20 декабря скончалась племянница новомученицы Киры Оболенской

В прошлом году Кира Константиновна Литовченко рассказала нашей газете о своей тете, которую помнила лично

Княжна Кира Оболенская

Конечно, помню, потому что она любила нас с братом, Вадима и меня, и уделяла нам очень много внимания. Она была очень приветливым и живым человеком. Последнее моё воспоминание такое: мы жили на проспекте Чернышевского (тогда он назывался Воскресенским¹), и у нас был балкон, с которого видна была Нева. Мы сидели с ней на балконе вечером. А рядом было очень много церквей – Сергиевский собор² (у него был самый лучший, глубокий голос), рядом с нами была домовая церковь, Косьмы и Демьяна церковь на Кирочной³, слышно было Смольный⁴ и Скорбященский⁵ храм на Шпалерной. И вечером начинался благовест. Вечер тихий-тихий, закат, спокойно было, и колокола перезваниваются. И она мне сказала: «Какой хороший вечер. Постарайся его запомнить». Как вы видите, я его помню до сих пор. А потом Кира пропала.

Теперь я знаю, что она была арестована, но тогда нам, детям, об этом не сказали. Она ведь жила не с нами. Она жила со своей матерью, моей бабушкой Елизаветой Егоровной, и младшая её сестра Варя была тяжело больна эпилепсией. У них дома была довольно грустная обстановка. Было материально трудно. Больная Варя. Эпилепсия – страшная болезнь. И поэтому Кира бывала у нас очень часто. Как у нее было свободное время, она и приезжала.... А тут её все нет и нет. И какие-то праздники были, и чьи-то дни рождения, на которых она всегда была и нам, детям, всегда подарки какие-то придумывала, открытки, книжки дарила. Я маму спрашиваю: «Почему тетя Кира так давно к нам не приезжала? Она здорова?» А мама мне сказала: «Ты знаешь, она здорова, но она ушла в монастырь». Я должна вам сказать, что в 1933г. мы очень плохо себе представляли, что значит уйти в монастырь. Но мне казалось, что в монастырь уходят люди сугубо религиозные. И это проявляется в их семейной жизни, в личной жизни. Казалось странным, что хотя она очень близка была нам и моя мама была лучшим её другом, как-то никогда не было разговора о том, что она собирается уйти в монастырь... Но мне было ясно, что говорить об этом ни с кем нельзя.

Кира долго не появлялась, и я очень без неё скучала. Потом спрашиваю: «А там не отпускают на воскресенье домой?» Мама сказала: «Нет, вряд ли...» Что было ей тогда известно, я так и не знаю.

А потом я Киру долго искала. Должна вам сказать, что я всё время в своей жизни кого-нибудь ищу. Я очень не люблю терять друзей. И вот помню, я работала по реставрации церковных сооружений в Суздале (наш декан каждое лето устраивал такие поездки, чтобы мы трудились на пользу стране, на пользу архитектуре). Там была Девичья церковь, и мне показали монахинь, у которых там были огороды. Это были старые женщины. Но когда я услыхала, как они ругаются, я подумала: «Нет, Кира не может тут быть». И так прошло много-много лет. Как-то мне дали работу по реставрации Александро-Невской лавры: сначала Никольского кладбища, а потом всего комплекса Лавры. Для того чтобы делать эту работу, надо было иметь историческую справку. И чтобы эту историческую справку написать, я очень много материалов пересмотрела, литературы, которая была в Обществе охраны памятников. Но всё это мало меня устраивало. Хотелось более подробной информации. И мне посоветовали пойти в Духовную академию. Тогда туда не очень-то пускали. Но ко мне судьба благоволила: меня пустили. Я пошла к ректору, о. Владимиру Сорокину, и обратилась к нему с просьбой разрешить мне пользоваться библиотекой Духовной академии (у них великолепная библиотека): «Мне надо писать историческую справку – историю возникновения Лавры». Он сказал: «Пожалуйста», причём не спросил меня, кто я, что я. Я только сказала, что я из Академии художеств, больше ничего. И когда он решение написал, я спросила: «Почему Вы меня не спрашиваете более подробно?» Он ответил: «Мы с Вами заняты одним делом». Так я попала в библиотеку Академии и очень много важных сведений там получила. Заведовал этой библиотекой о. Стефан. Так как я всегда была в тех поисках, о которых говорила (воспоминания о Кире меня никогда не оставляли в покое), я как-то, много времени спустя, позвонила о. Владимиру по телефону и сказала: «Простите, что я Вас беспокою, но мне очень хотелось бы найти свою тётю». Я сказала, что она в тридцатых годах исчезла, ушла в монастырь. Он меня спрашивает: «А куда у неё был постриг?» Я сказала: «Не знаю, понятия не имею». – «Тогда, Вы знаете, это очень трудно найти. Почти невозможно». А я и говорю: «Понимаете, всё-таки у неё такое необычное имя». (Надо сказать, что моё имя очень редкое. Теперь стали девочек Кирой называть. А раньше – я и в школе была одна, и в институте одна с этим именем). «Ее имя Кира Оболенская». Он замолчал, а потом говорит: «А Вы знаете, это другое дело. Я Вам могу сообщить о ней. Но ничего доброго не ждите». И послал меня в Публичную библиотеку, и дал мне телефон человека, который занимается мартирологом.

