Лекарство от властолюбия

3 февраля – день памяти Н. Н. Неплюева, основателя трудового Крестовоздвиженского братства

Н. Н. Неплюев, 1901 г.

В день памяти Николая Николаевича Неплюева мы вновь обращаемся к его трудам. «Опять! Сколько можно!» – воскликнет иной недовольный читатель. Когда я открывал 2-й том сочинений Неплюева, изданных Преображенским братством, я смутно отмечал в себе схожее чувство. Казалось бы, все принципиально важное Николай Николаевич наметил уже в первой книге. Но все-таки снова ему удается удивлять.

Публикуемый ниже текст – отрывок из сообщения конференции Преображенского братства «Старшинство и иерархичность в церкви и обществе». Данное сообщение посвящено вопросам духового старшинства, разграничению духовной ответственности между священником и блюстителем братства. Оно целиком основывается на одной небольшой неплюевской работе, вошедшей в этот самый второй том. Собственно, это частное письмо (правда, весьма пространное), написанное по одному неприятному поводу некоему (ставшему потом довольно известным) духовному лицу. В нем Неплюев пытается разобраться в конфликтной ситуации, которая возникла между адресатом, священником Романом Медведем (или «свящ. Ивановым», как к нему отстраненно обращается Неплюев, чтобы предотвратить возможные укоризны в пристрастии и «переходе на личности»), и неплюевским братством.

Чем примечательна эта история? Казалось бы, сколько повсюду происходило и происходит конфликтов, и значительных, и совсем неважных? Не есть ли это просто «сор из избы», выяснение отношений, или отстаивание лишь своей правды?

Нет, письмо не преследует эти цели. Прекрасное образование и опыт дипломатической службы Неплюева сыграли здесь свою добрую службу. Ему удалось, несмотря на некоторую велеречивость стиля и слога (впрочем, возможно он был и неизбежен в обстоятельствах, требующих максимальной сдержанности и эмоциональной отстраненности от рассматриваемого предмета), хирургически точно, подобно доктору Хаусу, диагностировать духовную проблему. Проблема эта известна искони, и также известно, что в ее «зоне риска» часто оказываются именно те, кто так или иначе связан с духовной властью. Проблема эта (на аскетическом языке – страсть) – властолюбие и сластолюбие.

Поэтому столь желательным и полезным видится знакомство с этим письмом тех, кто чувствует призвание посвятить себя духовному служению. Небессмысленно было бы использовать его, например, в курсе пастырского богословия для будущих пастырей. Наверняка, благодаря советам Неплюева, им удалось бы избежать многих ошибок и скорбей в своей будущей пастырской деятельности... Оно особенно ценно тем, что не просто морализаторствует. В конце концов, вряд ли кто-либо, находящийся в здравом уме и совести, посчитает проблемным признание указанных «движений сердца» за недолжные. Проблема-то как раз в том, что эти «движения» нужно не просто опознавать, но тотчас против них принимать меры. И вот тут «Письмо...» непостижимым образом может проявить еще одну свою неожиданную сторону. Само чтение его оказывается способным, во-первых, обличать схожие поползновения, угнездившиеся – не дай-то Бог! – в сердце читателя, а во-вторых, прогонять их, рассеивать их зловещий морок. То есть проявлять качества лучшей аскетической литературы, – которая не просто дает понимание, рождающее покаяние, но и способствует изгнанию чуждых духов. Невероятно, но факт.

Поэт когда-то предложил для блокады минут душевной скорби проверенный рецепт: откупорить известный напиток и перечесть легкое французское произведение. В минуту, когда сердце захватывает и сжимает чуждый дух властолюбия и сластолюбия, резонно предложить типологически схожее лекарство: открыть и перечесть «Письмо свящ. Иванову» Неплюева. Проверено: лекарство действует. Эффективно.

М.Д.

* * *

Священник Роман Медведь

Можно сказать, что у него произошел кризис веры в Церковь, вплоть до ее потери, что привело к разрыву личных отношений с членами Братства, охлаждением к жизни Братства, соперничеству за духовную власть с блюстителем Братства.

Можно предположить, что всё дело в том, что молодой и неопытный священник (он был только что рукоположен и первым его местом служения был братский храм) просто искусился, что вполне объяснимо, и ему можно искренне посочувствовать.

И всё же дело не в этом. Из дальнейших слов Н.Н. Неплюева выясняется, что свящ. Иванов понимал «дисциплину любви»¹ в смысле слепого повиновения и безусловного признания авторитета личности. Он считал, что как священник априори обладает «высшей совестью», с которой прихожане должны сверять свою «низшую совесть», чтобы постепенно возрастать (кстати, сам термин «высшая совесть» появился в контексте этого заочного разговора после статьи свящ. Иванова, на которую ссылается Н.Н. Неплюев)².

