Протопресвитер Виталий Боровой: Обновление христианина (Еф 4:22-32) и обновление общества

К столетию со дня рождения

Его часто называют «человеком-эпохой», знаковой фигурой в церковной истории прошлого столетия, в которую он вошел как богослов, ученый, опытный дипломат, пастырь, проповедник, учитель. Он известен в мире как многолетний представитель Русской церкви во Всемирном Совете Церквей, постоянный наблюдатель от РПЦ на II Ватиканском соборе, настоятель патриаршего Богоявленского (Елоховского) собора, участник многих международных богословских собеседований, форумов и научных конференций. Протопресвитер Виталий прожил почти целый век: родился до революции, а умер уже в постсоветский период. Его активное церковное служение, начавшись в годы Великой Отечественной войны, продолжалось всю вторую половину ХХ и начало ХХI века. Сам он характеризовал историческое время, в котором ему суждено было жить и служить Богу и Церкви, как особенное, поворотное, трагически ответственное и судьбоносное для всего будущего нашей церкви. Уже в университетские годы будущий протопр. Виталий мечтал стать византологом и, как он сам говорил, «исследовать историю таким же методом, как В.В. Болотов», которого считал выдающимся ученым и своим научным кумиром. Он был старостой курса, отличался открытым и независимым характером. За личное благочестие, знания и свободный, без предрассудков и страхов, пророческий дух, который в нем видели окружающие, он получил прозвище «Моисей». Уважение сокурсников вызывала и его способность всегда проявлять независимость мнения и позиции, а также присущие ему честность и прямолинейность. Именно за эту честность о. Виталий неоднократно страдал – и тогда, когда был отослан из Елоховского собора за границу (чтобы не проповедовал на каждой службе и не общался с молодежью), и тогда, когда был вызван на жесткую «проработку» в КГБ по доносу собрата. И мы с благодарностью помним его именно таким – мудрым, рыцарственным и бескомпромиссно честным.

Галина Ложкова, Александра Колымагина

Проропресвитер Виталий Боровой

I. Исторический контекст настоящего времени

1. Богословское осмысление любого исторического развития и связанных с ним событий в жизни христианина и в жизни общества должно исходить из общехристианской концепции истории и ее конечного смысла. Основы для этого даны в Священном писании, в апостольском предании и в обусловленном этим историческом опыте Церкви.

2. Несмотря на общность основ, исторический опыт христианских церквей очень разноречив и плюралистичен. Церкви жили, росли и развивались в различных культурно-исторических условиях, политических и социальных системах. Отсюда культурно-контекстуальное развитие богословских подходов к пониманию смысла истории и исторических явлений, определяющих отношение христиан к обществу и их понимание роли церкви в жизни общества.

3. Достаточно сравнить плюрализм в понимании этих проблем у богословов и церковно-общественных деятелей классического католичества, протестантства и православия и сопоставить это с революционным радикализмом нового «богословия освобождения» в странах Третьего мира.

4. С таким же контекстуальным видением можно и должно подходить и к пониманию роли церкви и ее миссии в деле обновления христианства и общества в сложных и трагических условиях переживаемого нами времени.

5. Происходит болезненная, но крайне необходимая трансформация исторически ныне сложившегося контекста, и открываются обнадеживающие перспективы для созидания нового исторического контекста в жизни Европы (и всего мира).

6. Это радостный процесс, хотя он и происходит в родовых муках новой Европы. Господь сказал: «Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее, но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, что родила человека в мир» (Ин 16:21). «Так и вы, – говорит Господь своим ученикам, – теперь имеете печаль; но Я увижу вас опять, и возрадуется сердце ваше, и радости вашей никто не отнимет у вас» (Ин 16:22).

7. Процесс отмирания старого и рождения нового открывает перед церковью новые возможности христианского свидетельства, но одновременно является и Божьим вызовом и призывом к покаянию в своих исторических грехах и к радикальному обновлению жизни.

