О границах верности

«Кифа» обратилась к священнослужителям и мирянам с одним и тем же вопросом

«Когда мы обращаемся к 1917 году, то понимаем, что очень многие люди не смогли сохранить верность Отечеству. Но если мы говорим, скажем, об октябрьских событиях, то для кого-то в то время стоял понятный для нас вопрос: стоит ли сохранять верность Временному правительству, Керенскому, который сам проявил себя в каких-то ситуациях как человек неверный? История показывает, что те, кто не сохранил верность, оказались неправы. Случилась страшная катастрофа. И всё-таки вопрос о границах верности остаётся...»

Протоиерей Роман Манилов, председатель Отдела культуры Тверской епархии: Если говорить о послереволюционной ситуации, то ведь очень многие интеллигенты, в том числе и военные, были, к большому сожалению, во многом людьми хотя и воспитанными в православной традиции, но нецерковными, невоцерковленными и очень далёкими от глубокой веры, от понимания истинного христианского взгляда и на личную жизнь, и на жизнь общественную. Говоря о верности, мы можем вспомнить, как все апостолы разбежались, когда случился арест Спасителя нашего Иисуса Христа. Почему? Хотя мы и называем их и в этот момент их жизни апостолами, они ещё были просто учениками, благодать Святого Духа, Который просветил их ум, разум, сердце, все чувства, на них ещё не снизошла. Поэтому они поступили малодушно.  И Господь, конечно же, снизошёл до них, конечно, Он их всех простил. После Пятидесятницы, когда Дух Святой сошёл на апостолов, они стали теми кремнями веры, адамантами, которых невозможно было ни устрашить, ни запугать, ни убить. Никакими тюрьмами и пытками их нельзя было заставить свернуть с истинного пути. И у нас после революции те люди, которые нашли в себе этот стержень, нашли духовную опору, стали теми адамантами, которых мы сейчас вспоминаем, которыми мы гордимся. Они составили костяк в том числе и Белой армии. Но у большинства, к сожалению, в этой ситуации просто не было точки опоры. Отсюда шатания, суетные размышления. Кто-то пошёл красным служить, лишь бы выжить, кто-то увидел у большевиков какой-то плюс по сравнению с чем-то. Людей подлинной христианской веры, когда человек готов поставить веру во Христа и преданность Отечеству выше своей жизни, жизни своей семьи, было не очень много. Это, конечно, трагедия предреволюционного общества – отсутствие непоказной веры. Получалось, что ты крещёный, у тебя по Закону Божьему пятёрка стоит, ты всё вроде бы знаешь, какую икону поцеловать, какую свечку куда поставить – а подлинной, настоящей воцерковленности, к сожалению, не так много. Об этом писали очень многие. Например, митрополит Вениамин (Федченков) очень нелицеприятно писал и о Белой армии. Люди могли, выходя из церкви после праздничной службы, которую были формально обязаны отстоять, тут же начинать материться. Почти никто не жил церковной, христианской жизнью внутренне, всё это было внешним. Митрополит Вениамин, глава военного духовенства Вооружённых сил Юга России (армии, во главе которой стоял генерал Врангель), писал, что у этой армии нет будущего, она не может победить, потому что у неё за плечами ничего нет – только избранные люди пытаются хранить веру. Это, наверное, самая большая проблема. Она и сейчас стоит. Как ходить в храм Божий, зачем ходить в храм Божий, с какими чувствами, что человек должен искать? Ещё во времена Ветхого Завета пророки – и Иезикииль, и Иеремия, а уж про Илью-пророка вообще не приходится говорить – стонали от безверия израильского народа, обличали его. Видимо, это извечная проблема человечества.

Отец Всеволод Шпиллер, который сражался в Белой армии ещё совсем молодым человеком, в 16-17 лет, впоследствии говорил, что мало было людей, которые сражались бы за главное, за высшие ценности, поэтому в нашей истории всё и закончилось так трагично. Но ведь и сегодня очень часто мы воюем за что-то внешнее, и действительно, как Вы говорили, воцерковляемся очень поверхностно. Получается, правила знаем, а дальше этого не идём. И сейчас ситуация ещё хуже, чем была 100 лет назад.

