Июнь 1917: последнее наступление

В наступательной операции Юго-Западного фронта, которая должна была стать победной, погибли самоотверженные и спаслись трусы

Атака 47-го Сибирского стрелкового полка под Дзикеланами. 1 июля 1917 г.

 

Может быть, кто-то из читателей помнит цитату, которой мы начинали рассказ о «Приказе № 1» – страшную картину бегства солдат русской армии, «потерявших всякий стыд». Этим бегством закончилось последнее наше наступление в Первой мировой войне – то самое наступление, которое первоначально планировалось на весну 1917 года и, как с горечью говорят некоторые историки, при нормальном ходе событий должно было привести к победоносному окончанию войны.

Отношение к войне на фронте: солдаты

Сейчас можно столкнуться с двумя разными подходами к вопросу об усталости народа от войны. В крайнем своём выражении они могли бы выглядеть так.

Первый (во многом тиражировавшийся в советские годы и поэтому часто привычно воспроизводимый до сих пор): «Народ понёс страшные потери в войне, цели которой были для него непонятны. В городах наступил голод, не хватало хлеба. Это естественным образом привело к революционным выступлениям в тылу и к отказу воевать, стихийному движению братания с немецкими войсками на фронте».

Второй (иногда преувеличенно полемический от усилия побороть ложь первого подхода): «Да какие тяготы? Разве мы не справлялись с гораздо боt льшими? И хлеб был в городах, и потери совсем не так уж велики. Если бы не предательство элит, рвавшихся к власти, не было бы революционных событий; если бы не усилия крайних социалистических течений по разложению армии, она бы твёрдо стояла на позициях и победоносно закончила войну».

Потери русской армии действительно были меньше, чем потери других воюющих стран, во всяком случае, в относительном измерении: если в целом по итогам войны для стран «Четверного союза» (Германии, Австро-Венгрии, Болгарии и Османской империи) погибшие на войне солдаты составили около 3% от общего населения этих стран, для стран Антанты в целом (Великобритания, Франция, Россия) – 1,8%, то отдельный расчет для России дает 0,5%¹. В целом же в Первой мировой войне русская армия потеряла убитыми и умершими от ран по разным оценкам от 775000² до 911000 человек (примерно столько же в сумме потеряли армии вражеских государств на русском фронте). Это в 10 раз меньше, чем боевые потери советской армии в Великой Отечественной войне³.

Тем не менее очень сильная психологическая усталость от войны действительно существовала, о ней свидетельствуют сохранившиеся воспоминания её участников. Война шла на границах России (на нынешней территории Российской Федерации места боевых действий Первой мировой остались только в Калининградской области, т. е. в бывшей Восточной Пруссии); враг не стоял, как в 1812-м или 1941-м, на подступах к Москве, и хотя в 1917 году Временное правительство не раз заявляло для поднятия боевого духа, что немецкие войска угрожают Петрограду, в это мало кто верил⁴. Поэтому цель войны оставалась понятной в основном профессиональным военным и дипломатам⁵.

Все силы, объединившиеся для свержения монархии (или смены монарха), воспользовались этой ситуацией для реализации своих интересов – и каждый внёс свой вклад в её усугубление. И если в январе 1917 года отказ идти в атаку был достаточно редким и криминальным случаем, за которым следовало наказание, то к июню такое поведение отдельных солдат и целых частей стало более чем обычным (и безнаказанным). К усталости от войны и страху добавились и санкционированная многочисленными агитаторами и «Приказами» дезорганизация, и опасение опоздать к ожидаемому со дня на день «черному переделу» земли, к уже начавшимся захватам и грабежам помещичьих земель и усадеб.

И всё-таки к июню оставались ещё части, готовые сражаться.

Отношение к войне на фронте: офицеры

Чаще всего в качестве одной из причин бедственного состояния войск называют огромные потери кадрового офицерского состава (как и наиболее бое-способных унтер-офицеров и солдат) за три года войны. Офицеры действительно гибли втрое чаще, чем солдаты⁶. И больше всего среди погибших было старых кадровых офицеров. Наибольшие потери понесла пехота (по некоторым данным, были части, где за три года три-четыре раза сменился командный состав); гораздо меньше пострадали артиллерийские части, и почти не было потерь среди моряков (именно поэтому так болезненно были восприняты убийства морских офицеров в дни февральского переворота⁷ – они унесли гораздо больше жизней, чем военные действия на море в годы Первой мировой).

К середине 1917 года многие офицеры были деморализованы происходившей в армии «демократизацией» и усиливающимся разложением многих частей, не понимали, как себя вести в обстановке не только неуважения, но и постоянной угрозы от своих собственных солдат (убийства неугодных офицеров, часто провоцируемые их рвущимися к власти сослуживцами, пусть и не массово, но продолжались в войсках в течение всего послефевральского времени).