8. О том же говорит нам ап. Павел: «Ныне, умерши для закона, которым были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а не по ветхой букве» (Рим 7:6), чтобы «обновлением ума вашего» (Рим 12:2) «ходить нам в обновлении жизни» (Рим 6:4). К нам обращены и такие увещания ап. Павла: «вы... в Нем научились... отложить прежний образ жизни... обновиться духом ума нашего... облечься в нового человека... Посему, отвергнувши ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу... всякое раздражение, и ярость, и гнев, и крик, и злоречие со всякою злобою да будут удалены от вас, но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг другу, как и Бог во Христе простил вас» (Еф 4:22-25, 31-32). И наконец, нам говорит Господь, как расслабленному у Вифезды: «Вот, ты выздоровел, не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин 5:14).

9. Наши исторические грехи, преодоление которых требует от нас покаяния, очищения и обновления («чтобы нам ходить в обновленной жизни», Рим 6:4) – результат трагического разрыва и несоответствия между нашими высокими, благородными и универсальными идеалами и действительностью нашего исторического развития, не только противоречившей этим идеалам, но часто фактически являвшейся их отрицанием.

10. Такой разрыв и противоречие между провозглашаемыми идеалами и конкретной действительностью жизни – трагическое последствие абсолютизации утопического максимализма.

II. Общие черты утопического максимализма

11. Любой абстрактный утопический максимализм считает себя носителем абсолютной истины и монопольным обладателем спасительной для всех модели человека и человеческого общества.

12. Такую абсолютизированную модель, исключающую любое другое мировоззрение, политизированная и этатизированная система тотального утопического максимализма старается всеми силами и способами внедрить в сознание, психологию и быт людей.

13. При столкновении же с исторической действительностью, противоречащей этому монополизму и максимализму, последний часто считает себя вынужденным принимать крайние меры против действительности. Отсюда господство всякой системы утопического максимализма (даже наиболее идеального) всегда сопровождается угнетением инакомыслящих, преследованиями, жестокостями во имя так называемого конечного торжества идеалов утопического максимализма и наступления царства «свободы и всеобщего счастья».

14. Если же оказывается, что воплотить эти абстрактные идеалы в жизнь очень трудно и даже никак невозможно, тогда действительность (какая она есть) доктринерским декларативным образом лицемерно объявляется уже хорошей и соответствующей идеалам, без реального воплощения этих идеалов в жизнь. Эта фикция всеми средствами внушения и принуждения внедряется в сознание людей; их заставляют принять ее и говорить о ней как о действительности, вопреки тому, что они видят обратное.

15. Такое трагическое противоречие между идеалами и действительностью наблюдается во всей истории человечества, во всех исторически известных культурах и социальных формациях. Однако наиболее ярко это проявилось в трагедии утопического максимализма средневекового Запада, византийского Востока и в революционном тоталитаризме Восточной Европы. Каждая из этих систем утопического максимализма имеет очень большое значение для определения современных задач обновления христианства и общества в будущей Европе.

III. Утопический максимализм средневекового Запада

16. На Западе идеи универсализма и единства Римской империи, римской культуры и цивилизации, историческим наследником, хранителем и глашатаем которых стало папство, помогли Риму стать центром, объединяющим всю Западную и Центральную Европу. Папство добилось подчинения монархии св. Петра всей Европы и безраздельного господства единой католической христианской цивилизации в формах почти абсолютной папской теократии. Абсолютизм и максимализм папской утопии единой и единственной модели «Священного общества» внешне восторжествовал. Во имя этой утопии было пролито много крови, работала инквизиция, накладывались интердикты и отлучения на целые города и народы. Казалось бы, в какой-то момент ее удалось реализовать. Однако это была лишь декларативная и принудительная видимость. Историческая действительность и практика повседневной жизни находились в вопиющем противоречии с этими объявленными и насильственно навязанными идеалами.

17. Это привело к всеобщему недовольству, требованию реформ церкви «с головы до ног» и завершилось взрывом Реформации. Началась эпоха распада западного единства, колониальной экспансии, конфронтации политических интересов и оголтелого соревнования в дележе и грабеже колоний и подопечных территорий, расцвета рабства и рабовладения. Все это происходило с молчаливого согласия церкви, а иногда даже с ее благословения (искреннего или вынужденного).

IV. Последствия трагедии утопического максимализма на Западе

18. Трагедия утопического максимализма средневекового Запада привела к падению авторитета церкви и доверия к ней. Возникли массовое неверие, индифферентизм, антиклерикализм и, наконец, воинствующий «просвещенный» атеизм.

