Имена наших улиц

Участники фестиваля православных СМИ «Вера и слово» (октябрь 2018 г.) ответили на вопросы «Кифы»

В ожидании встречи с В.Р. Легойдой. Протоиерей Даниил Азизов, иеромонах Антоний (Малинский), Анастасия Наконечная

«Что случилось с нами, если мы начали массово убивать?» Вот этот вопрос должен стоять. И он должен быть связан не с какими-то отдельными персоналиями, а и с теми простыми деревенскими парнями, которые в ВОХРе работали. Что с ними случилось? Почему для них сделалась возможной такая жестокость? Это же было массово... Значит, если что-то вновь «перезамкнётся», будет происходить то же самое? Вот что нам нужно себе напоминать.

Часто представители церкви, в том числе иерархи говорят о том, что улицы наших городов не должны носить имена убийц. Как Вам кажется, что ещё могла бы церковь сделать для того, чтобы топонимика наших городов менялась?

Протоиерей Даниил Азизов, руководитель информационного отдела Ростовской епархии: Я бы не акцентировал внимание на том, чтобы срочно переименовывать улицы. Потому что этим мы не изменим сознание людей. Для того, чтобы мы стёрли из сознания эти тёмные страницы нашей истории (хотя забыть их невозможно), мы должны провести определённую работу с людьми, которые совершенно спокойно живут на этих улицах, ходят по ним, и это их не трогает. Я думаю, что инициатива по переименованию должна исходить не от каких-то определённых групп церковно настроенных людей, а от населения. Потому что люди, которые живут в этом городе, на этой улице, должны понимать, что имя её не несёт ничего хорошего. А чтобы они это понимали, нужно изменить вектор нашей работы с людьми. Как это сделать сейчас, трудно сказать...

Есть ведь много похожих проблем. Вот лишь одна из них: у нас очень много разрушенных храмов, которые по ряду причин не восстанавливаются. Мы строим новые храмы, а храмы, которые имеют необыкновенную историю и которые до сих пор являются храмами-мучениками, продолжают стоять разрушенными, и человек, проходя мимо них, не ужасается, привыкает к этому. И это не изменится, если мы просто изменим название улиц. Историческая память – она должна рождаться.

Иеромонах Антоний (Малинский), информационный отдел Армавирской епархии: На мой взгляд, одна из проблем, с которыми мы сталкиваемся – это замкнутость современного общества. К сожалению, мы, живя в многоэтажных домах, порой не знаем своих соседей. Если бы мы знали друг друга, если бы мы общались, если бы мы делились друг с другом радостью и горестью – мы бы, наверное, смогли преодолеть многие проблемы современного общества с большей лёгкостью. На мой взгляд, церкви необходимо призывать к этому общению, к этому единению, к открытости современного общества, чтобы мы общались квартирами, подъездами, домами. Тогда, наверное, будет гораздо проще преодолевать безбожное наследие XX века.

Отец Константин Павлюченко

Иерей Константин Павлюченко, информационный отдел Карельской митрополии: Главное – это просвещение народа. Молодежь должна из уст как церковных, так и светских деятелей услышать историческую правду, понять, как всё было в действительности, каковы причины того, что было до революции и что стало после неё. Необходимо правильное отношение к истории.

В церкви много инструментов для этого, и главные из них, конечно, – молитва и слово. И это слово должно выходить за стены храма, в том числе в информационное пространство, в социальные сети.

Сергей Скорик, пресс-секретарь Йошкар-Олинской епархии: Здесь многое зависит от желания администрации города. И второе, я думаю, это аспект финансовый.

Говорят, что переименование – это не очень дорого. Мы считали в Петербурге по одной улице, получилось 10 тысяч рублей.

Я не знал. У нас в Йошкар-Оле ряд улиц уже переименован. А некоторые остались ещё – Карла Маркса, Ленина.

А церковный народ это поддерживает?

Процесс переименования – да. Конечно, очень плохо, когда улицы называются именами убийц. А если копнуть, у нас это везде. Мы все понимаем, что во время красного террора творились страшные вещи. Но люди, чьими именами улицы не могут называться, считались героями в то время. И сейчас есть люди старого поколения, которые на этих коммунистических идеалах воспитаны. И для них эти люди остаются героями. Им просто говорили в школах, коммунистических ячейках, что это герои. И они верят в это свято. Это единственная информация, которой они владеют. Сейчас мы узнаём, что там этот человек подписывал такой-то указ, тут он участвовал в расстреле, тут он виновен в гибели людей. Но они-то об этом не знают. Если мы сейчас огульно начнём всё ломать, не объясняя, это приведёт лишь к волнениям в людской среде. Надо в первую очередь говорить с людьми. Забывать об этих страницах истории нам нельзя. То, что раньше люди не могли знать и не знали, сейчас стало достоянием общественности. Но, к сожалению, люди либо не хотят этого знать, либо умышленно замалчивают. Поэтому первым, основным шагом должно быть объяснение.

