...И этот день не заканчивается

«Кифа» обратилась к нескольким членам первой общины Преображенского братства с вопросом: «Что первым вспоминается Вам из этих 30 лет?»

Александр Копировский (1997 г.)

Александр Копировский: Как ни странно, не могу выделить чего-то «первого», самого яркого. Весь путь, пройденный нашей общиной, может показаться на первый взгляд невероятно длинным и сложным: кризисы и откровения, взлёты и падения, уход одних, вхождение других... А на самом деле - тридцать лет как один день, единый по смыслу и содержанию. И этот день не заканчивается...

Вадим Серов: Весь объём этой общей жизни в целом встает перед глазами. Что-то конкретное вспоминать тут сложно - очень много времени прошло.

Я помню, как позже рождалось братство - ведь община родилась ещё до возникновения братства. И жизнь сама рождала принципы, на которых можно вместе жить. Это было не что-то теоретически придуманное, а то, что появилось из жизни. Появлялся опыт, учитывались какие-то ошибки. Например, принцип постоянства: очень важно было, чтобы встречи наши были не спонтанными, чтобы они подчинялись внутреннему правилу.

Задолго до этого, ещё до общины, мы какими-то группами старались встречаться, читать Евангелие, что-то вместе делать. Это тоже родилось естественно: после литургии нельзя просто остаться одному, а надо обязательно собраться вместе и как бы воплотить то, что было дано нам на богослужении.

Вадим Серов (1997 г.)

Рождение общины для меня было очень органичным. Не то чтобы «передо мной встал вопрос, и я принял решение войти в общину». Наоборот, это как бы выросло: встречались-встречались, потом решили, что нужно двигаться вперёд и уже поставить какие-то более основательные условия общей жизни.

У нас было много разговоров, что такое общение и что такое община. Недостаточно считаться общиной, когда мы просто эпизодически встречаемся, друг друга знаем. Это больше обязательств, это ответственность друг перед другом и перед Богом. И вот к этим обязательствам не так просто быть готовым.

И когда община рождалась, это было некоторое обещание. В любом случае конкретный явный шаг. Ведь это не то, что вытекает по умолчанию из ощущения и признания себя общиной: «раз мы живём вместе – то мы и община». Раз мы решили общиной стать, то мы должны общиной быть. И хотя каждый человек свободен, это значит, что я буду стараться общине служить и не убегать при первых трудностях. Это как в браке: каждый волен развестись, но семья не для этого.

И это служение, возможность что-то делать для церкви, для людей, сразу очень ярко проявились: по воскресеньям мы проводили миссионерские встречи – «воскресники». На них собирались неверующие люди, и мы им рассказывали о вере, о Боге, о Церкви. Желающих было очень много, а собираться для этого тогда можно было только на квартирах (это позже, после 1989 года, такие встречи иногда проходили в больших залах Дворцов культуры). И иногда таких воскресников было по три в один воскресный день...

Елена Серова: Мне вспоминается то, что было ещё до рождения общины. Я крестилась 16 апреля 1981 года, крестил меня о. Дмитрий Смирнов, а готовил к крещению несколько месяцев мой сын Вадим. В мае Вадима забрали в армию. Но я каждую субботу и каждое воскресенье стала ходить на службу. Мне очень не хотелось, но я думала: «А вдруг сыну напишут, что его мать ведёт христианскую жизнь кое-как» (с ним же все переписывались). И я стала себя заставлять, и втянулась, и потом это уже стало потребностью.

Храм Николы в Кузнецах был недалеко от Новокузнецкой, и после храма многие шли в блинную на Новокузнецкий рынок. Я тоже туда ходила и каждый раз видела, что друзья Вадима куда-то вместе уходят. В одно из воскресений они сказали мне: мы приглашаем тебя на день рождения. Это действительно был день рождения жены Влада Каховского – Ирины. Но это, конечно, была и агапа (хотя тогда я и не поняла, что это агапа). Отец Георгий только что приехал из Питера, где он учился в Академии, и очень многое рассказывал. Я ничего не понимала в этих разговорах, но когда шла домой, то чувствовала: не знаю, где я была – на небесах или на земле.

Елена Серова (1995 г.)