Париж, XV век

19. Все это внутренне дестабилизировало общества и привело к взрыву – к революциям и революционным движениям. Началась эра революций, вызвавшая распространение революционных идей, организаций и партий с Запада на Восток, а потом в Третий мир. Возник своего рода экспорт революций на Восток, а с Востока в свою очередь на Запад и в Третий мир. Для Восточной Европы все это окончилось грандиозным революционным потрясением, повлекшим за собой радикальные и глобальные изменения во всем мире. V. Церкви Запада перед лицом радикальных и глобальных изменений революционного времени

20. У революционных движений были и положительные последствия, содействующие обновлению западного христианства (как и всего человечества). В ходе быстрых социальных и политических изменений наметились также созидательные импульсы и направления, преобразующие общество в направлении развития демократии, народовластия в форме парламентаризма, свободы и равенства всех людей перед законом, религиозной свободы, профсоюзной борьбы против социальной несправедливости и эксплуатации человека человеком и примата общечеловеческих ценностей над национальной и идеологической обособленностью.

21. В результате революционных процессов на Западе демократия и свобода человека и общества настолько утвердились, что смогли выдержать многие трудные вызовы, брошенные тоталитарными системами, и в настоящее время обеспечивают европейской культуре и цивилизации относительную стабильность и перспективы развития.

22. В этом процессе деятельное участие принимают все западные церкви, став полноправными партнерами в созидании нового, более справедливого общества, неотъемлемой частью которого они являются и на дальнейшее развитие и совершенствование которого благотворно влияют.

23. Перед лицом революций, распространения неверия, индифферентизма к вере и роста секуляризации церкви Запада правильно поняли веления времени и сознательно прошли очистительный процесс покаяния и обновления. Теперь это предстоит и нам в Восточной Европе.

VI. Трагедия византийского утопического максимализма на Востоке

24. Подобно папской средневековой теократии трагедией закончился и опыт православного византийского утопического максимализма.

Константинополь

25. Система византийской теократии была основана и зиждилась на теснейшем союзе церкви и империи, на так называемой симфонии властей. Император Юстиниан прямо утверждал, что «священство и царство» (т. е. церковь и государство) проистекают из одного источника, одинаково установлены Самим Богом для блага человечества и служат этому благу, друг другу помогая, как душа и тело, в одной симфонии. Империя священна в силу своего божественного происхождения. Церковь и империя неотделимы и неразлучны. «Царство и церковь находятся в тесном союзе и общении между собою, и невозможно их отделить друг от друга» (так писал Константинопольский патриарх Антоний Московскому великому князю Василию Дмитриевичу в 1314-1317 гг.).

26. Византийская церковь с самого начала связала свою судьбу с историей христианской империи в один исторический процесс, где мирское, светское, культурное, социальное, правовое, административное и даже военное начала симфонически должны были взаимно проникнуться и сочетаться с небесным, благодатным, аскетическим, созерцательным и литургическим началами церкви в единой идеальной симфонии, с целью превращения «царства мира сего» в «Царство Божье». Государство и все в нем должно быть охристианизировано, воцерковлено. Государство – «христоименитое»; император – «благочестивейший», «святой», василевс; воинство – «христолюбивое». Словом, империя – это продолжение Священной истории, своего рода воплощение Царства Божьего в земной человеческой истории.

VII. Неудача византийской утопии «священной империи» и «святого общества»

27. Вряд ли нужно доказывать, что этот замысел исторически не удался, теория не воплотилась в жизнь. Да и сама теория была скорее таковой в первоначальном греческом смысле этого слова (θεορία), т. е. «видением», мечтой, идеалом, а не в нынешнем понимании «теории» как принципа жизни и действия.

28. Эта неудача и есть не только центральная драма византинизма, но и историческая трагедия всей истории православной церкви – в том числе и нашей русской. Это наш исторический грех, все это перешло к нам, и мы это усвоили, так как считали себя наследниками Византии, «Святой Русью», Третьим Римом. Совершенно очевидно, что причиной этой – византийской и нашей – трагедии был утопический максимализм

самой системы. 29. Максимализм идеала и исторические трудности воплощения его в жизнь привели к тому, что «священной», «облагодатствованной» церковью была объявлена империя еще не «преображенная», еще не «воцерковленная» в своей сущности, внутренней жизни и деятельности. По сути это была неудавшаяся попытка без достаточных оснований заменить подлинное преображение общества и государства видимостью благодатной жизни. Подлинная правда часто подменялась фикцией, истинная святость реального обожения и преображения – пустой внешней видимостью, внешней формой, обрядом, церемонией, риторическими декларациями. Эта опасная и вредная подмена реального воцерковления личной и общественной жизни христиан внешней благочестивой видимостью вызвала протест внутри самой церкви и падение ее авторитета.