Викарий Волгоградской епархии, епископ Городищенский Феоктист

Викарий Волгоградской епархии, епископ Городищенский Феоктист: Думаю, эта борьба за переименование, за что-то, против чего-то, отвлекает от самого главного – изменения самого себя, евангельского делания. И я не помню, чтобы Христос нас вовлекал в какие-то общественные процессы, призывал голосовать против этого или за того... Он призывал к покаянию.

И та миссия, с которой Он посылал апостолов, она, конечно, внутренняя. Если бы тень апостола Петра не исцеляла больных, то его слова ничего бы не стоили. Так же и с остальными.

Мне видится, что сегодняшняя проблема – внутри нас самих. Потому что мы прекрасно умеем говорить про христианство, но нам сложно ответить на вопрос: «Ребята, вы прекрасно рассказываете, но почему вы сами негодяи такие?» И мы говорим: «Церковь – это больница, я частный случай, а вообще христианство – это прекрасная вещь». А нас просят показать примеры. И когда мы рассказываем о святых, говорят: «А нам бы живых, но мы их не находим». Хорошо бы, чтобы не возникало такого диссонанса между тем, как мы проповедуем, и тем, как мы живем. Мне кажется, это то, на что мы прежде всего должны обратить своё внимание, а не на переименование. Это внешняя, понятная, хорошая, для кого-то благочестивая борьба, но она отвлекает силы и ресурсы от изменения своего сердца.

В 2017 году Преображенское братство поставило памятник в Левашове в память о членах православных братств, ставших жертвами репрессий. Для меня и это – покаяние. Покаяние за те преступления, которые совершались в советское время.

Я, с одной стороны, понимаю, о чём вы говорите, но я не знаю в истории церкви примеров возведения памятников или переименования как видов покаяния.

Я знаю пост, молитву, аскетические подвиги. Но про памятники там ничего нет. Мне думается, что разрушая что-то и что-то меняя, мы уподобляемся тем, кто это делал раньше. Есть определенный сложившийся пласт культуры, и нам с этим надо жить. Помимо внутренней работы есть многое, что надо обустраивать. Когда мы строим новые кварталы – что мешает их назвать в честь святых? Но что-то я не вижу, чтобы это происходило. Наш народ, наша страна переживала разные этапы. И мне думается, что отказываться полностью от Советского Союза, его наследия тоже неправильно.

Вы хотели бы жить на улице Урицкого?

Я живу на улице Чапаева. А раньше жил на улице Дзержинского.

Это же мальчики кровавые в глазах, нет?

Никаких кровавых мальчиков. Если тебе есть чем заняться внутри, то тебе практически всё равно, на какой улице ты живешь.

Я не хочу сказать, что не было преступлений этого режима. Давайте не будем это закрашивать, а подумаем о том, чтобы это не повторилось. Великий соблазн всё закрасить, чтобы ничего не касалось нашего зрения. Или наоборот: «Давайте сделаем памятник и камень, и всё будет хорошо». Когда всё напоминает, всё кричит о том, что было. И знаете, мне в этом смысле симпатичны немцы со своим осмыслением и рефлексией по поводу того, как получилось так, что они на какой-то период времени сделались жуткими, звероподобными людьми. «Что случилось с нами, если мы начали массово убивать?» Вот этот вопрос должен стоять. И он должен быть связан не с какими-то отдельными персоналиями, а и с теми простыми деревенскими парнями, которые в ВОХРе работали. Что с ними случилось? Почему для них сделалась возможной такая жестокость? Это же было массово. И почти каждый из нас может задать себе вопрос: «Как так, почему мой родной дядя начал работать сексотом и доносчиком?» Что произошло? Ведь это не какая-то манипуляция. Что-то произошло с человеком. Значит, если что-то вновь «перезамкнётся», будет происходить то же самое? Вот что нам нужно себе напоминать.

Беседовала Анастасия Наконечная

Фото: Александра Колымагина

Кифа № 1 (245), январь 2019 года