«Как было бы хорошо, если бы мы исполняли все решения Собора 1917–1918 гг.!..» Фрагменты круглого стола, совместно проведенного Синодальным миссионерским отделом и Свято-Филаретовским институтом Слева направо: епископ Губкинский и Грайворонский Софроний, протоиерей Димитрий Карпенко Круглый стол «Церковное проповедничество сегодня» проходил в рамках Рождественских чтений 2017 года. Священник Георгий Кочетков, ректор Свято-Филаретовского института: Большое спасибо Лидии Владимировне Крошкиной, которая представила нам документ Поместного собора. И первое, что хотелось бы сказать: этот документ вдохновляет. Прошло 100 лет, и казалось бы, он должен «пахнуть нафталином», а вот читаешь его – и какой-то воздух свободы, какая-то удивительная атмосфера зарождается в сердце. Поэтому первая моя реакция: как хорошо было бы, если бы мы исполняли все решения Собора 1917–1918 гг.! Да, есть немало попыток их исполнить – и пробивающихся снизу, и санкционированных церковной властью – но с некоторыми решениями Поместного собора не происходит ни того, ни другого, и совсем не потому, что они плохи, а потому, что они требуют больших усилий и подготовки. Так что первая задача, мне кажется, это попытаться исполнить то, что уже принято самой церковью. Никто не отменял решения Поместного собора и не может отменить. Только собор такого же уровня, если соберётся. И здесь, конечно, обращает на себя внимание множество вещей, в том числе вопрос о том, кто может проповедовать в церкви. Очень важно расширить возможности, тем более сейчас, когда храмов во многих епархиях стало достаточно много. Но священник не может сам делать всё. Ещё важно, в какое время проповедовать, на каких богослужениях. Наверное, надо осознать норму проповеди сразу после Писания, и не только на литургии, но и на утрене, а может быть, и на вечерне, если читаются паримии. Очень важно использовать и эти возможности, особенно в тех редких случаях, когда по церковному Уставу бывают новозаветные паримии. Да, вечером народ не всегда собирается в храмах в достаточном количестве. И всё-таки надо смотреть по ситуации. Если будет интересная проповедь, я думаю, народ как раз будет приходить. Очень многие люди уходят из церкви именно потому, что им ничего не понятно и они не могут включиться. Они с удовольствием открываются сердцем, но их разум при этом не работает. Надо осмыслить и то, где, когда и кому проповедовать. Если на службе есть не только завсегдатаи храма, но и люди, пришедшие впервые или заглядывающие изредка, невоцерковленные, то после чтения Писания должна звучать керигматическая проповедь. Если есть оглашаемые – реальные оглашаемые, а не номинальные, – должна звучать катехизическая проповедь. В храме бывают разные люди, и никого из них нельзя игнорировать, так что связанное с этим распределение тематики и, главное, выразительных средств должно существовать в храме всегда. ...Есть и разнообразные возможности внебогослужебной проповеди. Мне кажется, этот потенциал тоже ещё не раскрыт. Но важно, чтобы не происходило довольно частого в нашей практике вытеснения такой проповеди во внебогослужебное время. Почему-то забыто, что проповедь – это центральная часть богослужения на вечерне, утрене, литургии оглашаемых (евхаристия, литургия верных – это другое дело, там другие центры). Протоиерей Александр Лаврин (Москва): Вы знаете, когда я, получив в качестве письма то, что лежит у всех нас на столе, быстро просмотрел документ, то очень удивился его полноте. Так как решил, что он издан сейчас. Ещё больше удивился, когда стал читать подробнее и понял, что он, оказывается, издан 100 лет назад. Но всё в нём написанное чрезвычайно актуально и сегодня. Причём актуально настолько, что с организационной точки зрения его бери и прямо сейчас претворяй в жизнь, столько здесь всего, и всё так хорошо продумано, структурировано... И, к слову, он говорит о том, что внешнее благочестие как раз было (оно и сейчас есть), а вот самое главное людям часто не открывалось и не открывается. И я бы хотел посмотреть на проповедь не то чтобы немножко шире, а по существу. У нас привыкли смотреть на неё как на отдельное слово на службе. Но в целом ведь что такое проповедь? Она должна открыть смысл евангельского слова, т. е. открыть Христа и привлечь к Нему. В сущности, вся христианская жизнь должна стать проповедью, т. е. открывать Бога и вести к Нему. В своё время, ещё будучи совсем молодым священником, я спрашивал у моего духовника, отца Георгия Бреева, где граница моей проповеди, в чём моя