Вот образы трех вариантов поведения офицеров, сохранившиеся в дневнике генерал-лейтенанта Болдырева⁸ (запись от 22 июня, то есть как раз во время наступления; но это Северный фронт, где активные боевые действия в это время не шли): «Тяжёлая картина в Стуриче – одни офицеры, покинутые своими солдатами. Читая мне принятую офицерами резолюцию, полную достоинства и твёрдости, командир полка полк. Карганов еле сдерживал слёзы. Я поблагодарил его: "Вы, офицеры и горсточка не потерявших совесть солдат, остались на месте – это то, что вы обязаны были сделать. Вы – остов полка, с вами – знамя, ушедших солдат я рассматриваю как вооружённую, забывшую свой долг банду".

Решил проехать и к ушедшим солдатам; они расположились в одной из ближайших рощ на берегу Зап. Двины и, по рассказам, видимо, уже тяготились своей неорганизованной изолированностью.

По пути заехал в 11 особый полк; здесь командир поступил гораздо хуже. Когда его полк, составлявший один из участковых резервов, под видом спасения от дыма от лесного пожара, самовольно отошёл в тыл на "более удобное" место, подальше от боевой линии, командир вместо того, чтобы удержать солдат или, по крайней мере, остаться самому и офицерам, покорно поплёлся в тыл, покинув порученный боевым приказом участок.

"Вы будете мною отрешены и преданы полевому суду", – сказал я смущённому командиру, подошедшему ко мне с рапортом. В глубине души я сознавал всю тяжесть положения начальника в создавшихся условиях развала и анархии, но здесь командир, ещё сравнительно молодой офицер, выдвинутый революционными настроениями, не проявил и тени твёрдости.

Самовольно покинувшие позиции солдаты 16 особого полка расположились в чудесной сосновой роще и сейчас же толпами начали сбегаться к моему автомобилю. Я разъяснил всю преступность их поступка. Из их толпы выступил уже приобрёвший известность "защитник солдатских интересов" кап. С. Не стесняясь моим присутствием, капитан открыто агитировал против командующего армией ген. Радко-Дмитриева. Настроение делалось напряжённым.

Я заметил, что увлечённый своей речью капитан встал одной ногой в потухший уже почти костёр. В самую острую минуту я неожиданно сказал: "Капитан, вы сожжёте свой сапог". С. быстро взглянул вниз, отдёрнул ногу и как-то сразу потерял тон. Солдаты мигом потянулись смотреть, что произошло, сзади уже кричали, что "кто-то горит". Внимание нарушилось, эффект речи пропал. Я отдал приказание, чтобы к утру полк был весь вместе с офицерами, и уехал».

Сам ген. Болдырев, к слову, показывает возможность четвёртого варианта поведения...

Отношение к войне в тылу

В течение почти всего июня (с 3 по 24) в Петрограде проходил Первый съезд советов. И если в поисках исторических подробностей зайти на википедию, мы обнаружим там в чистейшем виде советскую версию этого события (ну да, ведь в течение столетия историю писали победители...), в том числе и в связи с отношением к войне: «съезд отверг предложенные большевиками резолюции о прекращении войны... и принял эсеро-меньшевистские резолюции, провозглашавшие полную поддержку министров-социалистов и продолжение "революционной войны" на принципах отказа от аннексий и контрибуций». Мне кажется, что без расшифровки эту фразу понять невозможно. О чём же это?

Среди имеющих влияние политических сил к июню остался практически один лишь «левый спектр», то есть социалисты. Они пока ещё не составляли большинства во Временном правительстве (их было 6 человек из 15), но, как мы уже говорили, кадеты и октябристы перестали даже отчасти определять политический курс страны после отставки военного министра А.И. Гучкова и министра иностранных дел П.Н. Милюкова в начале мая.

Теперь главным предметом спора было не то, собираемся ли мы в случае победы в войне приобрести территории и получить возмещение за потери (все были согласны с тем, что не собираемся⁹), и даже не то, нужен ли нам немедленный мир или нет: все были согласны, что необходим. Спор между «революционными оборонцами»¹⁰, к которым принадлежало большинство эсеров и меньшевиков, и рвавшимися к власти любой ценой большевиками шёл об одном: возможно ли прекратить войну просто распустив армию и оставив позиции – или нет. Большевики популистски кричали, что это возможно и усиленно разжигали оставшиеся в Петрограде после февральских событий полки запасных («никакой посылки на фронт!»), а также через агитаторов настраивали полки действующей армии решать вопрос о выходе на позиции только через общее голосование.

