Соборность для меня – это...

Интервью с участниками фестиваля «Преображенские встречи»

Игумен Серапион (Митько) и священник Георгий Кочетков

 

Соборность – одна из главных богословских тем уже полтора столетия. А что она значит лично для Вас?

Игумен Серапион (Митько), заместитель председателя Синодального миссионерского отдела: Когда я был молод и «ходил, куда хотел», то, конечно, был очень увлечён разного рода богословскими концепциями. А ныне приходится делать только то, что можешь сделать, и мыслить только о том, что приближает к осознанию подлинной реальности, в которой рождается и покаяние, и вопрошание к Богу.

Конечно, о соборности можно говорить только хорошо, но при этом нужно быть честными по отношению к себе самим. Эта идея А.С. Хомякова – замечательный экклезиологический концепт. Однако мы должны понимать, что сам термин «соборная» как перевод слова «кафолическая» является в каком-то смысле очень творческим: скорее всего, Хомяков вкладывал в понятие соборности не какое-то древнее святоотеческое учение, а некий идеал церковной жизни, которого так не хватало в его время. Очень часто новообразованные богословские концепты возникают именно как ответ на отсутствие чего-то значимого.

Если же понимать под соборностью не просто какую-то идею, а реальный механизм жизни церкви, то и он тоже в значительной степени относится к сфере идеального. Вера в Церковь даёт нам возможность предполагать, что в некоторые периоды истории соборность была реализована. Мы видим и какие-то её живые, пусть частичные, проявления. Например, у старообрядцев сохранена форма организации церковной жизни, которая опирается на самих людей. Я не могу (да и не вправе) оценивать опыт зарубежных приходов: он был разным, но иногда интересным, хотя не всегда идеальным. Думаю, что во время созыва Поместного собора 1917–1918 годов, и, может быть, несколько раньше, Русская церковь могла бы реализовать очень многое из того, что мы называем соборностью – хотя известны примеры, когда именно в тот период попытка преобразовать церковную жизнь на началах соборности приводила к изгнанию архиереев с кафедр епархиальными собраниями. Было и такое. Некоторые из этих архиереев впоследствии стали новомучениками. Так что, к сожалению, идеальные доктрины (в том числе экклезиологические) в реальной церковной жизни не всегда реализуются идеально.

Что касается современной жизни, то, конечно, нехватка того, что мы называем соборностью, сейчас ощущается очень сильно. И если говорить о том, нуждается ли Церковь в соборном обновлении начал своей жизни, я скажу – да. А если меня спросят, возможно ли это... Я очень не уверен в этом. Почему? Потому что если понимать под соборностью участие в жизни Церкви – и в том числе в церковном управлении, в избрании епископа в епархии, избрании священника в приходе – всех верующих, всех православных христиан, то теоретически это очень интересно, а практически мы сталкиваемся с серьёзной экклезиологической проблемой: где пролегает граница Церкви? У нас на протяжении многих, многих десятилетий множество людей были крещены, но не воцерковлены. Кто-то из них крестился отнюдь не по вере. Кто-то, может быть, даже приобрёл некие церковные черты, казалось бы, воцерковился, но не преобразился внутренне. А ведь тот, кто не стал новым человеком, очень часто привносит в церковную жизнь свои страсти. И пока мы точно не скажем, кто в церкви, а кто вне церковной ограды, мы не сможем реализовать очень многие соборные механизмы. Да, на Поместном соборе обсуждался вопрос выборности священства и архиереев. Но кто будет избирать этих священников? Строго говоря, необходимо составить «списки избирателей». И что при этом учитывать?

Если же подвести итог всем этим размышлениям, то я считаю, что вопрос возрождения соборности – очень важный вопрос, но не самый первый в нашей жизни. Думаю, очень скоро наши вопросы будет определять то, что мы отчётливо увидим звериный лик богоборчества. Оно никуда не исчезло и становится «модным трендом». И многие люди возгревают ту ненависть к христианству, с которой наша церковь столкнулась столетие назад, после Поместного собора. Боюсь, что нам придётся жить в непростые времена.

Когда для Вас впервые прозвучала тема соборности?

