Настоящих белых было слишком мало

Интервью с журналистом, телеведущим Феликсом Вельевичем Разумовским

Почему в ходе гражданской войны красные всё время набирали больше людей? Ведь в конечном счете Красная армия задавила Белую в основном количеством.

Дело в том, что основа гражданской войны, её фундамент, вернее, её главная пружина – это раскол Русского мира. Разделение нации на «белую» и «чёрную» кость. Мы не смогли преодолеть последствия неудачной европеизации, расколовшей Русский мир на европеизированную верхушку и основную традиционную часть. Большевики этим воспользовались. Они действовали очень расчётливо (Ленин, конечно, совершенно гениальный политик, тут ему нельзя отказать в изощрённости), и сделали ставку на эту традиционную и полутрадиционную «чёрную кость».

Для того, чтобы понять, в каком состоянии было традиционное русское сознание, надо прочесть, скажем, «Жизнь "Ивана"» О.П. Семёновой-Тянь-Шанской. Так вот, с «Иванами» было уже не всё благополучно. Дело в том, что если элита утрачивает национальный характер (а именно такой была в значительной степени в последние столетия русская элита), начинается неизбежная деградация крестьянской массы. И русское культурное пространство неизбежно разваливается.

То есть элита не может воздействовать на остальную часть народа?

Ну конечно! Они друг друга не понимают. Более того, попытка взаимодействия вызывает раздражение, протест. Страна погружается в смуту, элита уступает место контрэлите или, попросту говоря, самозванцам. Лидеры большевиков – это типичные самозванцы.

Возвращаясь к вопросу о том, почему «красных» было больше: «белые» даже не смогли сформулировать программу своих действий!

Но у них всё-таки был очень чёткий внутренний тезис: «ради чести Родины мы готовы даже погибнуть» (они же видели, что их меньше, а значит, они обречены). Вот, например, Иван Савин. Он был на четверть грек, на четверть финн, наполовину молдаванин и при этом совершенно русский человек, обострённо чувствующий невыносимую боль за уничтожаемую Родину. До самого конца, до самой своей смерти. Если читать его стихи, вряд ли возможно согласиться, что в этом представителе элиты нет русского самосознания.

Вы понимаете, стихи – это совершенно особое богочеловеческое действие. Что говорить? Вот Марина Цветаева: эмансипированная женщина, чем она занималась в Москве 1917-1918 годов, всем хорошо известно. И вдруг она пишет «Лебединый стан», вообще весь этот цикл:

Кто уцелел – умрёт, кто мёртв – воспрянет.
И вот потомки, вспомнив старину:
– Где были вы? – Вопрос как громом грянет,
Ответ как громом грянет: – На Дону!

Её стихи того времени – лучшее и точнейшее осмысление в литературе белой борьбы.

Так когда они вышли за что-то сражаться, у них всё-таки возникло то самое русское самосознание, об отсутствии которого Вы говорите?

Сложный вопрос. После захвата власти большевиками у кого-то (не у всех!) наступает отрезвление. Но ведь этого мало. В конце концов, политику никто не отменял. Надо было выйти и вместо детского лепета о непредрешенчестве сказать, за что они, чего они хотят...

Но как они могли это сказать, когда среди них, с одной стороны, был монархист Дроздовский, а с другой – эсеры вплоть до левых? На чём они могли собраться?

Ну, вот видите...

И при этом то, о чём они говорят, эмоционально на самом деле даже сейчас очень заразительно: постоять за честь Родины, не дать её оплевать, не дать её растоптать! Может быть, это значимо лишь для небольшого круга людей?

К величайшему сожалению, эти люди (а кроме них вообще не было никого) находились в очень шатком духовном и культурном состоянии. Тех, кто абсолютно точно отвечал своей задаче, были единицы. Например, генерал Марков; это тип капитана Тушина, генерал, за которым просто шли. Или капитан Иванов, которого убило шальной шрапнелью во время Московского наступления под Орлом. Солдаты везли его тело в цинковом гробу, чтобы похоронить, чтобы оно не досталось большевикам. Но таких людей, имевших внутренний дар патриотического горения, было немного. Это особый дар. А так никто не отменяет ни мировоззрения, ни культурного опыта. Но если посмотреть, в каком состоянии всё это находилось... Вы уже сказали о том, что в Белой армии была масса вчерашних социалистов. Разве это полноценная национальная элита? Где князья Пожарские, которые могут повести за собой нацию? (Да и с ним было не так всё просто, как вы знаете. Пришлось первое время мириться с первым [криминальным!] казачьим ополчением князя Трубецкого.)

В начале ХХ века живая связь между элитой и народом была разрушена. Весь XIX век те, кто видел эту проблему, пытались её решить. Собственно, поздний Пушкин весь поглощён этой идеей (его, конечно, никто не понял). Достоевский ради этого пишет «Дневник писателя», чтобы просто объяснить русскую жизнь не через художественные произведения, где у каждого своё понимание, а абсолютно напрямую. Но и это не подействовало.

Что же нам делать с этим знанием теперь, через сто лет? Национальной элиты теперь уже совсем нет, народа тоже почти что нет. Что-то должно измениться. Может быть, со стороны Церкви?

Не стоит предаваться иллюзиям: у нас сейчас секулярное общество. Для Церкви важно, чтобы голос её был весом, аргументирован, уважаем, но он уже заведомо не может быть единственным. Уже в XIX веке тип русской святости трансформировался в тип национального поэта, который становится отцом нации. А сейчас – о чём говорить. Мы себя вообще не знаем. Можно было бы потратить полтора часа и начать основательно размышлять о смуте XVII века. (Это поучительный пример.) Почему вдруг смута? Ну не из-за голода же, который был при Борисе Годунове. Совершенно по другим причинам. Ну, а гражданская война... Почти 30 лет уже прошло после конца советского режима. А мы не продвинулись даже в понимании гражданской войны, в понимании революции. И образование здесь чаще всего не играет роли, оно остается мёртвым. Доктора наук говорят какие-то банальности...

Более того, в информационном поле множество смешений, а то и откровенной лжи, каких-то передергиваний. Как людям в этом ориентироваться? Получается, идеологическая победа красных продолжается до сих пор...

Они эту победу оформили в искусстве. Достаточно вспомнить одних лишь «Неуловимых мстителей»... А что сделано нами за последние 25 лет? Появилось ли хоть сколько-нибудь значимое национальное историческое кино (настоящее, а не какая-нибудь «Матильда»)? У поляков каждая историческая эпоха оформлена в профессионально сделанный кинематографический миф. Мы же (и не только в этом) 25 лет потратили ни на что. Выбросили на то, что кто-то съездил в Европу, а кто-то получил удовольствие от того, что нет райкома партии. Но для национальной жизни это совершено потерянное время, безвременье.

Беседовала Александра Колымагина.

Фото с сайта телевизионного канала «Культура»

Кифа № 1 (245), январь 2019 года