Январь 1917: Затишье перед бурей  Мариинский дворец в Петербурге был резиденцией правительства России с 1885 по 1917 год Январь 1917 года был сравнительно спокойным месяцем. Явных и резких политических баталий в это время не происходило, что было особенно заметно после бурного декабря, отмеченного не только убийством Распутина, но и многими другими событиями («В декабре неистовствовали съезды за съездами – земский, городской, даже дворянский, соревнуясь, чьё поношение правительства и царской власти громче. И прежний любимый государев министр Николай Маклаков, чьи доклады всегда были для Государя радостью, а работа с ним воодушевительной, а уволил он его под давлением Николаши1, – теперь написал всеподданнейше, что эти съезды и всё улюлюканье печати надо правильно понимать, что это начался прямой штурм власти. И Маклаков же представил записку от верных людей, как спасти государство, а Щегловитов – другую такую же», – пишет об этом Солженицын). На фронте готовились к решительному наступлению, а пока проводили небольшие наступательные операции. Правда, в ходе одной из них в начале января при общем её успехе прозвучал тревожный «звоночек»: 17-й сибирский полк отказался идти в атаку и предъявил политические требования («конституционное правление с ответственным министерством»). Часть войск II и VI сибирских корпусов присоединилась к восставшим. 92 человека были преданы полевому суду и казнены, сотни солдат сосланы на каторгу, а наступление в этом районе фронта не состоялось. Может быть, одним из главных событий этого времени была произошедшая в самых последних числах декабря и в начале января замена множества министров. Поэтому сегодня мы постараемся рассказать и о них, и в целом о том, в каком составе пришло правительство России к февральским событиям. Правительство России Совет министров (до этого существовал Комитет министров) был учреждён именным Высочайшим указом от 19 октября 1905 года для «управления и объединения действий главных начальников ведомств по предметам как законодательства, так и высшего государственного управления». Все министерства и главные управления объявлялись частями единого государственного управления, министры перестали быть отдельными чиновниками, ответственными перед императором каждый лишь за свои действия и распоряжения. В кабинет входило 13 человек («Всего в правительстве состояло роковое число тринадцать. Четырнадцатого, министерства народного здравия, Дума никак не давала создать», – замечено по этому поводу в «Красном Колесе»). Шесть из тех, кому предстояло встретить февраль 1917-го, были назначены (и ещё один утверждён в должности) в период с 20 декабря 1916 года по 12 января 1917-го. А вообще не сменились с начала войны из них всего лишь двое: Иван Константинович Григорович, который 19 марта 1911 года был одновременно с производством в адмиралы назначен морским министром, и Пётр Львович Барк, с 6 мая 1914 года министр финансов. На всех других должностях происходили постоянные изменения. С учётом последних назначений с лета 1914 года (то есть всего за два с половиной года!) на посту министра внутренних дел сменились шесть человек, председателя Совета министров, военного министра, министра юстиции, обер-прокурора Синода – по четверо, министра иностранных дел, министра путей сообщения, министра просвещения, государственного контролера – по трое. Причиной этого судорожного и беспрерывного изменения состава правительства кто-то считал влияние Распутина (оказываемое за мзду), кто-то – влияние императрицы, свидетельствовавшее о её сильной неуравновешенности (и даже члены императорской семьи мечтали о том, чтобы изолировать её, и вдовствующая императрица Мария Фёдоровна выговаривала сыну за зависимость от решений жены). Однако возможным кажется и то, что в атмосфере нескончаемого давления и напряжения император и императрица хотели найти хоть кого-то, кто будет им предан. Получалось же в результате всё хуже и хуже. («Это был паноптикум слабых и неспособных людей – что в Петрограде, что в Могилёве. Давно вереницею тянулась перед глазами выдающаяся бездарность и безликость всех назначений – и вот проступила враз параличом. Это не могло быть только промахами человекознания у Государя: даже действуя совсем вслепую, он по теории вероятностей иногда должен был ошибаться и назначать всё-таки достойных. Надо было невиданно изощриться, чтобы во главе правительства поставить развалину, военным министром – генерала в футляре, внутренних дел – прохвоста, командующим Округом – чурбана, и послать диктатором – оглядчивого труса. Это было скорей ошибкой доктрины – учения и духа, в котором воспитывалось командование, какой-то Шлиффен наоборот: как дать себя окружить, расчленить и поскорее капитулировать», – так размышляет о кадровой проблеме уже после отречения императора один из героев «Красного Колеса», деятельный генерал Свечин). Все эти назначения вызывали всё большее раздражение в Думе, настаивавшей на «министерстве народного доверия», т. е. фактически на передаче власти кадетам. Однако наибольшее возмущение вызвало назначение в сентябре управляющим Министерством внутренних дел2 как раз одного из думцев3 и членов