Священник Георгий Кочетков: Ещё в середине 1970-х годов я познакомился с книгой отца Николая Афанасьева «Церковь Духа Святого». Её ещё никто здесь не читал, не знал. Она только что вышла в Париже и, конечно, была недоступна для всех наших соотечественников. Там эти вопросы ставятся. Но и раньше, с начала 1970-х, мы сами собой стали искать местную соборность через общину. Мы ещё толком, может быть, не могли сформулировать, что нам не хватает соборности, но чувствовали, что когда мы собираемся, рождается какое-то новое качество, которого в другом случае нету. И мы чувствовали, что это соответствует евангельскому слову, «собиранию со Христом», всему, что говорится о церкви, всему, что говорится о межчеловеческих, межличностных отношениях у апостолов. И это стало основой.

Конечно, этому ещё очень помогла практика оглашения, которое началось с 1970-го года. Оно тоже было мощнейшим стимулом для размышлений и попыток что-то делать в этом направлении.

И что значит соборность лично для Вас?

Для меня соборность – это именно явление Церкви. Это самое главное в её жизни. Как узнать тайну Церкви, не проникнув в тайну соборности, в тайну любви, тайну общения и служения? Других путей нет. Вот почему так важно говорить о новой соборности, обо всём, что было в центре внимания нашего фестиваля.

Протоиерей Александр Лаврин: Я пришёл в Церковь в начале 1980-х годов и тогда понимал в её жизни очень мало. Для меня тогда важно было обретение личной веры. Я принял Бога, Его существование, и у меня родилась надежда, что с Ним возможна какая-то общая жизнь. А вот об общности Церкви я начал задумываться только в конце 1990-х годов. Стал переживать, что хотя Церкви индивидуалистичность, казалось бы, чужда, однако реальная приходская жизнь, к сожалению, очень индивидуалистична, несмотря на развитие разных форм общей жизни: и гимназии, и воскресные школы, и кружковая работа. Да, всё это очень важно, это не надо отодвигать, но, как мне кажется, надо наполнять новым содержанием.

Протоиерей Александр Лаврин

И что может этому новому, соборному содержанию служить? Вот, например, сегодня на богослужении мы были в одном храме, где священник, читая молитву перед причастием, в некоторых местах говорил «нас» вместо «меня». Это было так важно!

Согласен, в проповеди, мне кажется, не должно звучать «вы», должно звучать «мы». Это очень церковно. Когда мы невольно поступаем по-иному, противопоставляя себя всем остальным, в нас действует некое внутреннее автоматическое разделение, мирской дух, наша светскость.

Ведь в сущности задача священника – молиться вместе с молящимися и каяться вместе с кающимися. Природа у нас одна, и проповедь всегда о том, что я внутри самого себя узнал во взаимоотношениях с Богом и с людьми. Тогда это близко всем. Если я прочитал что-то в книжке и рассказал, это будет некий благочестивый рассказ, но вряд ли кого-то тронет. Вначале так и происходит, конечно, но даже тогда нужно актуализировать это, соотносить со своей реальной жизнью.

В исповеди, например, главное не то, что я скажу, а каким будет моё целеполагание, какой подход, то, как я скажу. Целью открыть свои грехи будет некое собственное очищение (т. е. привычно быть в центре своего внимания), или я покаюсь в грехе, чтобы взыскать Бога, из-за отсутствия Которого в моей жизни я как раз и выбрал грех вместо Него? Между тем и другим очень большая разница. Кто ставится во главу угла? Бог или я?

Соборность подминает под себя человеческая индивидуалистичность, замкнутость на свою персону, а она как раз естественна для человека без Бога.

В этом смысле каждый из нас соборность или строит, или разрушает.

Именно так.

Что значит соборность лично для Вас?

Священник Феодор Людоговский и протоиерей Георгий Митрофанов

Протоиерей Георгий Митрофанов: Я не знаю, что такое соборность. Когда я слышу это слово, у меня возникает то же чувство, которое возникало у профессора Преображенского, когда он слышал слово «контрреволюция»: абсолютно неизвестно, что под ним скрывается.

Мы знаем из Символа веры не соборность, а соборную Церковь. А это не одно и то же. То, что, как правило, связывают с некой абстрактной «соборностью», для меня вполне разрешается в рамках такой категории, как Церковь.

Собственно, само слово «соборность» стало популярным с подачи отставного штабс-ротмистра Хомякова, который, пережив определённого рода внутренний кризис, не был таким уж органичным и цельным человеком. Видя реальное положение церкви в николаевской России, он грезил о чём-то таком, что не могла бы в церкви попрать и уничтожить никакая николаевская бюрократия. На самом деле всё это было в значительной степени окрашено тем же самым немецким романтизмом, против которого во многом и было направлено богословие Хомякова. Так родились категории соборности и софийности, которые стали псевдобогословской головомойкой для поколений мыслящих русских христиан. А произошло это от недостатка настоящей богословской культуры, от отсутствия многовековой церковной науки, а самое главное, от того, что составляет суть русского человека: мы ленивы и нелюбопытны, но очень доверчивы.