Пока что большинство на съезде советов оказалось за «революционными оборонцами», и эсер Керенский (сменивший в мае Гучкова на посту военного министра) дождался резолюции съезда с одобрением возможного наступления русских войск (ведь вопрос стоял и о том, можно ли даже тактически наступать, раз мы хотим мира).

А ещё, конечно, было множество простых людей, которые, несмотря на разлив демократии, ни на что не могли повлиять. Когда я просматривала оставшиеся от них и опубликованные на сайте «Прожито» дневники (только за май и июнь 1917 года), я встречала множество и простодушных, и глубокомысленных сожалений о распаде армии, радостей о начавшемся наступлении и связанных с этим надежд, опасений за судьбу страны – и лишь в одном дневнике из полутора десятков прозвучало отношение к войне, близкое большевистскому.

Ну и, наконец, в Петрограде (да и в других крупных городах) стояли запасные гарнизоны, которые и сами-то не хотели идти на фронт, а под влиянием агитаторов доходили в этом нежелании просто до остервенения. И стоявший в Питере пулемётный полк не только сам не пошел сражаться: он наотрез отказался отдавать на фронт свои пулемёты...

Ход боевых действий

16 июня артиллерия Юго-Западного фронта открыла огонь по позициям австро-германских войск. 18 июня в наступление перешли XI и VII армии, наносившие главный удар в общем направлении на Львов. Первые два дня принесли наступающим некоторый тактический успех. На отдельных участках были захвачены 2–3 линии неприятельских окопов. В телеграмме Временному правительству 18 июня Керенский провозгласил: «Сегодня великое торжество революции, Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление».

«Но разложившиеся в/ч и вовсе в наступление не поведены, а в боях гибнут лучшие ударные отряды и офицерский состав. Распропагандированный большевиками гвардейский Гренадерский полк самовольно снялся с позиций и отошел в тыл на 20 вёрст», – замечает при этом Солженицын. Обычные пехотные части отказывались наступать. Войска стали обсуждать приказы в «комитетах» и митинговать, теряя время, или вовсе отказывались продолжать воевать под самыми разнообразными предлогами – вплоть до того, что «своя артиллерия так хорошо поработала, что на захваченных позициях противника ночевать негде». Доходило до позорных мерзостей: разложившиеся части в тылу «арестовывали» походные кухни ещё не потерявших человеческий облик частей 1-й линии, чтобы те не наступали дальше... В итоге, несмотря на значительное превосходство в живой силе и технике, наступление остановилось и 20 июня было прекращено, ввиду невозможности заставить войска идти вперёд.

23 июня началось наступление VIII армии генерала Л.Г. Корнилова. Оно было очень успешным, чему способствовали громадный перевес в силах и слабая боеспособность стоявших против неё австро-венгерских (а не германских) частей. Прорвав оборону противника, армия захватила свыше 7 тыс. пленных и 48 орудий; развивая успех, она заняла Станислав, Галич и Калуш и к 30 июня вышла на р. Ломница. Но и в этой армии начались те же проблемы, что и у соседей – «ударники» понесли огромные потери в первых штурмовых боях, а остальная солдатская масса отказывалась воевать.

Члены Союза офицеров при Ставке (которых трудно обвинить в пораженческих настроениях) пишут обращение в ЦК кадетской партии: наступление обречено на неудачу, результатом его станет только то, что будут перебиты лучшие части; наступать при нынешнем состоянии армии и страны, и при бездействии союзников – стратегическая авантюра.

К 1-2 июля наступательный порыв всего фронта иссяк, и наступление полностью прекратилось. Потери всех трёх армий фронта к этому моменту составляли 1222 офицера и 37500 солдат. Эти потери были невелики, если сравнивать их с потерями в дореволюционных кампаниях Русской армии в Первой мировой войне, но имели катастрофические последствия, так как в основной своей массе они пришлись на отборные, «ударные» части, здоровую основу. Оставшаяся солдатская масса окончательно потеряла военный облик и превратилась в совершенно неуправляемую вооружённую толпу, готовую бежать от малейшего нажима неприятеля.

Немецкое контрнаступление

В телеграмме Главнокомандующего исполнительного комитета Юго-Западного фронта, армейского комитета и комиссара XI армии, которую мы уже цитировали, события, последовавшие за захлебнувшимся наступлением русской армии, описываются так: «Начавшееся 6 июля немецкое наступление на фронте XI армии разрастается в неизмеримое бедствие, угрожающее, может быть, гибелью революционной России. В настроении частей, двинутых недавно вперёд героическими усилиями меньшинства, определился резкий и гибельный перелом. Наступательный прорыв быстро исчерпался. Большинство частей находится в состоянии всё возрастающего разложения... Некоторые части самовольно уходят с позиций, даже не дожидаясь подхода противника».

