Traditio translatio est: святоотеческая богословская традиция как непрерывная цепь переводов

Доклад Елены-Алины Патраковой (Свято-Филаретовский православно-христианский институт) на Паисиевских чтениях

 

«Один специалист по устному и письменному переводу в области самолетостроения сообщил, что в своей работе он не посмел применить принципы, которым зачастую следуют библейские переводчики (имеется в виду: слишком свободные, приблизительные. – Прим. ред.). "У нас, – сказал он, – полное понимание есть вопрос жизни и смерти"»¹. Этот пример приводится в книге «Теория и практика перевода», изданной Юджином Найдой совместно с Чарльзом Тэйбером в 1969 году. Лингвист Юджин Найда известен как основоположник теории библейского перевода.

Пожалуй, трудно не согласиться с мыслью о том, что от точности перевода в области самолетостроения действительно может зависеть жизнь экипажа. А можем ли мы сказать применительно к переводам богословских текстов, что полное понимание для нас есть вопрос жизни и смерти? И что следует подразумевать под полным пониманием?

Если говорить о библейских переводчиках, то, несомненно, знаковой фигурой был блаженный Иероним Стридонский, живший в IV веке. Более десятилетия он занимался переводом Библии на латынь. Ему приписывают изречение «Translatio traditio est»: Перевод – это передача (вручение; предание, традиция).

Если вглядеться в оба слова, можно увидеть, что и traditio, и translatio связаны с передачей чего-либо, будь то опыт, наследие, идея или смысл.

Адальберто Майнарди, ученый секретарь монастыря в Бозе, в своем докладе «Предание и перевод в литературной деятельности прп. Паисия Величковского» высказал мысль о том, что богословская традиция может рассматриваться как непрерывная цепь переводов. Так, новозаветные тексты с греческого переводились на латынь, сирийский, позднее – на языки германских и славянских народов. Также и труды греческих отцов переводились на латынь и сирийский, и т. д.². Так, имеет смысл говорить не только о теории библейского перевода, основоположником которой стал Юджин Найда, но и о становлении отдельной дисциплины под названием «Теория и практика переводов святоотеческих текстов» (Traductologie patristica). Эта идея была высказана несколько лет назад румынским исследователем Октавианом Гордоном³.

Современный словенский исследователь Матиаш Чрнивец в своей статье «Богословие перевода» пишет: «Когда Священное Писание впервые переводится на какой-либо язык, тем самым складывается богословское парадигматическое пространство, которое является определяющим для всего последующего богословия на этом языке и оказывает на него сильное влияние. Переводчик играет фундаментальную роль в формировании будущего богословия поместной христианской церкви»⁴.

От точности понимания им того духовного смысла, который заложен в оригинале, может зависеть очень многое. Так, например, блаженный Иероним в самом первом стихе Евангелия от Иоанна «В начале было Слово» переводит греческое слово «Logos» на латынь словом «verbum» (слово) вместо «sermo» (речь) в прежней латинской редакции Священного Писания, известной под названием «Итала». От того, какое слово выбирает переводчик, богословский смысл этого стиха может быть разным. По мнению Матиаша Чрнивца, выбор Иеронима в пользу слова «verbum» придал больше статичности интерпретации этого стиха, что со временем наложило отпечаток на все западное богословие⁵.

Такой взгляд заставляет задуматься о тех трудностях и рисках, с которыми сопряжен любой перевод. С какими бы языками и областями знания нам ни пришлось иметь дело, перевод всегда связан с риском искажения смыслов.

Мы не говорим здесь о курьезных ошибках переводчика, незнакомого с религиозной лексикой. Так, например, на одной конференции человек перевел слова «Сошествие Святого Духа» («Descent of the Holy Spirit») как «Landing of the Holy Ghost» («Приземление Святого Привидения»). Кстати говоря, это в продолжение темы о самолетостроении.

Преподобный Паисий в числе прочих отцов переводил прп. Исаака Сирина с греческого на славянский. Однако оригинал был на сирском, а существовавший в то время греческий перевод имел свои недостатки. Во-первых, в греческом переводе было много трудных мест, которые были опущены переводчиком. Кроме того, сирский язык, как и другие восточные языки, весьма отличаясь по своей конструкции от европейских языков, не поддается буквальному переводу на них. Хотя греческий перевод и старался быть буквальным, однако, отчасти от неумелого выбора значений сирских слов, отчасти от самой буквальности, происходило искажение смысла⁶.

Теория перевода щедра на подобные примеры, и некоторые исследователи даже всерьез ставили вопрос о том, возможен ли перевод в принципе.