Н.Н. Неплюев соглашался, что священник должен быть «высшей совестью» среди своих прихожан. Он не соглашался лишь с тем, что «священник, в силу благодати священства и помазания, не только должен быть, но и есть "высшая совесть", и что прихожане должны признавать это в смысле слепого повиновения и принятия каждого слова священника за Божье откровение по формуле: "Слово мое – генерал, все должны стоять перед ним в струнку"».

Более того, Н.Н. Неплюев писал, что «высшая совесть» ведома только Богу, и он – блюститель Братства – не мог даже помыслить о том, «чтобы признать совесть всех остальных членов Братства – низшей сравнительно с моей».

Таким образом, свящ. Иванов считал, что эта «высшая совесть» принадлежит ему, как священнику, в силу благодати рукоположения. Напротив, Н.Н. Неплюев считал, что «высшая совесть не может быть непременной принадлежностью известного положения и надеваться, как мундир, при вступлении в должность».

Можно сказать, что свящ. Иванов понимает духовную власть в смысле власти человека, облеченного свыше особой силой, доступной только избранным, над другими, «непосвященными». А Н.Н. Неплюев духовную власть понимал как власть любви, которая, как известно, «долготерпит, милосердствует, ... не завидует, ... не превозносится, не гордится» (1Кор 13:4).

Н.Н. Неплюев хотел, чтобы братский священник был «воистину духовным пастырем, высшей совестью, способной руководить духовной жизнью прихожан, не требуя, чтобы они подчинялись влиянию Вашему, а действительно влияя на них силой веры и любви, примером верности, самоотвержения, кротости, терпения и великодушия».

Он считал, что «пастырь обязан доказать своим прихожанам мудростью своей примерной жизни и своих примерных отношений, что они сознательно могут признать в нем высшую совесть и разумно проверять ею совесть свою», что священник «обязан показывать своим прихожанам пример любви, а, следовательно, его руководство только и может иметь характер любовной заботливости, никогда не извращаясь до характера властолюбия и грубой требовательности».

Священник Александр Секундов

Судя по описанию, подобная «грубая требовательность» имела место, в связи с чем Неплюев писал, что «православный пастырь не может быть деспотом, говорящим: "Принимай мое руководство без рассуждения, а не то – я тебя!"». Он считал, что духовное руководство пастыря «никогда не навязывается», что пастырь «никогда не скажет прихожанину: "Ты должен подчиниться моему руководству"», что пастырь не может сказать своим прихожанам: «Всякое несогласие с моими мнениями и желаниями есть отрицание моего пастырского авторитета», что духовное руководство пастыря «никогда не будет поползновением на духовную свободу прихожанина, никогда не будет поползновением на стеснение его самодеятельности, его свободного почина в добре». Неплюев отрицал «обязанность мирян признавать всякое слово пастыря, всякий совет его за правду Божью и совесть Христову».

Из этого логично вытекало и то, что свящ. Иванов считал, что «в Братстве должны быть только две величины, две воли – Вы и я. Вы – пророк, я – священник. Перед нами сама Дума³ не должна иметь самостоятельного значения». Т.е. духовный авторитет Н.Н. Неплюева как «пророка», как основателя братства свящ. Иванов так или иначе признавал, но всех остальных, даже братских старост, не говоря уже о рядовых членах Братства – ни во что не ставил.

Несколько позднее свящ. Иванов говорил третьим лицам о «ненормальности существования в Братстве двух авторитетных совестей, ... священника и ... блюстителя», жаловался на своё тяжелое в связи с этим положение, говорил о «разладе, который будто бы при этом неизбежен».

Можно задаться вопросом: действительно ли описанная ситуация, т.е. наличие старшего в Братстве – мирянина и священника, который становится старшим только на богослужении, неизбежно должна была привести к конфликтам? На этот вопрос история даёт однозначный ответ: известно, что следующий приглашенный Крестовоздвиженским братством священник, о. Александр Секундов, не только не разделял позицию свящ. Иванова, но и сам вступил в полноправные члены Братства и даже вошел в братскую Думу.

Из доклада Сергея Чусова
«Проблемы взаимоотношения блюстителя Братства и священника при Братстве»

-------------

 ¹ Характерное выражение Н.Н. Неплюева. «Дисциплина любви есть верность братолюбию, согласованного с любовью к Богу» (стр. 316).

 ² «... я смело отвечаю, как ответственный член церкви православной, как друг и как блюститель Братства следующее: безусловно признаю, что православный пастырь должен быть этой высшей совестью, без чего он не может с честью для Церкви и с пользой для своих прихожан исполнять свои ответственные и многотрудные обязанности. Признаю, что именно это положение нормально и желательно» (стр. 367–368).

 ³ Братская дума – собрание полноправных членов Трудового Крестовоздвиженского братства во главе с его блюстителем, принимавших на себя ответственность за экономическую и духовную жизнь братства, определявших направление его развития и все вопросы организации братской жизни.  В 1898 г. в состав думы входило 11 человек, в 1908 г. – 19, в дальнейшем – 30.

КИФА №14(120) ноябрь 2010 года