Вот как говорит об этом Солженицын: «Несмотря на превосходство в численности и в артиллерии – безостановочное бегство тысяч солдат 11-й армии, массовая сдача в плен, брошены сотни орудий, склады снарядов. Тщетная гибель самоотверженных, спасаются трусы».

* * *

Есть ещё одна из частых схем в описании событий июня-июля: разочарование, вызванное неудачей наступления, привело к июльскому кризису. Почему это не так – читайте в статье следующего номера, посвящённой июлю 1917-го.

Материал подготовила Александра Колымагина

--------------

¹ Данные по предвоенному населению стран взяты из издания «Статистический ежегодник России», 1913 г., издание ЦСК МВД. СПб., 1914. Данные по потерям стран и коалиций взяты для расчёта из сборника «Россия в мировой войне 1914-1918 года (в цифрах)», Центральное статистическое управление, Отдел военной статистики. Москва, типография МКХ им. Лаврова, 1925.

² Эта цифра приводится в том же сборнике «Россия в мировой войне...». Стоит упомянуть, что сборник тематически посвящён обличению «преступной политики царского режима, приведшей к таким страшным потерям».

³ По данным Министерства обороны, опубликованным в 2016 году, эти потери составили 8,8 млн человек. (см., например, http://www. interfax.ru/russia/506469). Небоевые демографические потери были в два раза больше – как и в Первую мировую.

⁴ И в самом деле, эта угроза стала вполне реальной только после большевицкого переворота – именно из-за неё большевицкое правительство и бежало в Москву, вернув ей статус столицы.

⁵ Вот как вспоминает об этом, например, философ Фёдор Степун: «В первом откровенном разговоре со своими батарейцами я, к своему величайшему удивлению, заметил, что большинству из них война, правильная война, представлялась чем-то вроде крестового похода... Моё сообщение, что немцы христиане, а больше трети из них католики, то есть христиане, каждое воскресение обязательно ходящие в церковь, крестящиеся в ней и становящиеся на колени, совершенно сбило моих собеседников с толку, так как явно не вязалось с их представлением о враге, – турке и японце.

С солдатским представлением о враге-нехристе связывалось ещё и представление о нём, как об обидчике, то есть нападчике. Узнав от меня, что до немецкой границы эшелону <из Сибири> ехать две, а то и все три недели, они впали уже в полное недоумение» («Бывшее и несбывшееся»).

⁶ В годы Первой мировой войны в русской армии было около 300 тысяч офицеров (кадровые офицеры, запасные, выпускники военных учебных заведений 1914–1917 гг., произведённые за мужество в офицеры из солдат). Погибли или умерли от ран за годы войны около 50 тысяч офицеров, то есть каждый шестой. Потери же по армии в целом – 775 000 – составляли двадцатую часть из 15 800 000 мобилизованных. Для сравнения: в годы Великой Отечественной войны погиб каждый четвёртый из мобилизованных (около 9 млн из 36 млн).

⁷ Во время бунта в Кронштадте (1 марта 1917 года) и на Балтийском флоте в Гельсингфорсе (3 марта) матросами были убиты десятки офицеров. Количество жертв было соизмеримо с числом погибших при Цусиме во время русско-японской войны.

⁸ Василий Георгиевич Болдырев (1875–1933) родился в крестьянской семье. Окончил Николаевскую академию Генерального штаба; преподавал в Академии Генерального штаба. В 1918 году входил в руководство «Союза возрождения России». Был выбран одним из 5 членов Временного Всероссийского правительства (Уфимской директории). Главнокомандующий войсками Директории. В 1920 г. был назначен командующим всеми вооружёнными силами Дальнего Востока. На этом посту сотрудничал с С. Лазо, работал в комиссии по роспуску частей старой армии. Остался во Владивостоке. Занимался преподавательской деятельностью. Расстрелян 20 августа 1933 года.

⁹ Именно это и значила формула «без аннексий и контрибуций».

¹⁰ С этим термином та же история, что и с Первым съездом советов: в сети можно найти только изощрённые ленинские ругательства советского времени в адрес этих людей, смевших проявить патриотизм и хоть какую-то ответственность за будущее страны

Кифа № 8 (226), июнь 2017 года

Ещё материалы по теме

Август 1917: последний рубеж. Корниловское выступление

Июль 1917: На пути к эфемерной диктатуре

Май – июнь 1917: Свидетельства очевидцев

Май 1917: «Церковная революция»

Апрель 1917: Поражение кадетов

Март 1917: «Приказ № 1»

Март 1917: Отречение

Февраль 1917: Краткая хроника

Январь 1917: Затишье перед бурей

Декабрь 1916: Как это было

Декабрь 1916: Убийство Распутина

Ноябрь 1916: Накануне катастрофы