8 января исполняется 108 лет со дня рождения Ефросинии Керсновской

У этой женщины удивительная судьба. Репрессированная в 40-м году, она попала в Сибирь, на лесоповал. Не желая мириться с бесконечными унижениями и издевательствами, Ефросинья Керсновская бежала, пройдя по тайге полторы тысячи километров. В конце концов, она была поймана органами НКВД и за попытку побега ее приговорили к высшей мере наказания. Но случилось невероятное. Перемалывающая миллионы жизней система ГУЛАГа сжалилась. Смертная казнь Ефросиньи была заменена 10-ю годами исправительно-трудовых лагерей. После своего освобождения Керсновская написала удивительные мемуары. В них она рассказала о 20 годах, проведенных в ссылках, тюрьмах и лагерях. Это 12 толстых тетрадей и 680 карандашных рисунков. В это трудно поверить, но ссылка была ее добровольным выбором. И на то у нее были свои глубоко личные причины.

Эта история о том, что человек может все преодолеть, даже если его унижают и бьют; о том, что человеком можно остаться, независимо от того, целятся ли в тебя, или целишься ты; о том, как жизнь становится житием.

8 января 1908 года в Одессе в семье юриста-криминолога Антона Керсновского родилась девочка, которую назвали милым и даже забавным для нашего слуха именем Фрося – Евфросиния. Ее предок по линии отца, поляк, был посвящен в рыцари с девизом «Верный и храбрый». Судя по всему,  верность и храбрость девочке передались по наследству.

Ефросиния Керсновская незадолго до ареста

У безмятежного детства обычно короткий срок, а у детей революции его практически и не было. Нежная задумчивая девочка исчезла, когда в 1919 году, в разгар Гражданской войны, отца в числе других царских юристов арестовали и только чудом не расстреляли. Посреди ночи семью разбудил стук сапог и лязг прикладов. Отец успел только благословить иконой плачущих от страха жену и детей, и его увели. Фрося с братом в ночных сорочках бежали за конвоем. Мама бежать уже не могла. Она стояла посреди темной пустой улицы и только кричала совершенно бессмысленные и потому еще более страшно звучавшие слова: «Тоня, вернись! Вернись!»

Когда отца все-таки отпустили, семье удалось уехать в Бессарабию (в то время – часть Румынии) и поселиться в родовом имении в деревне Цепилово, поближе к остальным родственникам. Другое их поместье уже разрушили солдаты, бежавшие с фронта в 17-м году...

За каждодневными заботами родители не забывали об образовании детей. Евфросиния и ее брат получили хорошее воспитание (старший брат Антон в середине 1920-х годов уехал учиться в Европу и поселился в Париже, став впоследствии известным в Русском зарубежье военным историком).  Фросе привили любовь к литературе, музыке, живописи, она в совершенстве освоила французский язык, хорошо – румынский и немецкий, неплохо говорила на английском, испанском, итальянском языках.

После гимназии Евфросиния окончила еще и ветеринарные курсы. Жизненные условия изменились, нужно было приобретать как можно больше действительно полезных навыков.  Поскольку отец совсем не интересовался хозяйством, то им начала заниматься Евфросиния. Тогда это была постоянная работа в поле, своя земля, свой скот, свой дом, которые нужно было содержать без помощи наемных рабочих и тем более прислуги. На 40 гектарах Евфросиния выращивала виноград и зерно, а после смерти отца – чтобы расплатиться с его кредиторами – ей пришлось начать выращивать зерно на поставку на экспорт. «Когда умер отец, которого я боготворила, – вспоминала она, – мне было не до слез: надо было спасать маму, чуть было не умершую с горя. Спасать не только ее жизнь, но и рассудок, которого она чуть не лишилась – так велико было ее горе...» А в редкие свободные часы она любила кататься на лошадях или ходить с двоюродными братьями и сестрами к морю.

Летом 1940 года Бессарабия вошла в состав СССР и была преобразована в Молдавскую ССР. Сразу же начались массовые репрессии, и уже в июле Евфросинию с матерью выселили из дома с полной конфискацией имущества. Солнечный свет в листве сада, решето малины для вареников и мама в стоптанных шлепанцах на крыльце дома – последнее, что запомнила девушка из мирной жизни. Ни сад, ни дом, ни это горячее от солнца крыльцо больше ей не принадлежали. Какое же это счастье, когда мама просто выходит тебе навстречу и солнечные блики слепят ей глаза... В обычной жизни этого ведь совсем не ценишь.

Когда дядя Евфросинии, тоже лишённый имущества, вместе с многодетной семьей уехал в Румынию, она, желая уберечь мать, отправила её в Бухарест, а сама осталась и начала искать работу, чтобы хоть как-то ее содержать. Патриотизм – загадочное явление, тем более сейчас совсем не модное. Решение не уезжать Евфросиния объясняла так: «У меня были все возможности в первые месяцы оккупации уехать. Но я русская, хотя во мне течет польская от отца и греческая от матери кровь. И я должна была разделить со своим народом его участь...». Видимо, в то время подобное отношение в Родине прививалось с детства – ее знаменитая ровесница спустя годы написала: «Я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». И к тому же Евфросиния надеялась, что все неурядицы ненадолго и со временем можно будет хорошо зарекомендовать себя перед новой властью и вернуться в родной дом.

Но как «бывшая помещица» она была ущемлена во всех правах, в том числе и в праве на труд, и только в качестве сезонной работницы смогла устроиться на ферму технико-агрономического училища. А потом и вовсе нанималась к разным людям: корчевать пни, заготавливать дрова. Ночевала на улице, потому что, не имея советского гражданства, «подлежала изоляции от общества», и только на зиму её приютила знакомая матери. Накануне выборов 1 января 1941 года ей все-таки выдали советский паспорт. А на выборах она единственная перечеркнула весь бюллетень, потому что среди кандидатов увидела имя женщины, которая до установления советской власти «работала» проституткой.

Вскоре её арестовали и начались годы тяжелых испытаний, о которых Ефросинья Керсновская подробно рассказала в своих  книгах «Сколько стоит человек».

Мемуары Евфросинии Керсновской стоят в одном ряду с произведениями Александра Солженицына, Варлама Шаламова, Евгении Гинзбург, Анастасии Цветаевой, Алексея Арцыбушева. Но, для чтения именно ее воспоминаний требуется больше духовных и душевных усилий.

Тем не менее есть не только читатели этих книг, но и люди, занимающиеся исследованием жизни Евфросинии Керсновской. Об одном из таких энтузиастов, собирающем не только документы, но и всех людей, которые хоть как-то пересекались с ней, – Ауреле Елисеевиче Маринчуке – рассказывается в одном из последних номеров «Кифы».

страница из мемуаров Ефросиньи Керсновской

 

Подготовила Надежда Арестова

Кифа № 1 (202), январь 2016 года