«Любящий вас священник Константин Аггеев»

Из писем будущего священномученика

150 лет назад, 28 мая 1868 года, в селе Лутово Богородицкого уезда Тульской губернии в крестьянской семье родился будущий протоиерей Константин Аггеев. Благодаря своим способностям и помощи местного священника Константин был принят в духовное училище, окончил Тульскую духовную семинарию и Киевскую духовную академию. Служил в Польше, в Киеве, а с 1903 года – в Петербурге. Активный член Братства ревнителей церковного обновления, он стал инициатором важнейшего дела – объединения столичных учителей Закона Божьего для преподавания поновому, без зубрёжки и схоластики. Отец Константин разработал программу, основанную на живом слове Евангелия и своей целью считал помочь ученикам узнать и полюбить живого Христа.

Мы публикуем выдержки из писем, которые в 1903-1905 годах писал отец Константин своему другу профессору Киевской духовной академии П.П. Кудрявцеву. Именно в эти годы созревал и обретал формы кружок 32-х петроградских священников, со временем родившийся в Братство ревнителей церковного обновления. Однако помимо кружка отец Константин занимался самой разнообразной церковной деятельностью.

4 ноября 1903 г., Петербург. Во второй половине Смольного законоучителем состоит некто о. Егоров, почти мой сверстник по летам. Мы с ним как будто двойники по своим педагогическим взглядам. Видимся ежедневно и ведём нескончаемые беседы... Егоров втянул меня в свой интимный кружок, куда мы собираемся еженедельно для беседы. Главою нашего кружка состоит редкой учёности и ума человек Николай Петрович Аксаков, автор «Духа не угашайте» – удивительный знаток святоотеческой литературы, – личный друг Вл<адимира> Соловьева...

9 марта 1904 г., Петербург. Завяз я совсем в наши «собрания» и не жалею о том. В настоящее время у нас 12 «зал», где поочерёдно ведутся домашние беседы. «Счастливее меня на свете нет», – говаривал Аркадий. Благодаря именно такой «звезде» своей я быстро занял в наших собраниях видное место, и около меня образовался, думаю, наиболее симпатичный кружок молодых иереев и некоторых светских людей...

По понедельникам в «Русском Собрании» под председательством пресимпатичнейшего А.В. Васильева¹, человека духа Хомякова, открылся ряд вечеров – обмен мнений по вопросу о Церкви и интеллигенции.

А<фанасий> В<асильевич> просил меня принять участие: он был на моём маленьком докладе. На прошлой неделе и вчера я был и вчера произвёл немалый шум отсутствием, по твоему выражению, корректности – разумеется, в своей речи. Мы наслышались от Соколова и Преображенского² множества сыскного характера обвинений против интеллигенции, – говорили они это против Тернавцева, бывшего тут же.

Вчера о. Михаил и я выступили с отповедным словом. Народу было очень много. Я выставил принцип – усердным апологетам Церкви нужно знать христианский принцип – не суди людей за то, что они не сделали, а благодари за то, что сделали. Задумались ли над этим наши обвинители?.. Одобрение получил немалое. А некоторые виды проявлений последнего особые даже: проф. М<едико>Х<ирургической> Академии попросил позволения быть всей своей семьёй моими духовными детьми. У него умер духовник. И вот он ищет и нашёл...

В Русском Собрании есть дурные экземпляры, и слушаешь иногда дурную по тону чушь, но много слышишь и хорошего: привлечением более «свежих» элементов и можно, по мысли Васильева, освежать атмосферу.

17 октября 1904 г., Петербург. Моё посещение А.П. Рождественского, редактора «Ц<ерковного> В<естника>», было очень успешно. <...> Ал<ександр> П<етрович> нашёл во мне по своему редакторскому, как он выразился, чутью «полезного сотрудника» и просил меня войти в состав писателей передовых статей от имени Редакции. Этим статьям он придаёт большое значение и <не> хотел бы без них выпускать номера...

