Об истории и псевдоистории Год назад на первое сентября моя дочка, как и другие ученики «началки», получила подарок – книжку «Моя Москва» (которую тут же всех обязали прочитать и пересказать на уроке). Книжка была в стихах, стихи были скверные, и пришлось читать их вместе, а то бы задание осталось невыполненным; дойдя до XIX века, я безмерно устала. Но тут, к моему облегчению, взгляд упал на большое, на целую страницу, изображение храма Христа Спасителя. Я рассказала, как на постройку его собирали деньги по копейке, как хотели почтить память героев 1812 года... «Но потом пришли большевики и взорвали эту церковь», – грустно закончила я и перевернула страницу. А там было вот что: Новая уже страна – СССР теперь она, И совсем другая жизнь – Строим мы социализм... Поднимаются кварталы, Еще краше Москва стала. Это безумие беспамятства в последнее время, как мне видится и чувствуется, стремится прыгнуть на нас из самых разных подворотен. Откуда берутся мифы «Требовать от кого-то платить и каяться за преступления, имевшие место задолго до его рождения, за злодеяния хоть НКВД, хоть латышских легионеров, хоть Тевтонского ордена, хоть хана Батыя – абсурд... Мы обходимся без претензий к нынешнему поколению немцев. Мешает ли это нам заниматься историей Великой Отечественной войны? Напротив, помогает. Потому что история – это одно, а "национальная память" – это совсем другое», – пишет в газете «Взгляд» православный публицист Сергей Худиев. И кто бы спорил с мыслью, что нельзя принуждать к покаянию другого человека! Что нехорошо помнить (а тем более бесконечно припоминать) чужие грехи. Но ведь погибшая Россия – это наша страна, и то, что произошло в советское время, это наша история. И наши грехи: ведь за вину отцов, ненавидящих Бога, страдают дети «до третьего и четвертого рода»1, а до нас миновало три советских поколения; и за это время практически в каждой семье были не только те, кто погиб на войне и в топке репрессий, – увы, были и те, кто отрекался от веры, сотрудничал с «органами», предавал и доносил... По словам Худиева, страна разделилась на условных «наследников жертв» и «наследников палачей», препирающихся друг с другом «как на коммунальной кухне». Может быть, это отчасти отражает «вторичную реальность» ангажированных СМИ. Но на самом деле, в настоящей жизни все гораздо сложнее. Мы все, наследники советского столетия, одновременно наследники и жертв, и палачей. Нам всем нужно исцеление и покаяние. Но пока что этого так и не произошло, и мы ищем выход и утешение в бесплодных мифах, не способных ничего исправить. Муза истории – Клио «Мы не виноваты» Стандартная детская реакция («это не я!») лишь усугубляет последствия падения. Как мы все помним, с рассказа об этом начинается Священное писание. Однако большинство народов, входивших в СССР, нашло психологический выход именно в этом тезисе. Одни ищут утешения, а то и оправдания злобы и агрессии в утверждении «мы не виноваты, это все они, русские!» (что звучит, мягко говоря, довольно странно, если вспомнить национальный состав и советской элиты, и ее репрессивных органов, во многом состоявших из уроженцев национальных окраин). Другие (и прежде всего русские) в свою очередь отвечают: «мы не виноваты, да ничего и не было!», или: «во всем виноваты евреи, (масоны и т. п.)!» Есть еще один вариант мифологии: существование «прекрасного советского прошлого», в котором «ничего такого не было». Если кому-то из наших читателей трудно поверить, что после всех последних лет – открытия архивов, установления государственного Дня памяти жертв политических репрессий (30 октября), ежегодного чтения имен расстрелянных и пострадавших, когда за день людям не удается прочитать и малой части скорбного списка, – кто-то еще распространяет и поддерживает такие мифы, ему достаточно найти в интернете статью «Большевики спасли русскую цивилизацию». Вот лишь одна цитата из этого показательного текста: «...в России одержал верх глубоко народный, русский компонент – большевики-сталинисты. Именно они проявили такие базовые для русской "матрицы" ценности, как справедливость, первенство правды над законом, духовного начала над материальным, общего над частным. Их победа привела к строительству отдельного "русского социализма", физической ликвидации большей части "пятой колонны" (троцкистов-интернационалистов) и невиданным успехам советской цивилизации». Трудно поверить, но на несколько дней эту бесконечно лживую статью выставили даже на сайте одной из епархий РПЦ. Правда, через несколько дней убрали. Селедка с вареньем Впрочем, самое печальное совсем не в том, что на сайте одной из дальних епархий мелькнула статья, излагающая нашу недавнюю историю таким вывернутым наизнанку образом. Грустно и страшно то, что похожие вещи мне приходилось слышать от посетителей открывшейся недавно в столичном Манеже выставки «Православная Русь. Моя история: от великих потрясений к великой победе». Наверное, устроители выставки не рассчитывали на такой эффект; ведь невозможно представить себе, чтобы Патриарший совет по культуре сознательно занимался реабилитацией сталинизма. Вряд ли организаторы могли предвидеть, что выставка, разбитая на две части (первая из которых вполне последовательно и внушительно передает весь ужас гибели прежней России в огне революции и гражданской войны, а вторая, построенная в жанре современной журналистики, показывает «сталинский социализм»2 в виде смешения внушительно показанных свершений и достаточно выразительно обозначенных страшных преступлений), будет подводить посетителей к выводу: «до 1930-х был бардак, а потом Сталин навел порядок; ну а лес рубят – щепки летят...» Возможно, они недооценили степень разрушения элементарного нравственного чувства в большей части современного