ответственность. Он очень четко понял мой вопрос, хотя тот был задан некорректно (слишком уж общий), и в ответ определил нравственные границы: живи, как говоришь. А проповедь должна быть о том, каков Бог, каков Христос. Священное Писание, все службы открывают именно Его. И таинство потому и называется таинством, что в нём таинственно, непостижимо есть Его соприсутствие в Духе Святом. Мы не просто должны пересказывать то, что прочитали, что узнали. Наша проповедь, чтобы не стать некой идеологией, должна касаться непосредственно нашей жизни. И если мы говорим о Священном Писании, то должны сказать, как то, о чём мы сейчас прочитали, реализуется в нашей жизни. Проповедь должна говорить о взаимоотношении с Богом и друг с другом во Христе. Мне кажется, в этом смысле очень продуктивны миссионерские службы. Один раз у нас была миссионерская вечерня: опыт небольшой, конечно, но очень хороший и всем понравился. Но, на мой взгляд, непосредственно сама служба при этом не вполне проживается. Думаю, о её смысле лучше было бы поговорить где-то в аудитории, его раскрыть, а потом службу отслужить, чтобы она уже сама стала проповедью. Чтобы то, что на службе читалось и пелось, касалось бы любого присутствующего. Тогда люди были бы не слушающими только, а уже участниками и свидетелями того, что церковная служба открывает. Служба вообще-то никогда не была рассчитана на то, чтобы была воспринята на слух – как сейчас говорят, в режиме online. Она рассчитана на то, что человек её уже знает (во всяком случае, неизменяемую часть), и мы должны приложить усилия, чтобы её знать. Помню, когда я только вошёл в церковь (это был конец 1980-х), в издательстве Троице-Сергиевой лавры вышла брошюрка «Литургия. Всенощное бдение». Для меня это была просто находка. Я хоть понял, о чем речь и что читаем. А если служба не откроется человеку, его духовная жизнь в целом будет очень обеднена. Протоиерей Димитрий Карпенко, соведущий круглого стола: У нас на приходе всё происходит очень просто: проповедь на воскресных богослужениях, как правило, произносится после чтения Священного Писания. Посвящена она именно евангельскому отрывку, а некоторое время назад мы стали практиковать и небольшую проповедь после чтения Апостола. У нас есть, слава Богу, два семинариста-заочника, и мы просим кого-нибудь из них произнести краткое, на несколько минут, поучение исключительно по тематике прочитанного отрывка. Апостол, к сожалению, остаётся совершенно за скобками нашего понимания. И вернуть его в нашу жизнь не как благочестивую традицию богослужебного чтения непонятных текстов, а как живое слово, обращённое к нам сегодня, очень важно. Понятно, что не все вдруг сразу начнут всё понимать. Но если хотя бы сам чтец, а именно он и проповедует, начнёт понимать, что читал, уже будет хорошо. И я думаю, что эта задача-минимум уже исполнена. А когда хотя бы несколько прихожан смогут уловить пусть даже несколько фраз – будет замечательно. Важно напомнить, что проповедь является частью богослужения, хотя некоторые могут считать, что она разрывает единую нить службы и мешает человеку молиться, лишает его молитвенного сосредоточения. Но каким было богослужение времён Иоанна Златоуста? Оно начиналось с чтения Писания (антифоны появились потом). И после чтения – сразу проповедь минут на 40, на час, а потом уже молитвы об оглашаемых, другие ходатайственные молитвы, и после этого Евхаристия. Писание не существует в отрыве от его толкования. И это задача предстоятеля – помогать людям истолковывать только что прочитанный текст. А потом уже возможно и так называемое «лестничное богословие», когда хорошая мысль приходит в голову уже после проповеди, да и во время богослужения какие-то мысли вновь и вновь в тебе оживают, и ты говоришь их после отпуста, завершая службу, и развиваешь то, что не досказал после Евангелия, или рассказываешь о празднике, о дне памяти святого или каком-то событии. Так на службе может прозвучать несколько проповедей. В результате человек, регулярно посещающий богослужение, получает определённый опыт понимания. Вот такой у нас очень скромный небольшой опыт, и тем не менее видно, что у людей есть на это отклик, есть хорошее, доброе отношение и к богослужебному слову, и к проповеди после Священного писания. Конечно, стоит говорить и о характере чтения Писания. У нас священник читает Евангелие лицом к народу. Я считаю, что это необходимо, потому что Евангелие – это не просто наша молитва Богу, это действительно Слово Божие, которое очень нужно всей общине. Конечно, его