Это было советское время?

Это было сравнительно недавно, учитывая мой возраст, лет 25 назад⁶. Оказывается, они искали что-нибудь о ней, зная, что она в числе расстрелянных. Кроме того, как вы, наверное, знаете, она очень смело держалась на допросах, очень мужественно. Как-то я спросила составителя «Ленинградского мартиролога» Анатолия Разумова: «Почему Вы ею так интересуетесь?» Он сказал: «Она наша звёздочка!»

Кира Ивановна говорила с Вами о церкви, о Боге, может быть, вы вместе ходили в храм?

Она была религиозной. Все были в то время религиозными. У моей мамы по Закону Божию в гимназии всегда была твёрдая пятёрка. Потом, помню, перед самой войной, у нас жила Маша, она была монахиня, и такая истая монахиня.

Но бабушка меня предупреждала: никаких разговоров об этом вести нельзя. Я была ещё маленькой девчонкой семи-восьми лет, только в школу пошла. И все молитвы, которые я знала тогда, я все забыла.

Это сейчас вам трудно представить себе, но кругом расстреливали. И благодаря тому, что я нашла Киру и источник, где я могу найти что-то о своих родных, о скольких я узнала уничтоженных! Помню, у нас в передней стоял чемоданчик. Я как-то маму спросила: «Что в этом чемодане?» Мама сказал: «Не трогай. Это чемоданчик отца». А это был тот минимум, который был собран на случай ареста. Он был инженер и не имел отношения к религии. Но и его водили, допрашивали. Много родных погибло...

Чтобы вам была ясна обстановка того времени, хочу рассказать один эпизод. У меня был очень хороший дедушка, уроженец Кавказа, умный, интересный человек. Он вёл переписку со многими людьми, с учёными из-за границы (в первое время ещё разрешали с заграницей переписываться), и все эти письма были аккуратно сложены в пачечки, перевязаны. Дедушка попал под трамвай, ему ампутировали ногу, и он очень быстро умер. Мне тогда было 10 лет, и я хорошо помню, как мама с бабушкой развязывают эти его аккуратно сложенные письма. И бабушка говорит: «Это надо сжечь». Мама говорит: «Но это же письма Льва Толстого!» А бабушка отвечает: «Да, но он был граф». И письма сожгли. И не только эти. Он и с Мичуриным переписывался, т. к. сам очень увлекался ботаникой, и со многими ещё. Всё сгорело...

Кира Константиновна, скажите, а само слово «братство» как-то звучало у вас в семье?

Нет, нет.

А вы молились вместе дома? С Кирой Ивановной вместе молились?

Когда я была маленькая – да, с мамой и с Кирой. А после того, как я пошла в школу, бабушка меня предупредила: ты не говори, что у нас отмечают дома все праздники – а у нас и Пасху, и Рождество отмечали, и именины... У нас был такой класс, где учились дети партийных работников, и это очень отразилось на моей жизни, потому что я всё потихоньку забыла. Я постепенно забыла молитвы, которым меня учили.

Был такой архитектор, Лансере, он старше меня, и он был аспирантом, когда я была студенткой. Но мы с ним очень подружились, и он как-то позвонил по телефону и сказал: «Кира, скажи мне, пожалуйста, ты молитвы помнишь?» Я говорю: «Знаешь, я не помню». Он говорит: «И я тоже не помню, и мне ужасно стыдно. Я не знаю, как вернуть это всё, но это трудно вернуть».

------------------

1. Воскресенский проспект был переименован в проспект Писателя Чернышевского (позже просто проспект Чернышевского) 6 октября 1923 года. Видимо, в семье до 1930-х годов использовалось старое название.

2. Полное название – Сергиевский всей артиллерии собор. В 1932 году храм был закрыт, затем разобран. Стены частично использованы для строительства на этом месте административного здания, входившего в комплекс зданий ОГПУ-НКВД (так называемого «Большого дома»).

3. В 1936 году церковь Косьмы и Дамиана и памятник погибшим офицерам, стоявший перед ней, были уничтожены.

4. Смольный собор был закрыт в 1931 году. В 1990 году в соборе был открыт концертно-выставочный зал, действующий там поныне. С 2010 года вновь открыт для богослужений.

5. В 1920-е годы храм перешёл к обновленцам. 10 января 1932 года его закрыли, здание передали Музею истории религии, а с 1970 года в нём находилось городское отделение Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. В 1993 году в нём возобновлены богослужения.

6. Кира Литовченко родилась в 1923 г.

Kифа on-line