народа и не ожидали, что вывод в жанре «ну да, отчим убил мою мать и похищал людей, чтобы обратить их в рабство, – но ведь зато какой ремонт благодаря этому отгрохал!» будет хоть кем-то сделан в отношении «отца народов». Или переоценили способность современного человека делать элементарные логические выводы, – например, связать открывающую выставку информацию о темпах роста экономики России в 1913 году (при которых страна очень быстро должна была выйти на первое место в мире) с цифрами, говорящими о страшной цене «сталинской индустриализации». А может быть, недоучли «клиповость» сознания современного человека, при которой в залах «сталинского социализма» он уже забудет мелькнувшие в предыдущих («ленинско-троцкистских») залах сведения о том, что преследования за веру продолжались в течение всего советского периода и наибольшее количество жертв и разрушений пришлось как раз на 1930-е годы... Ну, а уж то, что кто-то из экскурсоводов будет предлагать свою (усугубляющую те искажения восприятия, о которых мы уже сказали) трактовку исторических событий, а бойкие торговцы книгами, воспользовавшись случаем, выложат на самое видное место тома ЖЗЛ3 «Сталин» и «Окружение Сталина», предугадать, видимо, и вовсе было невозможно. В результате выставка, в которую вложено множество сил и средств, на многих посетителей, опрошенных мной, увы, производит впечатление соединения несоединимого, «селедки с вареньем»... Нужно сказать, что слова недоумения и сокрушения в связи с этим мне пришлось услышать прежде всего от православных4. Один из таких откликов был очень выразительным: знакомая сотрудница паломнической службы переадресовала мне вопрос одной из паломниц: неужели и правда святитель Лука (Войно-Ясенецкий) говорил процитированные в одном из стендов слова – мол, хочу низко поклониться Сталину? Ее беспокоило, что будет в головах у бедных семинаристов, которых организованно водят на эту выставку. Цитата и правда оказалась сомнительной: скорее всего, автор этих слов – покойный протоиерей Димитрий Дудко, исповедник веры, прошедший лагеря, но сломавшийся после того, как КГБ в 1980 году принудил его к публичному «покаянию» по телевидению, и впоследствии ставший духовником националистическо-коммунистической газеты «Завтра», оправдывающей преступления Сталина. Однако до того, как я занялась поиском источника, я бы не смогла утверждать, что услышать такие слова от архиереев невозможно; это было бы очень опрометчивым. Увы, именно к тому, что высшие лица церкви станут публично говорить слова, в которые не верят, – или потому, что у них связаны руки, или потому, что они вступили ради блага церкви в опасную игру с теми, кто может на их место продвинуть человека, уже от всей души, а не скрепя сердце произносящего похвалу живодерам, – вела вся история после «второго восстановления патриаршества» в 1943 году. Те, кто решительно не соглашался играть в эти игры, как сщмч. Кирилл (Смирнов) и многие другие, к этому времени давно были физически уничтожены. Те, кто в какой-то момент отказывался в них играть, как архиепископ Ермоген (Голубев), отправлялись – даже в относительно «вегетарианские» годы – фактически в заточение. Это совсем не значит, что все остальные были предателями интересов церкви; для многих из них девизом стали слова свт. Тихона: «Пусть погибнет имя мое в истории, лишь бы Церкви была польза». Но в результате в любой цитате, даже вполне подлинной, мы имеем право сомневаться: ведь мы никогда не узнаем, почему были сказаны те или иные слова, какой «торг» стоял за ними и что на самом деле думал тот, кто их произнес. Все советские годы публично произнесенное (и не только представителями церкви) слово почти всегда вынужденно говорилось на «эзоповом языке», и несогласие, иронию и осуждение нужно было «вычитывать между строк». Предполагалось, что всякий более или менее сообразительный человек в силах это сделать. В поисках правды Между тем именно сейчас, накануне столетия трагических событий, изменивших судьбу нашей родины и всего мира, нам жизненно необходимо понять, где же правда. Мы уже поняли, что ее трудно найти в цитатах, даже документально подтвержденных. Бесполезно искать ее и в каких-то легко все обобщающих схемах. Как я уже писала, прорывом к правде я считаю солженицынское «Красное Колесо». Именно таким взглядом, мне кажется, мы и должны смотреть на наше прошлое: спрашивая себя и друг друга, что же сломалось и как это исправить. И в перечень событий, которые нужно было бы прежде всего оценить соборным разумом, входит очень многое, далеко вышедшее за рамки «Апреля 1917» (этим «узлом повествования» заканчивается эпопея – у Солженицына просто не хватило времени на то, чтобы продолжить ее дальше, разве что в беглых конспектах, в набросках, доходящих до весны 1922 года, в том числе до кампании по изъятию церковных ценностей и обновленческого раскола). Солженицын писал свою самую большую книгу фактически всю жизнь. Наивно думать, что поиски правды возможны без труда и пота, без боли. Но все это невозможно не делать, если мы хотим вместе вложить в дело осмысленного взгляда на прошлое (а без такого взгляда невозможным становится и осмысленное будущее) и свою скромную лепту. Поэтому перед приближающимся столетием Октябрьского переворота, Поместного собора 1917-1918 гг. и возрождения братского движения в Русской православной церкви «Кифа» планирует начать публикацию серии исторических статей. В центре нашего внимания будут события начала XX века. Александра Колымагина ---------- 1 Исх 20:5. 2 Так охарактеризована эпоха в названии, данном соответствующим залам выставки. 3 Полное название серии – «Жизнь замечательных людей». 4 Отчасти недоумение это проявилось в обзоре портала «Православие и мир». Кифа № 15 (201), декабрь 2015 года |