Открылись у нас очень знаменательные пастырские собрания с благословения М<итрополита> Антония и под предс<едательством> еп. Константина. Я предполагаю писать о них в «Руков<одстве> для с<ельских> п<астырей>». Первое собрание было посвящено вопросу – что такое приход? Был Папков. Кирилл [еп. Константин] предложил Горчакову, как непререкаемому авторитету, высказать своё мнение. Он начал: приход есть учреждение, установленное и т. д. Тут-то и пошёл раздел. О. Чельцов – молодой проф. Инжен<ерного училища> – заявил, что да, до сих пор это так, потому-то прихода у нас и нет: «"Учреждение" – самое слово показывает, что при таком определении всё дело в указании свыше, проще говоря – от начальства. Нет, приход, примерно, – братство, собравшееся для того-то...» Другой иерей указал на то, что ныне миряне совершенно игнорируются в приходе, т. е. поддакнул Чельцову. Вывода определённого не сделали, несмотря на большинство сторонников современного «статус кво»...

Но какой совершенно новый тон речей даже и у нас! – Свобода мнений. – Мы созваны, чтобы откровенно высказывать свои мнения и т. п., – вот что не раз слышалось в зале заседаний.

27 января 1905 г., Петербург. Спешу, дорогой Пётр Павлович, перекинуться несколькими словами. Вопрос о свободе совести решён в утвердительном смысле. Полная свобода раскольникам и инославцам... Мы можем только радоваться такому освобождению церкви от вопиющей неправды... В каком смысле решён будет вопрос о свободе печати, ты уже знаешь из газет... Сегодня-завтра у нас непрерывные совещания частного пастырского кружка. На днях созывает Аксаков по вопросу о журнале и даже газете.

30 января 1905 г., Смольный. Сейчас только с лекции. Говорил о значении религии в жизни человека... Успех очень большой. Ожидал 20-30 человек; пришло свыше 300. Свободных мест не было. Проводили долго не смолкавшими восторженными аплодисментами. Ожидается, помимо личного тщеславия, что очень важно, – дальнейшее развитие дела. Я сказал ученикам, что всегда к их услугам. Были почти все директора и несколько учителей.

Вторая радость. Был у меня Неплюев. Меня не застал, но я виделся с ним на Христианском содружестве. Он идёт навстречу нашим мечтам о журнале. Даёт средства. 6-го февраля у него заседание пяти человек. Кроме меня будут – Петров, о. Михаил, Слободской, Егоров и Колачев. Я, вероятно, возьму роль одного из редакторов. В состав редакции без твоего предварительного разрешения ввожу и тебя, на манер Булгакова в «Вопросах Жизни».

8 февраля 1905 г., Петербург. Пишу тебе, дорогой Пётр Павлович, пока краткое письмо. 6-го было у нас маленькое заседание у Ник<олая> Ник<олаевича> Неплюева. Журнал почти решённое дело. В апреле Н<иколай> Н<иколаевич> окончательно даёт ответ. Предлагаем еженедельный в три печатных листа орган вроде бывшего «Ц<ерковно>-О<бщественного> вестника» под заглавием «Вера и жизнь». Ещё раньше нас Н<иколай> Н<иколаевич> думал начать издание органов своего Трудового братства. Теперь будет общий орган с отделом «Христианские организации – на Западе и у нас», в который Трудовое братство Ямпольское войдёт со своими изданиями...

Цель поездки Неплюева – организация христианских союзов на той или другой почве.

14-го Н<иколай> Н<иколаевич> читает, или лучше – беседует, у меня в кругу 30-40 слушателей, людей нашего кружка и будущих деятелей нашего содружества.

15 февраля 1905 г., Петербург. Дорогой Пётр Павлович!

Вчера совершилось важное событие, могущее отразиться большими последствиями. Мы были у митрополита³ в количестве 21 человека. М<итрополит > пригласил к беседе трёх викариев – Кирилла, Сергия и Антонина⁴ . В виду важности дела постараюсь описать тебе протоколярно.

Принимаем благословение. Среди нас ни одного протоиерея. «Все, – говорит Владыка, – молодые». Сели. Открываю по заранее составленному плану беседу я. «В<аше> В<ысокопреосвященство>! 11 февраля мы – группа свящ<енников> – просили нас принять. Ныне имеем честь предстать пред Вами. Считаем своим долгом сказать, что среди нас нет многих согласных с нами во взглядах: мы не собирали внушит<ельного> количества. Я лично, недавно служивший в двух других епархиях, свидетельствую, что и там немало лиц, которые готовы будут подписаться под нашими взглядами. Усердно просим: оцените наши пожелания не количеством или качеством лиц, представляющих их, а существом дела, внутренней истиной. Юны мы, как изволили Вы выразиться, и малы, но да совершится на сей раз хвала Богу, Высочайшей Правде – из малых и юных уст!»...