И ещё вспоминается, как мы ездили в Питер на литургию ап. Иакова в Академию. Архиепископ Кирилл (сейчас он патриарх) служил литургию, а батюшка у него иподьяконом был. После литургии владыка нас, москвичей, принимал и делал подарки. Эти подарки были бесценными: или молитвенник, за границей напечатанный, или акафистник – в то время, в 1980-е, это такая была драгоценность, просто немыслимая, ведь христианской литературы не было совсем.

Вскоре после того, как родилась община, батюшку определили служить дьяконом в Заозерье, под Павловым Посадом¹. А через полтора года его рукоположили в священники и он стал настоятелем храма в Электроуглях, и мы ездили каждое воскресенье к нему в храм на литургию. Детей у нас было – немерено, причём все - малышня. Но даже мысли не было, даже в голове не укладывалось, как это – не поехать. Около часа на электричке, потом надо было ещё ехать на автобусе... После литургии мы возвращались в Москву, и у нас было по три встречи каждое воскресенье: бывали встречи, посвященные тексту чтения, которое в этот день было на литургии, были молитвенные, а ещё были «воскресники»: мы приглашали наших неверующих друзей и рассказывали им о Боге и Церкви. Причём мы не заморачивались с едой (но что-то ели, конечно).

Встречи были по домам, за день мы переезжали из одного дома в другой несколько раз. И так это было радостно – жизнь, наполненная до краёв. Один из братьев, Николай, перешедший в православие из баптистов – он такой был горячий. Жил он на Кутузовской, а мы близко от него, в Давыдкове, и мы к нему часто ездили на встречи. Помню, Великим постом разбирали Минею, службы разбирали церковные. Очень много это дало. Ещё до рождения общины мы с ним вдвоём ездили в Псково-Печерский монастырь на престольный праздник, на Успение. И от этого праздника, и от поездки в Изборск после него у меня навсегда осталось очень яркое и сильное воспоминание. Это была какая-то весна православия, христианства.

Ещё вспоминается первый собор на Преображение 1990 года в Электроуглях - это незабываемо... Этот город отвечает своему названию целиком и полностью – он такой советский, промышленный и ужасный. И мы шли по этому городу крестным ходом, первым о. Георгий, за ним - Александр Михайлович с первой Фросиной² иконой. Мы шли и пели церковные песнопения, пришли на поляну вблизи города с детьми, с палатками (мы там ночевали, потому что два дня шёл собор). Такая радость была! Очень много людей приехало, тех, кто раньше был с батюшкой.

Вспоминаются и храмы, которые братство помогло вернуть церкви в Москве в начале 1990-х. Я из этих четырёх храмов ходила в храм прп. Феодора Студита у Никитских ворот и больше всего его помню. Там был какой-то «Гипрожир», и отдали церкви этот храм только потому, что он с Суворовым связан – Суворов мальчиком там прислуживал, чтецом был. Отец Георгий попросил назначить туда настоятелем священника, которого хорошо знал по Данилову монастырю, о. Павла Вишневского. А храм был в таком ужаснейшем состоянии – в дверь нельзя было войти, мы входили через окно по доскам, земляной пол... И мы своими руками его постепенно восстанавливали.

У о. Павла отец был священник – о. Сергий, и несколько его братьев тоже священники. И однажды они все пришли на воскресную службу. Это такая была песня! Они все острословы, как скажут – хоть стой, хоть падай, лежать можно от смеха. Они все такие, и отец у них такой. Отец тогда предстоял на службе, а они все сослужили ему, и с такой любовью к отцу, так трогательно это было. А потом мы пошли в трапезную (трапезную мы тоже сами организовали), и трапеза с ними так запомнилась: было столько любви, и столько смеха и шуток. Чувствовалась их любовь и почтение к отцу.

В то время простота какая-то была во всей церковной жизни. Потому что только что, в советское время, была пустыня, пустота (и потом она вокруг во многом так и оставалась), а тут вдруг начали храмы отдавать, и за встречи с чтением Евангелия, за воскресные школы с детьми перестали преследовать - и поэтому мы всё туда вкладывали, без этого жизни не было.

Наталья Чернышёва (1997 г.)

Наталья Чернышёва: Если думать о тридцати годах, то, конечно, первым возникает удивление, что это было так давно, хотя в памяти, наоборот, всё очень ясно до сих пор, и кажется, что было недавно. Мы так долго живём в общине, что сразу думаешь о возрасте, потому что это же целая жизнь – 30 лет! А до нее была ещё другая жизнь, тоже не короткая. И удивительно, что эта общинная, церковная жизнь не иссякает, не замыливается, что всё время происходит что-то новое, и всё это в одном потоке, который зародился тогда, 30 лет назад, очень ярко, очень мощно. Из этого начала возникло целое братство, содружество.