Для ответа на такой вопрос можно созвать целую пастырскую конференцию, и она осветила бы с разных сторон разные аспекты этой проблемы. Самое же главное – то, что люди на каком-то этапе церковной жизни останавливаются. Они внешне узнают какие-то вещи, которые дают человеку возможность ориентироваться в церковной жизни и в храме, но дальше не происходит самого главного – чтения святых отцов и исправления жизни в соответствии с Евангелием и с писаниями отцов. В Евангелии есть главная струя жизни, очень мощная, сильная, а святые отцы подробно рассказывают, как слова Спасителя в своей жизни воплощать. К сожалению, наш церковный народ святых отцов практически не читает, даже таких более или менее близких к нам по времени, как свтт. Феофан Затворник, Тихон Задонский, Игнатий Брянчанинов. Читают очень много житийной литературы про каких-то недавно живших старцев, творивших чудеса. Если нет целенаправленной работы священника с общиной и в воскресной школе, то святые отцы вообще не читаются. А без этого человек не может осознать глубину Священного писания.

Кто-то и Евангелие не читает. Мне недавно некоторые из прихожан говорили, что боятся этого: «вдруг мы что-нибудь не то вычитаем».

Ещё очень мало читают то, что осталось от новомучеников. А ведь это самые близкие к нам по времени святые, поэтому нам легче, может быть, брать с них пример.

С почитанием новомучеников тоже проблема, потому что тема эта очень тяжёлая. У многих даже есть отстранённость от неё, тяжело касаться этой темы – морально тяжело, надо переступить через что-то в себе. Это – труд.

А то, о чём они писали, это ступенька такая высокая, что на неё надо подняться, опираясь на опыт своей уже воцерковлённой жизни. 

Алексей Наумов, президент Культурно-просветительского фонда «Преображение»: Мне кажется, очень хорошо сказал архимандрит Сергий (Савельев): одна из причин катастрофы, которая произошла, – отчуждение от Бога и от человека. И мать Мария (Скобцова) вспоминала об общей атмосфере индивидуализма, характерной для тех дней: люди в ситуации, когда вокруг всё разваливалось и воцарялся хаос, выбирали (и может быть, это можно понять) путь выживания. Это и в воздухе носилось – многие говорили друг другу: «ты подумай о себе».

Я думаю, что корень произошедшего, одна из ключевых проблем – именно в этом, во всём, что противоположно состраданию. Сегодня на литургии звучало чтение об исцелении слуги сотника, и в проповеди говорилось про цепь состраданий: сострадал сотник слуге, сострадал Христос, и от Него сострадание переходило к тем, кто за Ним следовал. А нам сто лет назад не хватило этого движения сострадания. Наоборот, было замыкание на себя и своих, индивидуализм. И сейчас надо начинать с сострадания, нужно пробудить в себе это чувство и друг другу помогать выйти навстречу другому, разбудить в себе участие в другом, жертвенность. Если же каждый из нас будет замыкаться в своей скорлупе, всё может повториться.

Священник Павел Бибин: Я считаю, что всякая верность, в том числе и верность Отечеству, должна быть основана на верности Христу и Церкви. Правда, поскольку земная церковь – это реальность, которая может так или иначе менять свои формы и акценты, то, может быть, не всегда легко определить, кто верен Церкви, а кто нет. Люди могут быть по разные стороны баррикад, и каждый может настаивать на своей верности Церкви. Мы знаем, что церковной истории известны святые, которые были друг с другом в сложных отношениях. Поэтому я уверен в том, что прежде всего нужно искать верности Богу, Христу. Это «выпрямитель», то, что выправляет любые изгибы в жизни, проясняет и вопросы, касающиеся земного Отечества, и вопросы, касающиеся церковной действительности или каких-то личных отношений. Если человек остаётся верным Богу и понимает, что это для него значит, многое может в жизни выправиться – то, что по-другому никогда не выправится.

Непосредственно в дни октябрьских событий в Москве, где проходили бои, проходил одновременно и Поместный собор. Многие из его участников, которые позже были прославлены как священномученики, наверняка эту верность Богу хранили и могли проявить. Однако единственное, что они смогли сделать, – это попытаться попросить, чтобы красные не убивали юнкеров (правда, их всё равно потом большевики арестовывали и расстреливали, хотя обещали этого не делать), и потом попросить, чтобы им разрешили этих убитых юнкеров отпеть. Почему такое количество людей, верных Богу, не смогли повлиять на ситуацию в целом?

