Понять и преодолеть О последствиях «массового помешательства страны» 1917 года размышляли участники и слушатели необычного концерта 15 марта 2017 года, в день столетия отречения императора Николая II от престола, в Москве в концертном зале ЗИЛ прошёл необычный концерт-размышление. Темой вечера стали события февраля 1917 года и их последствия для жизни современной России. «Нам часто хочется найти в прошлом «точку невозврата», чтобы понять, когда мы окончательно сбились с пути и куда мы должны попробовать вернуться», – сказала ведущая вечера, филолог и историк Юлия Балакшина. После февральских событий 1917 года облик России изменился до неузнаваемости. Как, какими средствами можно передать дух эпохи? Чтобы осмыслить произошедшее со страной и народом век назад, организаторы концерта предложили обратиться к свидетельствам художников, композиторов, писателей, которые донесли до нас правду о событиях 1917 года. Роман-хроника Александра Солженицына «Красное колесо» и мемуары Фёдора Степуна, повести Елизаветы Кузьминой-Караваевой и «Доктор Живаго» Пастернака – фрагменты разных по жанру произведений, звучавшие со сцены, создавали у зрителей объёмную картину происходившего в стране сто лет назад. Её дополняли стихи Марины Цветаевой, Александра Пушкина, произведения Скрябина, Рахманинова, Шостаковича, кинохроника, картины и фото архивных документов. В концерте приняли участие актриса театра имени Маяковского Зоя Кайдановская, народные артисты России Авангард Леонтьев и Владимир Юматов, заслуженный артист России Алексей Шевченков, актёр и режиссёр Игорь Ветров, музыканты Государственного струнного квартета имени Глинки, пианист Алексей Набиулин. Концерт прошёл в рамках Акции национального покаяния – инициативы Преображенского братства, возникшей в связи со столетием революционных событий в России. Концерт-размышление завершил священник Георгий Кочетков, и весь зал встал, присоединяясь к его покаянной молитве. Материал подготовили Софья Рудакова, Софья Андросенко, Арина Филиппова Фотограф: Александр Волков Публикация на сайте Преображенского братства
«Кифа» попросила гостей вечера ответить на вопросы, связанные с одной из его центральных тем – покаянием Иногда приходится слышать, что сама по себе идея покаяния неплоха, но она исходит из среды «наследников проигравших», в первую очередь из среды русской эмиграции. А в стране подавляющее большинство – это «наследники красных» или потомки тех, кто как-то сжился с режимом. И «наследники победителей», конечно, не захотят каяться. Как Вам кажется, это замечание справедливо? Андрей Грищенко, координатор московского отделения МПИКЦ «Белое дело»: Во-первых, я не готов согласиться с утверждением, что белая сторона – безусловно проигравшая. Итоги Гражданской войны нельзя оценивать только в категориях потери территорий. Это ведь ещё и борьба идей и идеологий. Официально Белая Армия никогда не капитулировала перед большевиками, она предпочла оказаться в изгнании, но сохранить свои боевые знамена и боевые полки, и самое главное – те ценности и идеалы (достоинства, свободы и любви к России), за которые они сражались и умирали. Россия продолжилась в эмиграции и жила в культуре, в богословии, в тех традициях, которые русские эмигранты на чужбине свято хранили. Сейчас это наследие русской эмиграции постепенно возвращается в Российскую Федерацию, пусть и не в том объёме, в котором нам хотелось бы, но всё же те, кто хочет прикоснуться к «зарубежной» России, могут это сделать. Что касается покаяния за события столетней давности, то сама эта идея для нерелигиозного, светского сознания (коим является сейчас российское общество) непонятна. Потому что если человек лично не совершал каких-то грехов и преступлений, то он не понимает, как можно каяться за своих предков, которых он и по именам часто не знает. Покаяние – это всегда боль и слёзы, а постсоветское общество каяться не умеет и не хочет. Нам говорили, что советский человек должен гордиться успехами и достижениями страны, а признание ошибок приравнивалось чуть ли не к предательству или слабости. Советскому человеку не в чем каяться! И на этом, к сожалению, воспитаны целые поколения людей. Однако в религиозном сознании покаяние за грехи прошлых поколений, безусловно, возможно – как возможна, например, православная молитва за усопших к Богу, «Который не Бог мёртвых, но Бог живых». Эта связь между нами и нашими предками, прадедушками и прабабушками на самом деле более живая, чем кажется. И передаётся она от поколения к поколению в виде семейных