не следует смотреть на то, за кого почитают его люди

Сегодня, в день рождения великого мыслителя и мистика Николая Бердяева, мы публикуем размышления о нем ректора Свято-Филаретовского института священника Георгия Кочеткова

Н.А. Бердяев и его слушатели – члены РСХД. Клермон, 1927г.

«Кифа»: Отец Георгий, Вы всегда говорите о Бердяеве, как об одном из немногих подлинных мистиков. Значит ли это, что понимать его произведения возможно, лишь имея собственный мистический опыт? Он – автор «для немногих»?

Свящ. Георгий Кочетков: И да, и нет.

С одной стороны, действительно, надо обладать духовным, внутренним и мистическим опытом, чтобы понять его утверждения, его логику и смысл, его дух в тех частях его произведений, которые являются собственно мистическими. С другой стороны, он, конечно, писал в расчете на понимание всякого человека, заинтересованного в духовной жизни, которая всегда несет в себе мистический элемент.

Поэтому в нем нет «гностического комплекса», еретического комплекса, он не «для избранных» в том смысле, что «одним дано, другим в принципе не дано». Он – для избранных в том смысле, в каком всё христианство – для избранных, для тех, которые избирают путь Христов и избираются Богом, прилагают к этому какие-то усилия сами и чувствуют свою избранность свыше. А таков по своему существу всякий человек на Земле. В этом смысле Бердяев всегда подчеркивал не просто элитарность, а именно аристократичность христианства, говоря об избранности христиан, известной нам из Евангелия. «Не вы Меня избрали, но Я вас избрал» – говорит Господь. И Бердяев никогда не проходил мимо этого момента.

Но, с другой стороны, он был необыкновенно открыт, в нем никакой герметичности и, тем более, внутреннего сектантства не было, даже тогда, когда он защищал свои какие-то сугубо, казалось бы, особенные мнения. Впрочем, в этих мнениях он был и очень мобилен, он мог их иногда и менять, что ему делает честь.

«Кифа»: Каково, на Ваш взгляд, значение Бердяева для современной церковной жизни? Многие считают, что его опыт безвозвратно ушел и сегодня не воспринимается. Даже яростное отвержение его как еретика, как кажется, пошло на убыль и сменилось равнодушием. Со своей стороны, в академических кругах он часто не воспринимается как философ и богослов.

Свящ. Георгий Кочетков: Значение Бердяева для Церкви в огромной степени перспективное. Он и сам говорил, что пишет не для современников, что его плохо понимают даже те, кто воспринимает восторженно. Он, действительно, кем-то всегда воспринимался, а кем-то всегда не воспринимался. Он был человеком традиционным и в то же время всегда оригинальным и новым, как любой крупный мыслитель, как любой крупный духовный деятель. И чтобы его понять, нужно делать усилия и нужно иметь высокую культуру. И еще быть, как говорится, «в материале», т.е. знать не одних только святых отцов или букву Писания, или, тем более, одну лишь современную церковную практику. Надо знать, о чем он пишет, надо знать тонкости, надо понимать, откуда берется его мысль, чем она питается и где ее двигатель.

Что же касается равнодушия, то им сейчас обдают, пожалуй, все в христианском Предании, может быть, за исключением Священного писания – да и то тех, кто интересуется им всерьез, крайне мало.

Бердяев – человек необыкновенно живой мысли и живого духа, его дух – как ветер, и надо жить этим духом, чтобы начать понимать Бердяева, тем более  воплощать в жизнь то, о чем он писал. Так что оглядываться назад здесь не следует, не следует смотреть на то, за кого почитают его люди – за пророка, за гностика, за философа, богослова или за еретика.

«Кифа»: Возможно ли творческое развитие наследия Бердяева, прежде всего того, что воплотилось в его поздних произведениях?

Свящ. Георгий Кочетков: Творческое развитие всегда возможно, если это наследие живое. Дух дышит где хочет. Тот, кто воспринимает Бердяева, неизбежно входит в область любви и свободы. Какая же это будет, интересно,  любовь, если она будет мертвой? Или свобода – если она будет мертвой, если не будет никакого развития, никакого движения? Кто-кто, а Бердяев прекрасно знал, что значит это движение в духовной жизни, понимал его ценность и его особенности, отличающие его и от просто механического движения, и от развития по принципу «отрицания отрицания» или по другим диалектическим законам мира сего. Есть важнейшие темы, поставленные Бердяевым – тема свободы, тема богопознания, тема мистического и мистериального в жизни Церкви, тема личности и ее творчества. В конце концов, тема Церкви как общины. Это всё категории и темы, которые никогда не будут закрыты, пока существует история, пока течет историческое время.