VIII. Последствия трагедии Византии для православной церкви

30. В результате исторической неудачи византийской теократии православная церковь вошла в период сравнительной «неподвижности», как бы некоторого окаменения и окостенения. Православие стало по преимуществу монашеско-аскетическим, его начали понимать как религию личного спасения, подозрительную ко всему «мирскому», к любому социальному творчеству, оно опиралось в основном на аскетическую литературу; аскетика как бы заслонила собою все остальное. 31. В основу христианства, в основу всего духовного пути человека было положено смирение, понимаемое не как победа над греховной склонностью человека полагать центр тяжести жизни в самом себе, а как внешнее послушание, покорность и подчинение. Церковь превратилась в лечебное заведение, в которое поступают отдельные души на излечение. В соответствии с этим утвердилось мнение, что церковь существует для спасения отдельных душ, но не интересуется преображением жизни общественности, строительство которой возложено на государство.

32. Возник дуализм церкви и мира, церкви и культуры. Церковь занялась спасением отдельных душ, социальное и культурное творчество взял на себя мир. В мире происходили огромные общественные и культурные изменения, творческое движение в науке, философии, искусстве, государственной и социальной жизни, моральных отношениях людей, даже в религиозной мысли. Этот процесс шел в основном без церкви и помимо (а часто и против) церкви, в него были вовлечены преимущественно люди, отошедшие от нее или равнодушные (а даже и враждебные) к ней. Христиане принимали в этом участие, часто активное и творческое, но как отдельные личности.

33. Так христиане стали жить в двух трудно согласуемых между собою аспектах своего бытия – в церкви и в мире. Ритмы жизни в этих разъединенных сферах были совершенно разные: бурные и творческие движения в обществе, культуре, науке с одной стороны и сравнительная бездвижность и охранение прошлого в церкви – с другой.

34. В результате такого отношения к миру церковь очень многое утратила. Произошло великое отступление, потеря веры. Общество, культура и государство дехристианизировались. Церковь перестала быть вождем своего народа, не влияла на творческие устремления в обществе, культуре, государстве. 35. Идеалы древней и византийской церкви, идеалы святых отцов о теозисе, обожении твари, преображении и воцерковлении мира, о христианизации всего общества и государства как объекта спасения наравне с личностным спасением людей – все эти идеалы померкли и потускнели.

36. Только в XIX веке против этих тенденций возникла мощная реакция русской религиозно-философской и богословской мысли. Начался процесс оживления и обновления, который прервали события 1918 года.

IX. Русское возрождение XIX и начала XX века

37. С момента своего возникновения русская религиозно-философская и богословская мысль отмечена искренним и глубоким общественным пафосом. Она всегда была направлена на общее дело, горела идеей «Царствия Божьего» и нетерпеливой верой в скорое его пришествие. Вместе с тем русская религиозно-философская мысль была конкретной, положительной, прагматической: она предлагала проекты преобразования мира путем братского единения людей в «святой соборности», в справедливом устройстве общества. Русские мыслители всегда хотели и стремились к реальному действию, к непосредственному воплощению слова в дело.

38. Можно смело сказать, что ни в одной христианской стране социальный характер христианства и задача «спасения мира» не были так глубоко восприняты, как в России. Все направления русской философии и общественной мысли: славянофильство и западничество, народничество, социализм, анархизм, толстовство; и те, которые исповедовали Христа и признавали Церковь, и те, которые отвергали их, – все в сущности были явлениями христианского духа, событиями нашей христианской истории, свидетельствующими о необычайной напряженности религиозно-общественных исканий.

39. Была проделана громадная работа по подготовке к перестройке (используя модную современную терминологию) всего общества и к фундаментальному, радикальному обновлению церкви «с головы до ног». Все было готово для созыва Собора, который должен был провести реформы и обозначить основные вехи обновления. Однако было уже поздно.