ценностей, положительного опыта или, наоборот, семейных травм. И это покаяние может начаться с осмысления последствий революции 1917 года, которые мы ощущаем до сих пор. И здесь мы можем видеть, что проиграл в первую очередь весь русский народ, а не одни только «белые» или «красные». Да, русский народ проиграл: во-первых, физически, просто потеряв за XX век десятки миллионов человеческих жизней. Во-вторых, конечно, проиграл духовно вследствие потери своей национальной идентичности, слома традиционного уклада и потери христианских основ своей жизни. Эксперимент по созданию советского человека стал одним из самых тяжёлых по своим последствиям. И выходить из этой ситуации нужно не только на личном уровне, но и на системном. Я согласен здесь с заявлением Синода Русской Зарубежной церкви, что в результате осмысления плодов революции должны быть приняты и конкретные правовые решения. Например, должно быть принято решение об освобождении топонимики России от большевистских названий* (Здесь хотелось бы вспомнить и заявление Святейшего патриарха Кирилла о том, что наши улицы не должны носить имена убийц. – Ред.), и, конечно, самое главное – это признание русского народа наиболее пострадавшим за XX век от большевистского геноцида. Но готово ли наше общество к такому осмыслению? На данный момент очевидно, что нет, хотя дискуссии на эту тему идут и это даёт некоторую надежду. Вы сказали, что в эмиграции удалось сохранить какие-то корни дореволюционной России. Даже язык ещё тот остался, я с этим сталкивалась. И я думаю, что какими-то искорками и в нас что-то сохраняется. Может быть, людям возможно говорить о покаянии как о возвращении? Не только о возвращении к Отцу, но и о возвращении к каким-то корням, которые оказались утраченными, может быть, ещё до 1917 года? Безусловно, нам нужно понять и проанализировать, почему народ-богоносец, который был хранителем святынь, вдруг в какой-то момент стал разрушителем своего духовного уклада. Что стало с той Россией? Но всё лучшее мы должны, конечно, взять и попытаться протянуть ниточку к той России, которая скрылась от нас как Китеж-град, ушедший под воду. Нам нужно успеть ухватить тот дух, воспринять и актуализировать русское наследие эмиграции. И конечно, необходимо не просто воспроизводить внешнюю форму, но творчески продолжить тот путь, с которого Россия так трагически свернула в 1917 году и дальше продолжилась уже в изгнании. * * * Звучит ли у вас в городе, среди прихожан вашего храма мысль о необходимости сделать год столетия событий 1917 года годом покаяния? Священник Игорь Кузьмин: На проповеди я этого не слышал, а сам об этом говорил, когда тема чтения была подходящей. В начале Великого поста я говорил о трагических событиях, столетие которых мы вспоминаем и которые действительно перевернули всю жизнь страны, о том, что последствия этих событий никуда не ушли, мы сегодня их пожинаем. Но вообще эта тема не очень-то популярна. Да, часто приходится слышать аргументы против. Например, мысль о покаянии противопоставляют мысли о примирении. Как Вам кажется, почему? Это ведь нелогично – как раз покаяние и ведёт к примирению. Да, это так, поэтому особенно странно слышать такие возражения в церкви. Прямо сказать, одно без другого не существует. Примирение с Богом требует от человека покаяния, то же касается и отношений между людьми. Хотя, действительно, почему-то именно мотив примирения в связи со столетием 1917 года становится доминирующим и покаяние им заглушается. Или иногда говорят, что покаяние уже произошло… Может быть, люди неправильно понимают смысл покаяния? Солженицын предостерегал нас от двух опасностей: первая – закрыться и не допустить в своё сердце раскаяние, а вторая – слишком увлечённо начать поддаваться тем, кто покаянием считает некое самобичевание. На каких путях можно избежать той и другой опасности? Есть и срединный путь. Самобичевание – это гордая позиция, хотя внешне она выглядит и не так. Настоящее покаяние от него отличается существенно. В принципе отличается. Путь покаяния неизбежно приводит к примирению, к миру. Покаяние не есть что-то окрашенное в тёмные тона. Гораздо больше оно окрашено в тона светлые, несмотря на то, что совершается непременно (если это покаяние подлинное) со слезами. Христианское покаяние всегда растворено надеждой на милость Божью, на Божье всепрощение, всегда окрашено тонами Пасхальной радости. Сегодняшний концерт-размышление, мне кажется, тоже был окрашен в эти тона. Беседовала Александра Колымагина Кифа № 4 (222), март 2017 года |