«Кифа»: Его часто упрекают в противоречивости, «неправедности» его личной и общественной жизни. Можно и нужно ли защищать его от этих нападок?

Свящ. Георгий Кочетков: А кого когда не упрекали в противоречивости, в недостатках личной, общественной и церковной жизни? Можно так обвинить кого угодно. Даже Христа, как известно, обвиняли за каждое слово, искажая, извращая Его слова.

Бердяев был человеком, безусловно, благочестивым, но трезво понимавшим свое недостоинство, свою человеческую немощь и греховность, и в то же время прекрасно знавшим силу Божью, которая освобождает и очищает человека. Для него, как человека, живущего творчеством, человека, живущего свободой духа и вообще – в духе и в созерцании, мистическом созерцании, прежде всего, и антропологическом созерцании, все обвинения били, так сказать,  просто мимо цели, потому что он сам прекрасно справлялся с теми недостатками и ошибками, которые мог иметь и совершать. Всем известна его склонность спорить – а в споре человек, занимая какую-то одну позицию, может иногда оказаться односторонним. И Бердяев, возвращаясь в спокойном состоянии к предмету спора, всегда был готов себя поправить и восполнить, был готов признать достоинства своих противников и оппонентов – будь то оппоненты церковные или общественные, культурные или какие-либо еще.

Если он после войны выбросил в Париже из окна красный флаг – чего ему до сих пор особенно не могут простить – то ведь для него это было равнозначно тому «ура!», которым бы он приветствовал победителей фашизма. Ничего другого за этим не стояло. Он был горд своей страной, своим народом, он прекрасно понимал, что победил народ, а не Сталин. И он никогда не поддерживал при этом Сталина и советскую систему, это слишком очевидно для всех, кто читал его произведения. Но люди – на Западе и на Востоке, у нас и в Париже – часто относятся к жизни идеологически. И поэтому, конечно, понять эти знаки не хотят и не могут. Они не понимают, что иногда важно разорвать цепи идеологических схем, важно показать другую сторону медали, даже в нашей жизни, которая никогда не обладает качеством совершенства и абсолютной целостности.

Он, как любой человек в мире, был человеком своего времени, и понятно, что в иных условиях или в иной культуре его темы будут звучать как-то по-новому, но они будут все равно его темами. И не случайно он был единственным русским мыслителем XX века, которого почти сразу переводили на любой язык, несмотря на его скромное общественное положение. Он не имел ни богатств, ни особых титулов и званий, и тем не менее его влияние на культуру XX века огромно, и оно будет продолжаться дальше.

И в России, я полагаю, оно тоже будет укрепляться – хотя бы среди тех, кто имеет живое сердце, среди тех, кто ищет для того, чтобы найти, просит для того, чтобы получить, и стучится для того, чтобы ему отворили.

* * *

Николай Александрович Бердяев (1874-1948) родился в  Киеве в аристократической семье. Его мать была из рода князей Кудашевых, а отец – потомственный военный. В возрасте 10 лет родители отдали его в кадетский корпус, но когда стало ясно, что военная карьера ему чужда, они не стали настаивать на ее продолжении и Н. Бердяев поступил на естественный факультет Киевского университета Святого Владимира и одновременно начал посещать семинары и лекции по философии. В студенческие годы он увлекся марксизмом и участвовал в одном из тайных социал-демократических кружков – это закончилось месячным тюремным заключением в 1898 и ссылкой в Вологду в 1901-02 году. Здесь он познакомился с видными марксистами своего времени А. А. Богдановым (впоследствии исключенным В. И. Лениным из партии большевиков), А. В. Луначарским (будущим министром Просвещения Ленинского правительства), Б. В. Савинковым (будущим "великим террористом" от эсеров). Уже в ссылке Н. Бердяев разочаровывается в марксизме и начинает искать способ его модернизировать, в этом он находит союзников в лице "легальных марксистов": П.Б. Струве, С. Н. Булгакова и др., с которыми сотрудничает с 1904 года в газете "Новый путь". После поражения первой русской революции 1905-07 годов Н. Бердяев едет в Париж, где происходит перелом в его взглядах. Он отказывается от материалистических взглядов и возвращается к православию, принимает участие в организации религиозно-философского общества им. В. Соловьева, сотрудничает с книгоиздательством "Путь".

Выслан из России в сентябре 1922 на «философском пароходе». Жил в Берлине, где учредил Русский научный институт и открыл Религиозно-философскую академию. Осенью 1924 переехал в предместье Парижа. Основал журнал "Путь". Руководил издательством YMCA-press.

Был членом Братства Святой Софии.

 Источник: КИФА №3 (18) март 2004 года