Прогрессивного блока, рекомендованного на пост министра председателем Думы4, – Александра Дмитриевича Протопопова. Несмотря на то, что принятые им и утверждённые государем постановления во многом шли навстречу настойчивым первоочередным требованиям прогрессистов (так, например, он издал циркуляр, по которому евреи получили разрешение на жительство без регистрации в Москве и городах, не находящихся на театре военных действий), бывшие товарищи относились к нему с ненавистью, как к «изменнику», и настойчиво требовали его отставки. По горькой иронии судьбы, именно этому человеку, упорно отстаивавшему право остаться на посту министра внутренних дел и так же упорно защищаемому государем, предстояло сыграть роковую роль в событиях февраля 1917 года. Неужели всё было так плохо? Конечно, немыслимо было бы предположить, что все 13 членов Кабинета действительно были слабы и неспособны. Среди них были такие разумные, твёрдые люди, как назначенный 12 января министр продовольствия Александр Александрович Риттих, один из основных разработчиков и исполнителей Столыпинской аграрной реформы, участвовавший в подготовке её основных законодательных актов и направлявшийся в командировки для непосредственного руководства её проведением. Он «был необычайно энергичен, отлично знал дела своего ведомства... знал страну лучше всех других членов кабинета»5. («Александр Риттих, выпадавший из традиции последних русских правительств – отсутствующих, безличных, параличных, сам из того же образованного слоя, который десятилетиями либеральствовал и критиковал, Риттих, весь сосредоточенный на деле, всегда готовый отчитываться и аргументировать, словно нарочно был послан судьбою на последнюю неделю русской Государственной Думы, чтобы показать, чего стоила она и чего хотела. Всё время её критика била в то, что в правительстве нет знающих деятельных министров, – и вот появился знающий, деятельный, и на самом ответственном деле, – и тем более надо было его отвергнуть!» – пишет о нём Солженицын). Деловыми, энергичными, знающими своё дело были и министр торговли и промышленности Всеволод Николаевич Шаховской, и министр путей сообщения Эдуард Брониславович Кригер-Войновский6. Если бы таких людей в правительстве было хотя бы немного больше, если бы у всех них было немного больше времени, чем два месяца, чтобы научиться думать и работать вместе, так, чтобы действительно стать «частями единого государственного управления»... Судьба министров после 1917 года сложилась по-разному. Четверо (премьер-министр кн. Н.Д. Голицын, министр внутренних дел А.Д. Протопопов, военный министр М.А. Беляев и министр юстиции Н.А. Добровольский) были расстреляны органами ЧК-ОГПУ; Добровольский был расстрелян не по отдельному приговору, а в числе других пятидесяти девяти заложников в Пятигорске. Восемь человек из тринадцати – министр финансов П.Л. Барк, морской министр И.К. Григорович, министр путей сообщения Э.Б. Кригер-Войновский, министр просвещения Н.К. Кульчицкий, министр иностранных дел Н.Н. Покровский, министр продовольствия А.А. Риттих, государственный контролёр С.Г. Феодосьев, министр торговли и промышленности В.Н. Шаховской – эмигрировали и умерли в разных городах Англии, Франции и Литвы, в основном в 1930-е годы. Н.П. Раев, обер-прокурор Синода, умер в 1919 году в бедности на территории, контролируемой Белой армией, в Армавире. * * * И тем не менее январь был тихим месяцем. Одним из тех двух месяцев, которые император провёл вместе со своей семьёй, утешая убитую горем жену. И хотя со многих сторон поступали сведения, что повсюду в столице и даже в гвардии открыто говорят о подготовке государственного переворота, он был по-прежнему, как замечает Солженицын, «уверен, что во время войны никакой русский не пойдёт на переворот, ни даже Государственная Дума, в глубине-то все любят Россию». Вот как описано это время (конечно, по материалам документов и личных дневников) в «Красном Колесе»: «Никогда ещё вокруг царской семьи не чувствовалось такое ноющее одиночество, как после этого злосчастного убийства6. Преданные родственниками и оклеветанные обществом, они сохраняли только нескольких близких министров – но и их тоже, тем более, ненавидело общество. И верные тесные друзья, как флигель-адъютант Саблин, тоже оставались наперечёт. С ними и проводили святки, зимние вечера и воскресенья на малолюдных обедах, чаях, то приглашали во дворец маленький оркестр, а то кинематограф. Да ещё оставались неповторимо-разнообразные прогулки в окрестностях Царского, даже новинка: на снеговых моторах. А по вечерам Николай много читал семье вслух, решал с детьми головоломки». Материал подготовила Александра Колымагина --------------- 1 То есть вел. кн. Николая Николаевича. 2 В должности министра Протопопов был утверждён 20 декабря. 3 С 1914 года – товарища председателя Государственной думы. 4 По воспоминаниям В.Н. Шаховского, на пост министра Протопопова рекомендовали председатель Государственной думы М.В. Родзянко и министр иностранных дел С.Д. Сазонов (предшественник Н.Н. Покровского). Английский король ГеоргV в личном письме Николаю II дал о Протопопове восторженный отзыв. Сам Протопопов из лиц, рекомендовавших его государю, называл Сазонова, Родзянко, военного министра Шуваева и посла в Лондоне графа Бенкендорфа. 