Экклезиология остается «горячей» темой Во время конференции Свято-Филаретовского института «Евхаристическая экклезиология сегодня: восприятие, воплощение, развитие» мы продолжаем публиковать интервью, посвященные проблемам экклезиологии Прп. Андрей Рублёв. Сошествие Святого Духа. Фреска в Успенском соборе Владимира, 1408 г. Экклезиология – одна из основных богословских тем минувшего и наступающего столетия. Тем не менее конференции с обсуждением её проблем проводятся нечасто (в России международная конференция Синодальной богословской комиссии по проблемам экклезиологии проходила в 2003 году, почти 15 лет назад). Как Вы думаете, почему? Митрополит Диоклийский Каллист (Уэр) Профессор богословия Оксфордского университета митрополит Диоклийский Каллист (Уэр): Я согласен, что нам, представителям православного мира, следовало бы проводить больше конференций и консультаций по экклезиологии. Один из важных вопросов – это соотношение между первенством власти и соборностью (имея в виду и примат Рима, и первенство Вселенского патриархата). Хотелось бы отметить, что Комиссия по православно-католическому диалогу провела много времени в обсуждении этой темы (в связи с приматом Рима) в течение последних лет; но мы, православные, нуждаемся и в обсуждении этих проблем между собой, а не только в присутствии представителей других христианских конфессий. В Москве и Константинополе существуют разные взгляды на проблемы первенства; это деликатная тема, но её нельзя игнорировать. Декан Свято-Владимирской православной семинарии протоиерей Джон Бэр: Ну, 15 лет назад – это неплохо. Я не могу припомнить, когда в последний раз обсуждение, посвященное экклезиологии, проходило по инициативе православных на Западе – в Западной Европе или Америке. Мы повсеместно обсуждаем самые разнообразные темы, но о такой я не слышал. Мне кажется, причина здесь и в том, что люди вообще устали от конференций. Ведь разве является то, что движет людьми, результатом конференций? Афанасьев вдохновил целое поколение православных на Западе, а теперь и в России – и это действительно вдохновляюще! Но разве его собственные труды появились вследствие той или иной конференции? Конечно, нет. Протоиерей Владимир Шмалий Протоиерей Владимир Шмалий, научный сотрудник Общецерковной аспирантуры и докторантуры: Я думаю, что конференции по экклезиологии еще будут. Возможно, они будут межконфессиональными. Не так давно комиссия «Вера и устройство» Всемирного совета церквей опубликовала конвергентный документ по экклезиологии, плод работы нескольких десятилетий «Церковь: к общему видению». Продолжается православно-католический диалог; там ключевым является именно экклезиологический компонент, в частности вопросы примата и соборности. При Общецерковной аспирантуре и докторантуре действует исследовательский экклезиологический центр, проводятся семинары и иные научно-экспертные мероприятия. Они менее масштабны, чем общецерковная конференция 2003 года, но на них ведется важная исследовательская и экспертная работа. Кроме того, собственно и сама Синодальная библейско-богословская комиссия работает в экклезиологическом направлении: был подготовлен общецерковный документ по первенству во Вселенской церкви, осуществляется экспертиза общеправославных и мехжхристианских документов по экклезиологии. Так что серьёзные дискуссии с участием нашей Церкви на международном уровне ведутся, и – пусть не в таких формах, как это было в 2003 году, и на иных экспертных площадках, но обсуждение экклезиологической тематики продолжается. Что касается перспектив и проблем исследований, то мне кажется, что важно развивать не только нормативную, богословско-догматическую экклезиологию, но и дескриптивную. Когда я говорю о дескриптивной экклезиологии, то имею в виду в первую очередь историческую экклезиологию, историческое развертывание догмата о Церкви, святоотеческую экклезиологию, каноническое право. Кроме того, и компаративистскую экклезиологию в межхристианских контактах и диалогах. Но к дескриптивной экклезиологии могут быть отнесены и междисциплинарные эмпирические исследования церковных жизни и служения