А если перейти от теоретической стороны к практической: выстраиваются ли на Вашем приходе какие-то отношения между прихожанами?

Очень разные. Да и у меня-то к прихожанам разное отношение. С одними очень непросто заставить себя общаться, а при взгляде на других одна мысль, что с ними что-то может случиться, пронзает так же сильно, как будто речь идёт об очень близком родном человеке. И у них наверняка ко мне разное отношение; и кто-то уходит, а кто-то приходит. Но в целом можно сказать одно: священник должен быть со своими прихожанами постольку, поскольку он помогает им идти ко Христу. Ни в коем случае нельзя останавливать их на самом себе. Да, отношения имеют какую-то личную окрашенность, но она не должна быть определяющей. Вот почему мы должны друг друга принимать – кого-то с радостью, кого-то с тоской, но принимать.

И ещё несколько ответов на вопрос «Соборность – одна из главных богословских тем уже полтора столетия. А что она значит лично для Вас?»

Священник Феодор Людоговский: Для меня, если не говорить о мистической стороне, это возможность встречаться, общаться, обмениваться мнениями, вместе думать, вместе решать накопившиеся проблемы. Это радость совместной молитвы, радость встречи и общения.

К сожалению, хотя мы в храмах собираемся на молитву, какого-то подлинного человеческого непосредственного общения в большинстве приходов просто нет. А это очень востребовано.

С этим связана ещё одна проблема: у нас в церкви мирян как бы не существует. А ведь священники не всё могут брать на себя. Мирянин гораздо свободнее, в каком-то смысле ему ничто не указ. То, что здесь, на фестивале, в основном собрались миряне (хотя есть и священники) – это прекрасно, это всё-таки даёт какую-то надежду.

Священник Димитрий: Для меня соборность заключается в том, чтобы не принимать решений в одиночку, не быть каким-то единым центром, вокруг которого всё крутится, стараться делать так, чтобы акценты в жизни тех, с кем я имею дело, не всегда были на моей персоне, чтобы на мне клином свет не сходился. И чтобы мне было, если речь идёт лично обо мне, интересно, легко и свободно общаться со своими коллегами.

Конечно, жаль, что на богослужении мы не видим друг друга: я чаще всего в алтаре, а миряне в храме. Но нам очень важно вместе молиться, вместе причащаться. А ещё – собираться на внебогослужебные собрания, просто ходить друг к другу в гости, иметь какие-то общие интересы, обмениваться книгами, впечатлениями от книг.

Это больше похоже на сочетание демократии и дружбы, чем на соборность.

Да, для меня это так: я не очень понимаю, что ещё это может значить для меня лично, в моей личной жизни. В масштабах церкви я понимаю, что это такое. И этого у нас нет уже давно. После Поместного собора, который был 100 лет назад, ни одного серьёзного общецерковного форума так и не состоялось. В масштабах прихода, в масштабах благочиния, в масштабах епархии нет никакой соборности. И для меня соборность – это действительно демократия в церкви.

Ведущие тематической площадки «Литургическая жизнь Церкви» декан богословского факультета СФИ З.М. Дашевская и дьякон Игорь Бескоровайный

Дьякон Игорь Бескоровайный (Православная церковь в Америке): Один из первых опытов соборности я получил двенадцать лет назад, когда я ещё только входил в Церковь и проходил оглашение в Преображенском братстве. Это стало для меня подлинным свидетельством и явлением Церкви. Я увидел и почувствовал, что мы как христиане можем собраться вместе и едиными устами, единым сердцем прославить Господа. Я помню богослужение на Пасху вместе с другими оглашаемыми: кто-то из них накануне крестился, кто-то готовился в первый раз причащаться. Мы знали друг друга, и наша молитва была действительно общей молитвой, в которой воплощались слова Христа: «где двое или трое собраны во имя Моё, там Я посреди них». В тот момент я явно ощутил, что Христос действительно был рядом, как бы незримо стоял посреди нас, и мы могли ощутить Его присутствие. Этот опыт я всегда храню в своём сердце. Я ощутил присутствие Христа – именно в этом собрании, которое обращалось ко Христу как община Его учеников. На мой взгляд, это и есть соборность, соборность как собрание во имя Божье, соборность как Церковь и Тело Христово.