стоило бы произносить, обращаясь именно к церковному собранию. Протоиерей Сергий Стаценко (Ташкентская епархия): Долг проповедничества не лежит исключительно на священнослужителях как на некой касте. Проповедовать должны все. Призыв Христа «Идите, проповедуйте Евангелие всей твари» – это не благое пожелание, а долг каждого стоящего в храме. Можно было бы продумать какую-то иерархию проповедников (в документе 1917 года они названы благовестниками). Есть люди, которые могут быть приходскими консультантами, уличными проповедниками; это вполне можно поручить и женщинам. Такой опыт опробован в нашей епархии: этим занимаются студенты семинарии катехизаторского отделения (там учатся женщины). И ещё у нас в кафедральном соборе каждый раз после чтения Евангелия выходит священник и озвучивает в синодальном переводе саму тему Евангелия и проповедует. Затем идёт чтение Апостола, и проповедуют уже семинаристы. Почему бы это не сделать общецерковной практикой? ...И ещё: проповедь, даже если она звучит достаточно харизматично, не всегда способна зажечь людей. Почему? Люди приходят, внимают, сочувствуют, но встаёт вопрос – что дальше? Ведь если мы к чему-то людей побуждаем, то необходимо, чтобы организационно то, к чему мы побуждаем, мы же и организовали. Проповедь должна приводить к тому, что можно было бы обозначить английским словом action, т. е. не только активность, не просто действие, но как бы совмещение этих понятий, «наступательная позиция». Предположим, мы говорим, что нужно заниматься благотворительностью. Хорошо, человек помог своему соседу и этим ограничивается. Но если мы организовали детский дом, дом инвалидов или ещё что-то, это слово проповеди будет гораздо более значимо для окружающих. Человек должен почувствовать в общине единомышленников свою востребованность. Если он приходит и выполняет какую-то работу, если он чем-то жертвует – своим временем, своими силами, то тогда слово проповеди принимает для него совершенно иное измерение. Для него проповедь уже находит своё воплощение. И этот момент воплощения проповеди – перехода от слов к делу очень важен. Как минимум на первых этапах Церковь должна брать эту «материализацию» слов на себя, вывести в свет новое служение – социальное, благотворительное, евхаристическое. Иеромонах Макарий (Маркиш) (Ивановская епархия): Хотелось бы поделиться простой, известной всем священникам и большинству мирян притчей. Вот выходит священник на амвон, начинает проповедовать после литургии, стоит и рассказывает, рассказывает, рассказывает... Рядом староста: «Батюшка, все ушли, и вот я один остался. Возьми ключ, и когда закончишь...» (Смех.) Что касается доклада Лидии Владимировны, мне хотелось бы сделать один акцент. Вы сослались на <митрополита Антония> (Храповицкого), который в свою очередь сделал крайне важное богословское заявление, что каноны церкви должны иереями переосмысляться, уточняться и проясняться. Что такое проповедь? 64-е правило запрещает женщинам проповедовать, а тем не менее архиереи разрешают им проповедовать, потому что, по словам владыки Антония, проповедь в ХХ веке иная, нежели во II или III веке. Она объяснительная, она не догматическая. Собственно, это разговор людей друг с другом, а не догматическое изъяснение слов веры. И на основании этого архиерейского переосмысления, прояснения канонов мы сегодня имеем ту проповедь, которая у нас есть. И что касается проповеди мирян – она существует. А за прошедшие 100 лет общество, в котором мы с вами живём, настолько изменилось! Бог один, Церковь – Тело Христово – всегда одна и та же. Но 100 лет назад никто не мог предвидеть, что сегодня любой человек не просто может это сделать, а наверняка это делает – приходит домой и тут же достаёт свой мобильный телефон и читает проповедь Святейшего патриарха, которую он произнёс в Успенском соборе. И это прекрасно! Но в то же время десятки тысяч мирян в этом же самом интернете и в тех же соцсетях порют такую ахинею, что переходят все границы. А ведь это воспринимается кем-то действительно как проповедь, потому что люди потом пишут нам, священникам: «Батюшка, вот, знаете, я в интернете вот это вот прочёл, там такой-то старец великий или проповедник это сказал...» Надо поддерживать вежливость, естественно, но я пытаюсь отвечать как можно жестче на эти вопросы, с тем чтобы люди, которые их задают, не только узнали, что есть правда, а что есть ложь, но чтобы они почувствовали, что не надо всё подряд воспринимать, любой вздор. Проповедь нужна. Это очень важное дело. Но я не