с применением методов смежных наук (этики, пастырского богословия), но также и – социологии религии, феноменологии религии. Состоявшееся утверждение теологии как академической специальности может быть полезно еще и потому, что богословы, наверное, смогут более систематически взаимодействовать со своими «смежниками». Но проблема в том, что зачастую, говоря о реальных проблемах церкви, мы считаем, что мы их можем решить, «подкрутив» что-то там в теории, «доработать» экклезиологию. Был такой опыт у католиков. Второй ватиканский собор совершил экклезиологический прорыв, принял важное догматическое постановление о Церкви «Lumen gentium» («Свет народам»). Но выясняется, что в теории вроде бы всё хорошо, а на самом деле... Эта догматическая конституция с момента появления и до сих пор и интерпретируется, и реализуется по-разному. Гармоничное сосуществование института папства, коллегии епископов, народа Божьего нормативно в ней довольно гладко прописано, а в реальности всё действует куда сложнее. Профессор Петрос Вассилиадис Профессор Фессалоникийского университета, президент Всемирной конференции ассоциаций богословских институтов Петрос Вассилиадис: Если в первое тысячелетие жизни Церкви главной темой была христология, во времена модерна (в XX веке) – экклезиология, то насущные проблемы, с которыми мы сталкиваемся сегодня, связаны с антропологией. Тем не менее экклезиология останется в центре внимания богословов, чтобы помочь институциональной церкви вернуться к её подлинной природе. Профессор Батлеровского университета Пол Вальер: Это хороший вопрос, но у меня нет на него твердого ответа. Возможно, организации подобных конференций препятствует определенный пессимизм относительно самой возможности получения в наше время актуальных ответов на экклезиологические вопросы. Возможно, сказывается боязнь церковной иерархии услышать критические замечания в адрес церкви. Я не знаю. Ректор Свято-Филаретовского института профессор священник Георгий Кочетков: Вопрос очень интересный. Думаю, это происходит прежде всего потому, что тематика очень острая и «горячая». Люди, имеющие разные воззрения на границы церкви, на роль иерархии, на экклезиологическую типологию, часто жёстко дискутируют друг с другом; это говорит о том, что вопросы устройства церкви продолжают волновать многих наших современников. Кроме того, это сложная тематика, которая не терпит ни фундаменталистского, ни секуляристски-либерального подхода. И третий аспект, на мой взгляд, немаловажный: среди острых вопросов экклезиологии не последнее место занимает вопрос о взаимоотношениях церкви с обществом, и особенно с государством. Этот вопрос обострился в XX веке, потому что константиновский период церковной истории исчерпал себя и в целом завершился. Кардинально изменились отношения церкви и государства, церкви и общества, так же как и церкви и культуры, да и отношения церкви с нашей цивилизацией. И это тоже повлекло за собой очень серьёзные последствия. Я имею в виду не только такие напрямую связанные с церковно-государственными отношениями проблемы как, скажем, вопрос о православном монархе или православной империи, об отношении к ним в церкви. Здесь необходимо обсуждать и поиск новых путей, выстраивание новых форм жизни церкви, причём, что особенно важно, внутренних форм, потому что ни для кого не секрет, что все канонические решения церкви, так же как и догматические определения, и литургические формы, созрели именно в константиновский период церковной истории. И когда всё это переходит в иной контекст, возникают неудобные вопросы, на которые пока многие не научились отвечать – а ещё большее число людей не научились даже понимать тех, кто пытается ответить. Разные исследователи выделяют разные типы экклезиологий. Одни, обращаясь к истории, говорят об экклезиологиях епископской, имперской и монашеской; другие, говоря о сегодняшнем дне, отмечают поместно-приходскую, евхаристическую и общинно-братскую. А какие основные типы экклезиологий выделили бы Вы? Митрополит Каллист (Уэр): Что касается меня, я принимаю евхаристическую экклезиологию в том виде, в котором она