5 Мнение министра финансов П.Л. Барка. 6 Имеется в виду убийство Распутина.  Николай Дмитриевич Голицын 27 декабря 1916 года, по настойчивому требованию императрицы Александры Фёдоровны, был назначен председателем Совета министров. Камер-юнкер А.А. Татищев в своих воспоминаниях писал: «В самом конце года был уволен Трепов. Преемником его был назначен князь Николай Дмитриевич Голицын, милейший человек, но не государственный деятель большого калибра. Он сам это сознавал и долго умолял Государя отменить его назначение, ссылаясь на свою неподготовленность для роли премьера. Но затем, как верноподданный, подчинился и вступил в исправление должности, в которой, однако, по существу, оставался бессильным». Выступал за диалог с Государственной думой, ходатайствовал перед императором об отставке министра внутренних дел А.Д. Протопопова. Выступил против роспуска Думы. 27 февраля (12 марта) 1917 года вместе с М.В. Родзянко, великим князем Михаилом Александровичем и другими принимал участие в обсуждении телеграммы императору (отправлена от имени великого князя), в которой сообщалось о серьёзности положения в Петрограде и необходимости назначения председателем Совета министров авторитетного общественного деятеля. Вместе с другими министрами был арестован 28 февраля (13 марта) 1917 года. После захвата власти большевиками остался в России, зарабатывал на жизнь сапожным ремеслом и охраной общественных огородов. Хотя политической деятельностью не занимался, в 1920–1924 годах дважды арестовывался органами ВЧК-ОГПУ по подозрению в связи с контрреволюционерами. После третьего ареста в связи с «Делом лицеистов» по постановлению Коллегии ОГПУ был расстрелян 2 июля 1925 года в Ленинграде.  Александр Дмитриевич Протопопов Князь Н.Д. Жевахов, товарищ обер-прокурора Синода, писал о Протопопове: «Принадлежа в Думе к левым партиям, А.Д. Протопопов знал не только общую картину думского революционного заговора, все извилистые тропинки, какие вели к свержению Престола и Династии... Вот почему он был так опасен Думе; вот почему Дума ни разу не пустила А.Д. Протопопова на думскую кафедру, опасаясь разоблачений, которые стали бы известны всей России. А.Д. Протопопов был типичный русский человек старого закала, один из тех людей, кто не войдет в комнату, не осенив себя крестным знамением, не сядет за обеденный стол, не прочитав молитвы, не пройдет мимо церкви, не сняв шапки, не заснёт, если в спальне не будет гореть лампада... Это глубокое сознание зависимости от Бога даже в мелочах повседневной жизни не было у него рисовкою, а вытекало из глубоких недр его религиозной настроенности. Из этого же настроения вытекала и та его безграничная смелость, какая позволила ему, бывшему лидеру левых партий Думы, бросить последним вызов и открыто вступить с Думой в смертный бой. Победила Дума. Но эта победа, кончившаяся смертью А.Д. Протопопова, явилась и её собственной смертью и гибелью всей России». Нельзя не заметить, что поведение Протопопова в дни февральской революции было не смелым, а заторможенно-отстранённым; казалось, что он не понимал, что происходит. По мнению некоторых современников (например, А.А. Блока), именно бездействие министра внутренних дел стало основной причиной победы февральской революции в Петрограде. Утром 27 февраля Протопопов послал в Думу Высочайший указ о её роспуске. 28 февраля в 11 часов вечера добровольно явился в Таврический дворец и сдался революционерам. С 1 марта по сентябрь 1917 находился в заключении в Петропавловской крепости, затем некоторое время под охраной в лечебнице для нервных больных. Допрашивался Чрезвычайной следственной комиссией Временного правительства. В своих показаниях среди прочего сообщал, что в 1915–1916 годах у него бывали психотические приступы, во время которых он полностью терял контроль над собой: бегал на четвереньках, катался по полу, покушался на самоубийство; за консультациями обращался к знаменитому психиатру В.М. Бехтереву. Психическое состояние Протопопова во время пребывания в заключении в Петропавловской крепости ещё более ухудшилось, он страдал галлюцинациями и считал, что в камере установлен аппарат для чтения его мыслей. В сентябре 1917 года Протопопов был переведён в Николаевский военный госпиталь и подвергнут медицинскому освидетельствованию. Эксперты установили, что он страдал циркулярным психозом (в современной терминологии – биполярным аффективным расстройством, некоторое время назад это же заболевание называлось маниакально-депрессивным психозом). Несмотря на это, Петроградский окружной суд 30 октября 1917 года признал его психически здоровым. 27 октября 1918 года в порядке «административного усмотрения» был расстрелян в Москве органами ЧК. Кифа № 1 (219), январь 2017 года Ещё материалы по теме Май – июнь 1917: Свидетельства очевидцев Май 1917: «Церковная революция» Апрель 1917: Поражение кадетов Март 1917: «Приказ № 1» Март 1917: Отречение Февраль 1917: Краткая хроника Январь 1917: Затишье перед бурей Декабрь 1916: Как это было Декабрь 1916: Убийство Распутина Ноябрь 1916: Накануне катастрофы |