И ещё вспоминается радость открытия духовной жизни. Потому что раньше было только какое-то предчувствие, что она есть, и долгий поиск её в разных вариациях. Готовность родиться в общину возникла именно из-за восприятия и принятия всем сердцем этой новой жизни, ради неё мы готовы были отказаться от всего бывшего, и даже без всякой мысли о том, что будет или как будет. Понимание реальной возможности гонений (это был ещё до-перестроечный советский период) совершенно никого не останавливало, и мысли об опасности, о неприятностях - они не мешали нашей решимости.

Это была такая любовь к Богу, друг к другу, что это было похоже на заключение брака. Мы без оглядки пошли за Христом вслед за батюшкой (который ещё не скоро стал батюшкой) туда, куда видели, что надо идти. Эта любовь воплощалась очень по-разному. Например, когда я входила в храм, то ещё не видя никого, уже чувствовала, здесь члены общины или их нет. Когда кто-то входил, я тут же оборачивалась, и мы встречались взглядом.

Потом, через несколько лет, эта «первая любовь» не ощущалась уже так ярко, но зато возникла какая-то стабильность, знание друг друга, опыт совместного труда, совместной жизни. Это было уже что-то другое, но тоже похожее на брак.

Ольга Таяновская (1996 г.)

Ольга Таяновская: Удивительно, что прошло уже 30 лет. И первое, что приходит в голову, – это желание благодарить Бога за то, что я встретила о. Георгия, что смогла откликнуться на призыв к вере, общению и общине, изменивший жизнь кардинальным образом, так, что она стала другой жизнью.

Ещё вспоминается, что нам приходилось всё собирать по крупицам. Мы были из нецерковных семей - только у одного человека в той группе, из которой потом родилась община, родители были верующими. И нам приходилось всё время отвечать себе на вопросы: «А может православный христианин читать вот эту книжку?» «А как он может одеваться?» «А как воспитывать детей?» Составляли для себя список литературы; был и список для детей.

В течение, наверное, пятнадцати лет мы на квартире делали детские праздники. И каждый раз думали, что брать для театральной постановки: «А вот эту сказку можно? А эту – нельзя?» И потом доходили до того, что в классической культуре, по крайней мере, в классической литературе и живописи всегда есть христианские корни или по крайней мере то, что можно назвать вечным смыслом.

Я вижу, что сейчас у людей, которые приходят в уже сложившуюся церковную общность, некоторые вещи воспроизводятся как бы сами собой, и они даже не задают такие вопросы. Они могут спрашивать уже так: «А я хочу что-нибудь другое, почему мы выбираем это?» А нам приходилось всё как будто выискивать.

Это были постоянные открытия, которые мы делали вместе.

И ещё, конечно, вспоминается то, что нам очень повезло с людьми, которыми мы были окружены. Отец Всеволод Шпиллер, отец Виталий Боровой, отец Таврион (Батозский)...

Впервые к о. Тавриону я поехала одна. Я крестилась, и братья меня отправили в паломничество. Я была в Печорах, потом у о. Тавриона в пустыньке, была в Кижах и на Валааме. Но одной ездить очень тяжело, вот это я поняла.

Вместе всегда, конечно, легче. Не только в поездках, во всём. Но в чём-то и сложнее, потому что ты всё время должен и сам отвечать за то, что происходит с другими людьми... Но при этом ты знаешь: у тебя есть опора, всегда можно посоветоваться, и тебя поддержат.

Фото: Анатолий Мозгов († 2008)
Фотографии были сделаны на встречах общины в 1990-е - начале 2000-х

Кифа № 2 (234), февраль 2018 года

 -----------------------------

¹ До этого дьякона Георгия Кочеткова служить не брали, т. к. он после изгнания (по требованию КГБ) из Ленинградской духовной академии был в «черных списках».
² Ефросиния-Лариса Галкина - художник и иконописец, член первой общины. Скончалась в 2013 году.

Ещё материалы по теме

«Родные - это Христовы». Тридцать лет назад родилась первая община Преображенского братства