Преодолевая беспамятство

Сегодня, спустя 15 лет после кончины Сергея Сергеевича Аверинцева, мы вновь и вновь обращаемся к его опыту

Прошло 15 лет со дня кончины академика Сергея Сергеевича Аверинцева. И все эти годы мы вновь и вновь возвращаемся и к его памяти, и к его уникальному опыту. На VII Аверинцевских чтениях, проходивших в Твери в ноябре прошлого года и организованных тверскими малыми православными братствами, именно это стремление как бы вновь встретиться с ним через разделившее нас время звучало и в докладах, и в тех интервью, которые дали «Кифе» участники конференции.

У С.С. Аверинцева был удивительный семейный опыт. Он был поздним ребенком, воспринявшим от родителей такую традицию воспитания и образования, которую в большинстве семей советского периода уже не сохранили. А как нам в ситуации ещё большего разрыва преодолевать историческое, духовное и культурное беспамятство?

А.В. Марков, доктор филологических наук (РГГУ), кандидат философских наук (МГУ имени М.В. Ломоносова): Я думаю, что традиционное семейное воспитание в современности невозможно не столько потому, что сама природа семьи изменилась и мы живём во времена нуклеарной семьи, состоящей только из родителей и детей, сколько потому, что семья чаще оказывается механизмом поддержки, чем организмом. Задача обрести органическую жизнь и органическое знание – в наши дни скорее вызов: заданность, а не данность. Мы сейчас видим, как то, что дети не получают в семьях, они получают из дружеского общения, из довольно раннего освоения весьма сложной литературы, включая драматическую и психологическую, из создания собственных сообществ в школах. Сами игры становятся другими, не только под влиянием компьютерных стратегий, но благодаря тому, что весьма рано детям приходится задумываться о стратегии собственной жизни. Семейное органическое восприятие знания вполне возможно в современности, и счастливы, кто быстро его воспринял, но кажется, оно не даётся уже от начала до конца. Знание – чудесная цель, на пути к которой, как в волшебной сказке, нужно преодолеть большие препятствия, а чудесные помощники культуры непременно появятся.

Руководитель Миссионерского отдела Тверской епархии протоиерей Александр Шабанов: Конечно, тяжело, печально, что нет воспитания, что оно прервано. Могу сказать, что я родился в советское время, в 1969 году, и меня воспитывали «время от времени». Но дома была библиотека и была культура чтения. То есть, пользуясь определением Бердяева, во мне развивали «волю к культуре» собственным примером. Хотя я особенно не помню, чтобы мама читала. Отец иногда. Но они говорили, что это нужно делать. Считалось, что семья имеет большую ответственность за интеллектуальное, духовное развитие ребенка. Тогда на школу особенно не надеялись. А сейчас у нас на приходе молодые родители говорят мне, что им некогда, они зарабатывают деньги; им важно, чтобы ребенок поел, попил, куда-то поехал, а всё остальное должна делать школа. А школа говорит – у них программа. То есть происходит некое «отфутболивание». Кроме того, за последние 25-30 лет пропала культура воспитания бабушек и дедушек. Нынешние бабушки и дедушки – это те, кто вырос в советское время. Их тоже особо никто не воспитывал. Раньше, когда меня, скажем, отправляли к бабушке и дедушке, это всегда было погружение в архаичный (в хорошем смысле) мир рассказов о прошлом: о военном, послевоенном времени, о городе, о том, какой Тверь была раньше. Сейчас современные бабушки и дедушки как воспитательный или информационный источник «не тянут». Их самих «воспитывали через раз». Какие они сказки рассказывают? Или песни поют? В моем детстве бабушки и дедушки действительно, были носителями, условно говоря, народной культуры. Они передавали какие-то жизненные представления из собственного опыта. А у нынешних с этим сложно.

Но ведь перед нами стоит задача преодоления исторического и культурного беспамятства не только в семье, но и в целом народе...

А.В. Марков: Для меня историческое и культурное беспамятство прежде всего связано с очень большим опытом насилия, которого до сих пор много в нашей жизни. Нашим людям кажется, что насилием можно быстро решить любые вопросы, накричав, настояв на своей позиции, мня её раз и навсегда определённой. И конечно, память всегда ослабляется там, где человек боится собственной памяти, тяжёлого пережитого. Думаю, идущая в самых разных областях (начиная от смягчения нравов в академической или церковной среде и кончая нынешними новыми левыми или феминистскими движениями) критика насилия необходима для возрождения памяти, соглашаемся ли мы с подробностями этой критики или нет. Память всегда необходима как опора поступка, как уверение, что этот поступок совершил именно ты, а не кто-то другой за тебя.