Действительно, многие из них остались верными Богу. В то время они не смогли ничего сделать, но благодаря им некая линия, связующая ниточка всё равно существует. Она может явно не повлиять на то, что происходит и сейчас, но то, что это рано или поздно обязательно прорастёт, я в этом абсолютно уверен. Есть вещи, за которые человек готов отдать жизнь. И если он отдаёт её за то, за что нужно отдать, это никогда не останется бесплодным.

Максим Пудовиков, председатель православного братства во имя преподобного Силуана Афонского, Воронеж: Как-то так получается, что в последнее время мне как раз попадаются статьи и книги, где много говорится о верности. Я понимаю, что это для нас сейчас самое главное – и для людей верующих, и вообще для всех людей, которые чему-то верны. Мы все должны понять, что предательство – самое страшное в жизни. Если говорить о том времени, то, наверное, у тех людей, которые покорно пошли за красными, не было какого-то духовного фундамента, и они думали, что, если что-то в жизни у них не так, то в этом виноват кто-то другой. Поэтому когда им кто-то предлагал что-то изменить, они, даже не разбираясь, просто шли за ним, думая, что сейчас у них в жизни всё станет лучше.

Когда нет духовной основы, люди не понимают, что надо хранить верность, как бы ни было тяжело. Для нас же одно из самых страшных воспоминаний – предательство Иуды.

Алексей Евстигнеев, председатель малого православного братства во имя свт. Тихона Задонского, Воронеж: Вопрос верности – это тайна. Это как стержень в человеке. Некоторые понятия, такие как Отчизна, Родина, народ, может быть, словами не опишешь, но человек чувствует, что он хранит верность не правительству, а чему-то большему, что предавать нельзя, и чувствует неразрывную связь своей жизни с этим. Это как с предательством на войне: понимаешь, что если сейчас на это согласишься, то как человек перестанешь существовать, превратишься во что-то такое, отчего уже жить не захочется.

Почему такое количество народа в 1917 году в момент, когда большевики пришли к власти, этого не почувствовали?

Мне кажется, было потеряно умение видеть все взаимосвязи. Когда мы размышляли об этом в нашем братстве, то увидели, что к концу XIX века народ расслоился. В течение столетия до этого шло противостояние общества и власти, и верные мысли о необходимости изменений преподносились так, что всё больше разрушали связи между людьми. Поэтому к 1917 году оказалось утрачено чувство ответственности за свою страну, понимание необходимости служения своему народу. Очень ярко это описано в воспоминаниях Н.А. Кривошеиной: она пишет, что в какой-то момент в 1918 году белые уже подошли к Питеру, можно было бы всё вернуть, у людей в городе было оружие, но все сидели, ожидали чего-то*. Потеря связи.

Если в тот момент у людей были утрачены все основы, то что же говорить сейчас? В течение столетия разрушалась внутренняя основа народа и человека, случилась антропологическая катастрофа. Как мы ещё живы?

Мы об этом тоже размышляли и думали, как же при таком огромном количестве зла, предательств, убийств, миллионах жертв страна наша не разрушилась до сих пор. Это же невозможно объяснить никакой социологией или чем-то ещё. И мы пришли к выводу, что Господь вмешался, и только Он сохранил нашу страну от полного разрушения.

------------

* «Наступление докатилось вплоть до Нарвской заставы, белые на некоторых улицах залегали на одном тротуаре, а остатки красных – на другом. Город был оставлен командованием и целых 24 часа (если не больше) был предоставлен самому себе; потом, когда белые внезапно, не дав ни одного выстрела, откатились и, всё быстрее набирая ходу, – скорей, скорей – вернулись в Эстонию, а Троцкий победителем вернулся – вот тут стало ясно, что больше надежды нет; был момент, когда надо было дать первый встречный выстрел в городе, но никто его не дал, хотя у петроградских жителей оставалось ещё немало оружия, и в душе многие только и ждали этого выстрела». Н.А. Кривошеина, «Четыре трети нашей жизни».

Беседовали Александра Колымагина, Анастасия Наконечная

Кифа № 10 (228), август 2017 года