует их Ланцелоту – и происходит удивительный спор между силами тьмы и силами света:

«Дракон. Мои люди очень страшные. Таких больше нигде не найдешь. Моя работа. Я их кроил.

Ланцелот. И всё-таки они люди.

Дракон. Это снаружи.

Ланцелот. Нет.

Дракон. Если бы ты увидел их души – ох, задрожал бы.

Ланцелот. Нет».

И сражение, которое последует за этой сценой, – прежде всего не против сил зла, а за эти несчастные, искалеченные, но иногда робко тянущиеся к свету души.

Именно поэтому Ланцелот, победивший в бою Дракона, сам не становится драконом. (Нельзя не сказать, что при обсуждении спектакля многие зрители вспоминали именно такую, искажённую интерпретацию пьесы, связанную с фильмом Марка Захарова, оказавшегося, увы, неспособным преодолеть советское видение происходящего и сделать шаг по вертикали.)

Убедившись, что хотим говорить зрителям прежде всего обо всём этом, мы поняли, что наш домашний, казалось бы, любительский спектакль необходимо продолжать показывать всем, кто готов будет к нам прийти. Ведь в его последних словах звучат ведущие к исцелению и помогающие каждому из нас убить в себе дракона слова любви – той любви, которая способна воскрешать.

Александра Колымагина

Одна из проблем зла в том, что Дракон, пришедший к приносимой ему в жертву девушке, может выглядеть человеком и быть обаятельным

«Лучшие люди города» скандируют, обращаясь к Ланцелоту: «Убирайся прочь от нас!»

Ланцелот не смог бы победить, если бы в городе не нашлись «очень тихие» люди, готовые ему помочь

Когда подручные Дракона объявляют себя освободителями народа, не может не прозвучать вопрос: так убит ли Дракон?

В заключительной сцене каждому из жителей Вольного города предстоит сделать непростой выбор

Кифа № 5 (249), май 2019 года