40. Грянула революция и вслед за ней возникла беспрецедентная разруха, кровавая гражданская война, голод и тягчайшие испытания для церкви. Собор вынужден был прекратить свою работу, прервав и не завершив нормальный канонический процесс обновления.

41. Движение за обновление было пророческим, оно призывало церковь и общество к покаянию и обновлению (для прощения грехов, см. Лк 3:3). «Сотворите же плоды, достойные покаяния» (Лк 3:8), ибо «уже секира при корне древа лежит; всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь» (Лк 3:9). Однако это был «голос вопиющего в пустыне» (Лк 3:4).

42. После этого для церкви наступило время не только «крещения покаяния», но – для многих тысяч – и «крещения кровью» (ср. 1 Ин 5:6), как в древней церкви, в период первых трех веков ее существования и свидетельства о Христе. Как сказано в пророчестве, мы все «от руки Господней приняли вдвое за грехи свои» (Ис 40:2).

43. Так начался для нас, для церкви и всего общества, новый период безраздельного господства одной идеологии, абсолютного догматизма, утопического максимализма сложившейся после революции тоталитарной системы.

44. Только теперь – с перестройкой – открылись для нашей церкви и нашего общества перспективы обновления.

45. Приветствуя все положительное в современном развитии страны, что открывает новые возможности и горизонты для свидетельства о Христе в нашем обновляющемся обществе, Церковь сама должна измениться, обновиться «с головы до ног», «отложить прежний образ жизни» (Еф 4:22) и «ходить... в обновленной жизни» (Рим 6:4).

X. Заключение. Общий смысл покаяния и обновления

46. Со всем смирением и покаянием мы должны исповедать, что уже в течение многих веков являли себя непослушными Господу «быть солью земли, быть светом миру» (Мф 5:13-14), верно и бдительно «стоять на страже» (Ис 21:6) в полуночном мраке настоящего времени. И эта исповедь-покаяние должна быть не просто эмоциональным благочестивым красноречием.

47. Господь говорит через пророка: «Разве упав, не встают, и совратившись с дороги, не возвращаются?» (Иер 8:4). Μετάνοια (покаяние) влечет за собой рождение нового, ибо «никто не вливает молодого вина в мехи ветхие» (Мк 2:22).

48. Ветхие мехи, в которые мы не должны вливать молодое вино нашего возрождения и обновления, – это наше закоснение в исторических грехах в сфере церковной и общественной.

49. Я пытался выявить и сформулировать эти грехи в предшествующих рассуждениях, в историческом контексте западной (Римско-Католической) церкви в эпоху средневекового папства, византийской и русской средневековой церкви, а также послереволюционного тоталитаризма и максимализма идеологической и политической структуры, господствовавшей в нашей стране.

50. Разумеется, я говорил больше о горьком опыте нашей церкви и общества, поскольку именно у нас острее всего ощущается актуальность покаяния и обновления.

51. Необходимым условием любого обновления является решительный, честный и бесповоротный отказ от всякого утопического максимализма будущих программ и целей. Утопический максимализм оторван от действительности и в случае сопротивления навязываемым идеалам всегда кончается репрессиями, насилием, жестокостью и подавлением всякой свободы, прав и достоинства человека. В случае же неудачи это приводит к застою, окостенению и уходу от действительности в иллюзорный мир внешних форм декларативных украшений неприглядной действительности. Иллюстрация этой истины – средневековое папство, трагедия Византии и охранительный застой, последовавший в православном мире после неудачи священной византийской теократии. Наконец, прискорбный и устрашающий пример этого представляет трагический опыт нашего общества в послереволюционную, доперестроечную эпоху.

52. На этом я хочу закончить свои мысли на тему «Обновление христианина и обновление общества», к которому призывает нас Господь в настоящее время оздоровления нашего общества и открывающихся перспектив обновления церкви. Господь говорит (повторю то, что уже цитировал в начале), это Его призыв и напоминание ко всем нам: «Вот, ты выздоровел, не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин 5:14).

28 сентября 1990 г.

Насколько известно редакции, доклад не был прежде опубликован.
Его подлинник находит ся в архиве о. Виталия,
ныне хранящемся в Свято-Филаретовском институте

Выразительные проповеди о. Виталия невозможно забыть