сформулирована митрополитом Пергамским Иоанном (Зизиуласом). Но я считаю, что он слишком акцентирует роль епископата и недостаточно допускает важность для экклезиологии традиции духовного отцовства и авторитета старцев. Профессор протоиерей Джон Бэр Протоиерей Джон Бэр: Церковь – это тайна, как и Сам Христос является Тайной. Она может представать в разных образах, ни один из которых не является исключительным или исчерпывающим. Это различные аспекты Тайны, и их гораздо больше, чем всё, с чем мы сегодня привыкли иметь дело. Епископальная, евхаристическая или приходская экклезиология – все это не охватывает наиболее существенных проблем, потому что то, что больше их, ещё не осмыслено. Я имею в виду такие образы Церкви как Матерь Божия или Новый Иерусалим. Протоиерей Владимир Шмалий: Ну, да, это всё модели, теоретические конструкции. Может быть, общинная экклезиология, о которой говорил о. Виталий Боровой, в большей степени соответствует описанию того, как церковь существует в реальности, по крайней мере в каких-то сегментах своей жизни. Не знаю. Я не очень знаком с этим типом экклезиологии. Но вот – евхаристическая экклезиология, она-то, казалось бы, должна опираться на реальность евхаристического опыта, а в результате оказывается еще одной теоретической конструкцией. Или когда мы говорим о епископской экклезиологии, о власти епископа, особенно учительной, то понимаем, что в конкретной ситуации она не безусловна. И даже церковный собор – это не место, где «немедленно будут получены безошибочные указания Духа Святаго, если вся процедура выполнена верно». Повторюсь: если мы думаем, что можем решить практические вопросы путём совершенствования теоретической экклезиологии, мы, как мне кажется, сильно заблуждаемся. Поэтому я и считаю, что сегодня важна экклезиология не только как догматическая дисциплина, в которой говорится о том, что такое Церковь, что она делает, и, соответственно, предлагается нам как предмет догматической веры, но и экклезиология, описывающая, как реально веками жила и служила и сегодня живет и служит Церковь. Безусловно, дескриптивная экклезиология не может существовать без нормативной. Это верно для всех дескриптивных теологических и используемых теологией смежных дисциплин по отношению к догматической норме. Но понимание того, как церковь (жила) живёт в реальности – это важная для богословов вещь. И если говорить в дальнейшем о каких-то больших экклезиологических конференциях, то, как представляется, их нужно было бы проводить, в том числе учитывая церковно-практические задачи, проблемы взаимодействия церкви и общества, принимая во внимание культурный, языковой, социально-политический контекст и привлекая специалистов смежных научных специальностей. Профессор Петрос Вассилиадис: Евхаристический тип православной экклезиологии, очевидно, является единственным легитимным. Тем не менее возвращение к существовавшему в первом тысячелетии кафолическому и вселенскому экклезиологическому характеру церкви, так же как и к её миссионерскому императиву с необходимым акцентом на её нравственной ответственности в социальной, экономической, экологической и моральной областях, является для этого sine qua non (непременным условием – Ред.). Профессор Пол Вальер Профессор Пол Вальер: Все эти типы экклезиологий действительно упоминаются в богословских дискуссиях. Я бы добавил в это список ещё один пункт: миссионерскую экклезиологию, отражающую образ Церкви свидетельствующей или даже самой Церкви как свидетельства. И, может быть, ещё один: экклезиологию встречи, в том числе взаимодействия с культурой и обществом. Возможно, это ещё один аспект миссионерской экклезиологии. Я не вполне уверен в этом, но в список этот пункт я бы добавил. Профессор священник Георгий Кочетков Священник Георгий Кочетков: В своё время я предложил новую типологию христианской экклезиологии. Мне представляется, что самым естественным развитием того, что нашёл и описал лучший экклезиолог XX века отец Николай Афанасьев, было бы некоторое уточнение и детализация, выстраивание «новых этажей» в том образе устроения церкви, который отец Николай описывает