Кирилл Алексин: Для меня соборность – это в первую очередь глубинное измерение Церкви, которое позволяет ей быть самотождественной в разных своих частях, разных своих проявлениях. И когда ты приходишь в чужую общину, где ты знаешь только одного человека, ты чувствуешь себя как дома. Наверное, для меня наилучшее, наиближайшее проявление соборности – такое.

А вообще мне кажется, что когда мы говорим о соборности более «теоретически», мы очень часто не знаем, о чём говорим. Ведь с одной стороны, есть соборность Поместной церкви, с другой – соборность «в хомяковском варианте», с третьей – то, что связано с институтом соборов. Так что, видимо, об этом нужно разговаривать, и разговаривать вдумчиво.

Андрей Грищенко, координатор московского отделения Мемориально-просветительского и историко-культурного центра «Белое дело»: Для меня соборность наиболее ясно проявляет себя через возникающее в молодёжных объединениях и общинах ощущение большой христианской семьи, где слышны все голоса, где никто не забыт, где каждый может высказаться, и его мнение будет услышано. Мы вместе принимаем решение о том, чем будем заниматься, ищем формы деятельности и совместно это реализуем. Мне кажется, это очень важно для ощущения одновременно и свободы, и в то же время того, что мы, как об этом говорят первые слова молитвы «Отче наш» – дети единого Отца. Я думаю, что без соборности церковь невозможна, и она очень многое теряет, если соборность умаляется. Мы это видим сейчас, когда люди атомизированы, оторваны друг от друга – и насколько же обедняется от этого их жизнь, их ощущение церкви! Конечно, мы должны возрождать разные формы соборности, в том числе для того, чтобы и миряне могли полнее участвовать в церковной жизни.

Пьеранджело Торичелли, член совета Ассоциации христиан-рабочих Италии (АКЛИ) провинции Комо (Католическая церковь): На итальянском языке не существует этого слова. Для меня это значит – народ Божий, священники и миряне, миряне и иерархия, работающие все вместе для того, чтобы Христос, когда вернётся, нашёл Землю лучшей, чем та, какой Он её оставил.

Чтобы осуществить это, нужно прежде всего признание друг друга иерархией и мирянами, ведь между ними, к сожалению, очень мало общения. А ещё нужно признание друг друга представителями различных церквей, потому что они очень мало друг друга знают. И это абсолютно не значит унификации. Нужно, чтобы разница сохранялась, но при этом было бы взаимное уважение и признание.

И на вопрос: «Что расточает людей? Что их концентрирует на себе, отрывает от общения?»

Священник Феодор Людоговский: Многое: и жёсткая вертикаль власти, и не то что неспособность, но отсутствие рождённой воспитанием привычки думать своим умом, выстраивать горизонтальные связи, и слабая наша вера... Что могло бы здесь помочь? Может быть, мы услышим на этой встрече какие-то ответы.

Иеромонах Павел (Новоспасский монастырь) на одной из тематических площадок

Иеромонах Павел, Новоспасский монастырь: Мешает какая-то разъединённость, когда человек своё мнение ставит превыше другого, когда человек убеждён только в своей правоте.

Пьеранджело Торичелли: Разные вещи разделяют. Во-первых, история. Во-вторых, закрытость между людьми. Насколько я закрываюсь от другого, насколько я ставлю эти границы, настолько и невозможна соборность. Угрозы сегодняшнего дня – это эгоизм и индивидуализм. Когда я говорю: «я – центр всего, и всё крутится вокруг меня», когда я использую других в качестве инструмента, который может послужить мне. В настоящее время индивидуализм выражается прежде всего в том, что я не могу прямо в глаза смотреть другому человеку. Имеется в виду, что я использую другого для каких-то своих проектов. Но мы всё-таки не отдельные люди, а народ Божий. У каждого есть свои дары, свои особенности.

Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная

Кифа № 11 (229), сентябрь 2017 года

Ещё материалы по теме

В единстве с Богом и с ближними. 19–20 августа в Москве прошёл третий ежегодный фестиваль «Преображенские встречи», посвящённый теме соборности

Заключительное слово священника Георгия Кочеткова. 19–20 августа в Москве прошёл третий ежегодный фестиваль «Преображенские встречи», посвящённый теме соборности

Круглый стол «Церковь о революции», прошедший в рамках ежегодного фестиваля «Преображенские встречи», вызвал многочисленные отклики в СМИ

Была ли у Церкви возможность изменить ход русской истории. Фрагмент круглого стола «Поместный собор 1917-1918 гг.: пути обновления церковной жизни»