могу забыть и того, как однажды после будничной вечерней службы (погода плохая, народу мало) я одной монахине говорю: «Матушка, как думаешь? Может, сегодня пропущу проповедь?» А она отвечает: «Молодец, батюшка, правильно. Всегда лучше согрешить милостью, чем жестокостью». Так что я всегда стараюсь учитывать все обстоятельства. И ещё: я понимаю, что не у всех есть возможность проповедовать. У кого-то получается удачно, у кого-то менее удачно. И вот у нас раз в две недели в типографии печатается листок А4, сложенный вдвое, с изложением – либо полностью, либо по необходимости сжато – очередной проповеди Святейшего патриарха. Несколько тысяч экземпляров печатаем, их привозят из типографии в епархию, благочинные разбирают и раздают по приходам. Любой священник в любой момент может взять этот листок и просто прочитать, или изложить, или раздать прихожанам. Прихожанам это и так и так надо. Вот даже не электронное средство, а просто печатное средство, которое тоже 100 лет назад было немыслимо. И это не так мало, листочки с этими проповедями. Вот они, возможности для проповеди, пожалуйста. Так что средства восприятия, механизм восприятия, в конце концов, технические средства меняются. И мы не можем на это закрывать глаза. И читая документ столетней давности или проповедь тысячелетней давности, мы должны применять их к тому, что мы имеем сегодня, здесь и сейчас. Александра Колымагина, главный редактор газеты «Кифа»: Наш круглый стол посвящён теме миссионерского богослужения и во многом, конечно, ответом на то вопрошание, которое несколько раз прозвучало – как быть, когда мы читаем какой-то текст уже не в первый, а в 25-й, а то и в 50-й раз, – является, мне кажется, одно: когда в церковь приходят новые люди и всю общину беспокоит то, как они войдут в Церковь, как услышат слово, тогда вместе с этими новыми людьми мы все слышим это слово каждый раз по-новому. А если этого не происходит, тогда действительно начинается какое-то хождение по кругу. И поэтому, мне кажется, очень важно, чтобы всё то, о чём мы сегодня говорили, было обращено именно к такой общине, которую заботит, чтобы в неё приходили новые люди. Прот. Димитрий Карпенко: Большое спасибо всем, кто высказался сегодня. Очень важно, что здесь действительно собрались единомышленники. Нам не пришлось долго друг друга убеждать в том, что эта тема важная, актуальная, спорить, что-то доказывать. Действительно, все так или иначе говорили об одном и том же. А именно о том, что церковная проповедь сегодня должна быть, и она должна быть убедительной. Эта тематика должна обсуждаться, и мы должны находить новые подходы к осмыслению этого важного пласта литургического предания нашей церкви, которое необходимо актуализировать в обстоятельствах сегодняшнего времени. Конечно, мы не можем быть какими-то «изобретателями велосипедов», мы должны смотреть в прошлое, смотреть, как об этой теме говорили наши предшественники. Священный собор нашей церкви 1917-1918 гг., конечно, является очень важным событием, и значение этого собора до сих пор нами, может быть, до конца так ещё и не воспринято. Сегодня мы вновь осмысляли дух его постановления. Церковная проповедь, конечно, звучит в наших храмах так или иначе. Она есть. Конечно, она нуждается в творческом одухотворении, вдохновении всех тех, кто проповедует. Но вдохновение должно основываться на опыте церковной жизни, на нашем совместном пребывании, на молитве, на участии в таинствах, на всём нашем церковном свидетельстве. И конечно же, должны быть, может быть, даже какие-то рекомендации, где буквально «по пунктам» было бы обозначено, что нужно делать в первую очередь и что потом. Я уверен, что сегодняшнее время даёт нам возможность для решения тех задач, о которых мы сегодня говорим. Мы, слава Богу, живём в творческое время, когда есть возможность высказывать свои мысли. Я думаю, что в таком добром созидании, соработничестве друг с другом всего нашего церковного сообщества – епископата, клира, мирян – мы найдём верный путь для того, чтобы церковная проповедь сегодня была убедительна, чтобы она вдохновляла нас самих прежде всего и, конечно, тех, к кому наше слово обращено. И поэтому я сердечно благодарю всех организаторов сегодняшнего нашего круглого стола – Синодальный Миссионерский отдел вместе со Свято-Филаретовским институтом – и всех, кто сегодня сюда пришёл, я думаю, по зову сердца. Надеемся, что итоги нашего сегодняшнего собрания послужат небольшим вкладом в то дело, которое мы все делаем вместе. Кифа № 7 (225), июнь 2017 года |