Вступает о. Слободской: – Мы не свободны. Синод наш – раб светской власти. По существующему узаконению – фактически подтверждаемому – постановления наших иерархов, не доложенные Государю обер-прокурором, остаются недействительными. Наш оглавляющий Ц<ерковный> иерарх не имеет права доступа пред Государем. Такое ужасное положение Центрального Церк<овного>Управления отражается тяжело на всей церковной жизни. Чего не коснись, во всём мы должны озираться на Литейный, где живет О<бер>-пр<окурор> и его товарищ. В Комитете министров нашу церковь представляет не лицо священника, а мундир. И ныне, когда все винты нашей государственной жизни развинтились и когда мы накануне коренной реформы нашей госуд<арственной> жизни, мысль наша – о церкви и её реформе. Кто же скажет о них? Просим собора всероссийского. Пусть идея соборности прежде всего найдёт место там, где она издавна имела его... Вступаю я: «Великую рану нашей церкви составляет разрыв иерархов с иереями и мирянами. Епископы наши в деле управления церковного совершенно игнорируют нас. Разрыв этот простирается и на мирян. Просим Собора, но такого, какой был в древней церкви, где бы представлялась вся церковь...» Сам М<итрополит > говорит очень откровенно и совершенно по-братски. «В предстоящих занятиях особых совещаний предстоит рассуждение о реформе церкви. Я буду там. И благодаря вам многие вопросы шире и иначе освещаются у меня. Спасибо. Я совершенно благословляю ваши собрания... Нам нужно организоваться. Я прошу, хотя раз в месяц, собираться у меня для такой же совершенно откровенной беседы. Просим к тому же и наших викариев».

22 апреля 1905 г., Петербург. Вчера, дорогой Пётр Павлович, просидели вчетвером над редакцией второй нашей записки о составе собора... Центр тяжести – Слово Божие и Церковная История. О канонах ни разу не упомянуто...

Современные условия жизни – епископ не ограничен: он не выборный и по статистике (ужасная) некоторые в 10 лет меняли 7 епископий!.. Итак, созвание собора из одних епископов грозит расколом Церкви, и такие соборы останутся лишь съездами...

9 мая 1905 г., Петербург. На днях пойду благодарить Митрополита за крест, данный мне, конечно, по его инициативе. К слову: он наградил вне очереди даже всех главарей кружка – Лахостского, Слободского, Чельцова, Егорова – скуфьёй раньше меня.

10 мая 1905 г., Петербург. Сегодня готовлю... доклад о неотложных нуждах наших для передачи в Царское Село... Передаю и обе наши записки. В докладе ставлю вопрос о необходимости немедленной организации союзов православия, объединённых между собою свободою сношений. Прошу только о том, чтобы оставлена была мысль о таких союзах, председателями которых делается начальство: из этого, пишу, ничего не выйдет. Что вышло из пастырских собраний в П<етербурге> и Киеве, кроме траты времени?

Нужны свободные организации священников и мирян. Пишу далее о неотложной необходимости широкой литературной деятельности в противовес атеистической пропаганде. Всякие ограничения нас в этом отношении послужат только ко вреду Церкви...

Церковь Александра Невского при Смольном институте, где служил о. Константин Аггеев. Закрыта в 1917 году. Ныне здание занято администрацией Петербурга, в помещении, разделённом межэтажными перекрытиями, размещена библиотека

14 ноября. Вопрос о журнале, которому мы даём новое название «Свобода и Религия», окончательно решён положительно... Первый № выйдет в самых первых числах декабря. На днях печатается проспект органа и будет опубликован в самых широких размерах. Объявл<ение> начинается: «Свобода и Религия» (Орган христианского возрождения и христианской политики. В редакции принимают участие А.В. Карташёв, свящ. К. Аггеев и проф. С.Н. Булгаков). С<ергей> Н<иколаевич> настоял на этом: «Теперь нужно открыто выставить единение духовенства и интеллигенции – того требует исторический момент» (Какая вера глубокая у С<ергея> Н<иколаевича>). Нам всем бы такую! Кн. Е. Трубецкой

присылает статью для первого №: «Памяти Вл. С. Соловьева». Разве с такими людьми нельзя дела сделать!..