Итальянская поговорка «traduttore – traditore» («переводчик – предатель») похожим образом звучит и на английском: «translator – traitor». Как нетрудно догадаться, ее смысл в том, что любой перевод не способен со стопроцентной точностью передать форму и содержание оригинала.

Как же быть? Как переводчику сохранить верность оригиналу и не стать «предателем»? Особенно если это касается библейских, святоотеческих, богослужебных переводов, где точная передача духа и смысла является вопросом жизни и смерти не в меньшей, а то и в большей степени, чем в самолетостроении?

Знаменательно, что в Нямецком монастыре в Румынии с 1997 года существует музей, посвященный прп. Паисию как переводчику и воплотителю в жизни Добротолюбия («Sfantul Paisie de la Neamt – traitor si traducator al Filocaliei»). На первый взгляд, английское traitor (предатель) пишется почти так же, как и румынское traitor («живой, живущий»; в данном контексте – «тот, кто воплощает в своей жизни что-либо»). Однако в контексте нашей темы эта игра слов позволяет нам увидеть альтернативу тому тупику, в котором мы оказываемся, когда видим в переводе неизбежные потери каких-то нюансов. «Traducator – traitor»: переводчик – тот, кто проживает переводимый им текст, тот, кто имеет опыт той жизни, той реальности, которая стоит за этим текстом.

Верность этому опыту жизни, откровению этой реальности – вот что дает шанс в библейских и святоотеческих переводах избежать роковых искажений.

Если слово расходится с жизнью, то как его ни назови или ни переведи – verbum или sermo, оно останется мертвым. Если проповедник не живет тем, о чем он проповедует, его проповедь не будет иметь силы. Точно так же если переводчик богословского текста не имеет опыта приобщения к той реальности, которая стоит за этим текстом, его перевод почти неизбежно будет искажением при внешней грамотности.

Перефразируя блаженного Иеронима («translatio traditio est» – перевод как предание), мы можем посмотреть и на предание как на перевод: «traditio translatio est» – как применительно к святоотеческой традиции богословия, так и в более широком смысле.

В переводе верность букве в ущерб общему духу и смыслу оригинала неизбежно приведет к искажению. Точно так же и в Предании Церкви, в свяоотеческой богословской традиции жизненно важна верность не только букве, но и Духу.

Верность букве в ущерб Духу как раз может привести к предательству, о чем свидетельствует Евангелие: богоизбранный народ отвергает и убивает Христа из верности букве Закона.

Предание Церкви остается живым тогда, когда оно не просто «законсервировано», но «переводится» на язык и реалии каждой новой исторической эпохи. Действительно, перевод – это всегда риск утраты и искажения смысла, а значит, риск омертвения, но в пространстве богословия отказ от перевода из страха перед этим риском опять-таки грозит омертвением. «Переводческий труд становится необходимостью, дабы предание не осталось мертвой буквой»⁷, – говорит в своем докладе Адальберто Майнарди.

В этом смысле мы можем говорить о возвращении святоотеческой традиции богословия в трудах прп. Паисия именно благодаря тому, что он не только переводил святоотеческие тексты, но и проживал их вместе со своей общиной.

---------------

¹ Nida E. A., Taber C. R. The Theory and Practice of Translation. Leiden: Published for the United Bible Societies by E.J. Brill, 1982. P. 1.
² Майнарди А. «Искусство искусств и наука наук». Предание и перевод в литературной деятельности преподобного Паисия Величковского // Предание и перевод. Успенские чтения / Сост. К. Б. Сигов. К. : ДУХ и ЛIТЕРА, 2014. 432 с. С. 54-55.
³ Gordon O. Metodologia traducerii textelor patristice în limba română – premisele unei traductologii patristice în spațiul românesc // Lucrările Conferinței Naționale «Text și discurs religios». Iași, 12-13 noiembrie 2010. Ed. a 3-a. Iași: Editura Universității «Alexandru Ioan Cuza», 2011. Pp. 73-85.
⁴ Črnivec М. Theology of Translation.
⁵ Там же.
⁶ Chabot J.-B. De sancti Isaaci Ninevitae vita, scriptis et doctrina. Paris, 1892. P. 63.
⁷ Майнарди А. «Искусство искусств и наука наук». Предание и перевод в литературной деятельности преподобного Паисия Величковского // Предание и перевод. Успенские чтения / Сост. К. Б. Сигов. К. : ДУХ и ЛIТЕРА, 2014. 432 с. С. 58.

Кифа № 15 (201), декабрь 2015 года