Когда человек находится в ситуации бесправия, любые его воспоминания расходятся с его нынешним положением. Память подсказывает ему, что он был и умён, и талантлив, и вдохновен, а теперешнее положение говорит о переживаемом унижении, о необходимости выполнять какие-то рутинные, никому не нужные задачи. Его положение, в том числе и семейное, тогда превратно – он мыслит себя хозяином или рабом, как ветхий человек. В ветхом человеке прекращается память о собственном таланте, а после прекращается память о счастье, включая счастье семейной памяти.

Протоиерей Александр Шабанов: У меня ответ очень простой. Строится он на том, что у каждого человека есть своё личное пространство, личное поле. Я как пастырь говорю своим прихожанам, у которых есть дети: «Ваши дети – это ваша ответственность перед Богом. Ни школа, ни дальние родственники, ни организации не будут отвечать за них. Вы будете отвечать. Поэтому вы в своем личном пространстве будьте христианами, будьте людьми культурными, будьте людьми ответственными, будьте педагогами и т. д. И тогда вы в вашем мире сделаете то, что не сделает никто другой. Это будет ваш вклад, чтобы наш обширный народ пусть изменился, но сохранился». Но это лежит в зоне личной ответственности. Это очень простая антропологическая категория. Если человек понимает, о чём речь, он это в себе развивает. Если не понимает, надо объяснять.

Аверинцев являл собой не только пример сохранения памяти, но и пример подлинного благородства. Не случайно известный искусствовед-византинист О.С. Попова назвала его «рыцарем христианства». Она говорила, что преданность, честь, долг – то, что сейчас размыто или даже вообще смыто, – для него были необходимыми качествами. Он не только принадлежал церкви как верующий христианин, а именно служил ей как верный рыцарь. А как нам сегодня в себе и в своих детях возрождать это благородство, понимание необходимости достоинства, преданности? Мы как-то спрашивали людей о чести, и оказалось, не все даже помнят, что это такое. Не могут сформулировать.

А.В. Марков: Честь и благородство возможны у свободного человека, и главное – человека, готового выступать перед другими людьми. Сам идеал европейского благородства включал в себя не только аристотелевский идеал дружбы как преодоления смертности благодаря тому, что друг может положить за тебя душу, но и риторический цицероновский идеал публичного выступления как новой и второй природы, которую человек приобретает внутри страны как внутри служения другим. Понятно, что благородство узнало множество перипетий, но мы никак не можем сказать, что благородство когда-то существовало как какое-то естественное состояние человека. Всегда оно воспитывалось, причём воспитывалось исходя из весьма жёстких исторических задач, стоявших и перед Афинами, и перед Римом, а после – перед всем христианским миром. Если говорить, как сейчас действовать благородству, думаю, что оно возможно как свобода – не в смысле освобождения от чего-то, а в смысле знания, как рассказать об этой свободе другим, как им её подарить. И когда дети научатся не только быть свободными, но и дарить эту свободу, передавать её другим, не применять насилия, хитрости или каких-то ещё подобных действий по отношению к другим, тогда только и возникнет благородство.

Поэт О.А. Седакова говорит о новом благородстве, что это в первую очередь сострадание.

А.В. Марков: Думаю, да. И сострадание, и жалость, и любовь – всё очень близкие понятия. Здесь важна как естественная и воспитанная эмпатия, способность поставить себя на место чужака, так и некоторые более сложные вещи, такие как умение работать с собственным воображением, быть осторожным с собственным словом. Потому что бывает, что человек, казалось бы, сострадателен, а словом ранит других. Или беспокоится о здоровье людей, но не думает, что кроме здоровья у них есть ещё и другие потребности, о которых он забывает. Поэтому думаю, что настоящее сострадание подразумевает умение властвовать собой: смиренно контролировать и собственное слово, и собственное внимание, и собственное участие.

Протоиерей Александр Шабанов:Я подозреваю, что благородство – это некое обобщение, в котором есть несколько качеств. Например, честность: не ври. Искренность – не будь двуличным. Сострадательность – жалей близких. Когда всё это вместе соотнесено и сверху наденем шлем, то это и будет благородство. Человек благородный – это тот, кто вмещает в себя малые, казалось бы, добродетели.

И здесь всё просто. Основная мысль Евангелия такова, что у нас всё плохо и с этим надо что-то делать всем и всегда, до самой смерти.

VII Аверинцевские чтения в Твери, 2018 г.

Беседовала Анастасия Наконечная. Фото: Александр Волков

Кифа № 2 (246), февраль 2019 года