7 декабря 1905 г., Смольный.Сообщаю горькую весть: журнал наш пока не увидит света. Сытин, по его словам, почти банкрот...

Вот уже несколько дней нахожусь под впечатлением несколько новой общественной работы. Я писал тебе, что я время от времени ходил в близлежащую фабрику беседовать в обществе трезвости. Аудитор<ия> человек в 500. Вся фабрика 12 000 ч<еловек>. И всегда удивительно удовлетворённое состояние выносишь оттуда...

О<тцы> Чельцов, Рудинский, я, Фомин, Егоров открыли «митинги» с народом в другом пункте в центре Сенного базара. Там есть дом Трудолюбия, который предложила нам Дума. Прекрасный зал. Вчера был второй опыт. Могли придти те же, Чельцов и я. Сначала говорил Чельцов – о Еванг<ельских> блаженствах. Затем я о богатстве и бедности применительно к Евангельскому чтению прошлого воскресения. В перерывах общее пение. Затем предложил самим слушателям – большинство рабочие - выйти на кафедру. Нашлись, и началась беседа. И о духовенстве, и о пьянстве. Удивительно хорошо прошло. Было около 300 ч<еловек>. А в следующее воскресенье придёт вдвое больше. Нам еле позволили окончить беседу.

24 февраля 1906 г., Петербург. Дело наших бесед в доме Трудолюбия разрастается до грандиозных размеров. Большая зала битком набита народом, полна и лестница. Писал ли я тебе, что мы открыли в том же доме Воскресную школу? Заведующим состою я, а моими сотрудниками – бывшие ученицы.

27 февраля 1906 г. Вчера утешили меня рабочие с Московской заставы. Некоторые из них ходят к нам на беседы – это за 4-5 версты. И главный из них сообщает, что заводчики и рабочие собрали немедленно 3500 подписей о назначении меня к ним настоятелем в виду предложенного М<итрополитом> Антонием ухода теперешнего настоятеля за полную бездеятельность. Район рабочий огромный. Я просил прекратить подписку, благодарил и обещал работу у них (организацию чтений, школ и бесед). Убеждаю настоятелем идти Чельцова. С осени придётся свою армию направлять туда. Они сняли большой зал, открываются приюты и др<угие> бл<аготворительные> учреждения. А директор сегодня говорил, что его жена хотела бы вместе со мною в районе нашей гимназии заняться делом народного просвещения.

17 марта 1906 г., Петербург Вас<ильевский> Остр<ов>. 6 л<иния>. 15. Дорогой Пётр Павлович! Живу как в раю: точно первые годы священства. Сейчас из церкви после исповеди. Было 100 человек. Утренняя служба, вечерняя – похвала Богородице и исповедь, – и ни малейшей усталости. Спать не хочется, решил написать тебе несколько строк. Прихожане начинают «льнуть» ко мне. Как мало нужно для этого. Пришлись больше по сердцу – мои проповеди и, м<ожет> б<ыть>, больше всего говоримые неопустительно пред исповедью. Во время исповеди не paз узнал, что действенны они – и это на интеллигенцию.

***

К сожалению, не сохранились личные письма о. Константина после 1907 года. Известно, что он был членом Предсоборного присутствия, участником Поместного собора 1917-1918 гг. (на общих заседаниях второй сессии собора он был одним из докладчиков Отдела о духовно-учебных заведениях). В 1919 году он получил увольнение из Петроградской епархии, переехал на юг России. Из расстрельных списков известно, что 6 января 1921 года (24 декабря 1920 года) в навечерие праздника Рождества Христова, в возрасте 53 лет отец Константин вместе со своим 23-летним сыном был расстрелян большевиками.

Фрагменты писем о. Константина Аггеева приводятся по изданию «Братство ревнителей церковного обновления (группа "32-х" петербургских священников, 1903-1907): Документальная история и культурный контекст»

Кифа № 5 (237), май 2018 года