как норму. И с этой точки зрения наиболее естественно говорить о раннехристианской, апостольской экклезиологии прежде всего как об экклезиологии общинно-братской, когда церковь была синонимом любви к Богу и к ближним, когда соответствующим образом выстраивались все взаимоотношения в церкви, во всех общинах. При этом церковь ещё не воспринималась как институция, как учреждение не только юридическое, но даже каноническое. Если правила и существовали, они могли сильно варьироваться в разных церквах. Оставались некие евангельские и апостольские основы, но и они быстро менялись. Эта экклезиология реально осуществляла себя в истории церкви где-то в первые два века. А потом сменилась тем, что отец Николай Афанасьев удачно назвал евхаристической экклезиологией, которая была уже экклезиологией поместной, связанной с территорией, с землёй, с определённым делением, членением этой территории, когда во главу угла становится Евхаристия и евхаристическая община как собрание церкви, прежде всего, в разных городах. Такое собрание, может быть, уже мало ощущало нужду в пророках, но очень ощущало нужду в старшем на евхаристическом собрании, в старейшем пресвитере, из которого потом, на последующем этапе, и вырастает фигура епископа со служением, отличным от пресвитерского. Евхаристическая экклезиология замечательно описывает роль в церкви живого евхаристического собрания, где каждый знает своё место, хотя и немного, может быть, уже в ветхозаветном духе или в духе формализации отношений, когда, в отличие от общинно-братской экклезиологии, важна не личность человека, а его церковная функция. Однако этот период церковной жизни, длившийся где-то с конца II и до середины III века, был намного лучше, чем то, что последовало за ним, когда настала эпоха поместно-приходской или поместно-диоцезальной экклезиологии. Приходской в смысле «парикии», т.е. определённой территории, сначала больше городской, потом также и сельской, которую должен был возглавить как свой диоцез именно епископ (иногда вместе с хорепископами). Епископ становится центральной, определяющей фигурой в церкви. Здесь в центре уже не Евхаристия. Если в общинно-братской экклезиологии было важно определение церкви как той общности, той общины, того братства, посреди которого присутствуют Христос и Дух Святой, живое откровение Святой Троицы, Её благодати, то в евхаристической экклезиологии в центре стоит сама Евхаристия под предстоятельством старейшего пресвитера, а в поместно-приходской экклезиологии в центре стоит епископ, вокруг которого собирается пресвитериум, и вокруг него собирается уже весь народ Божий, который всё больше и больше ассоциируется с «мирянским чином», т.е. с людьми «мирскими» или «житейскими». Происходит разделение между клиром и мирянами, между посвящёнными и непосвящёнными, о чём прекрасно писал отец Николай Афанасьев. Выстраивается церковная иерархия, такая, которая нам сейчас хорошо известна. Однако мне представляется, что сейчас следует говорить ещё и о четвёртом типе экклезиологии – клерикальной. Она долгое время существовала и до сих пор в каком-то смысле существует в Западной, Римско-католической церкви, но в конце XX – начале XXI века ярко проявила себя и в некоторых православных поместных церквах, даже, может быть, в большинстве из них. Но такую экклезиологию я считаю уже не вполне православной. Она должна быть подвергнута радикальной критике для того, чтобы вернуться к истокам церковного устройства – если уж не сразу к общинно-братской экклезиологии, то хотя бы к поместно-приходской или евхаристической. Вопросы задавали Анастасия Наконечная, Александра Колымагина, Софья Андросенко Перевод с английского ответов митрополита Каллиста (Уэра), профессора протоиерея Джона Бэра, профессора Петроса Вассилиадиса и профессора Пола Вальера – Тамара Фадеева и Александра Колымагина под редакцией Софьи Андросенко Кифа № 6 (224), май 2017 года Ещё материал по теме: Евхаристическая экклезиология сегодня: восприятие, воплощение, развитие. СФИ проводит научно-богословскую конференцию современной экклезиологии. На вопросы «Кифы» отвечают члены оргкомитета конференции |