Сколько в человеке человека?

Светлана Алексиевич стала лауреатом Нобелевской премиипо литературе в 2015 году

 

«Перед лицом того, что делается, перед Крестом, перед смертью, перед душевной агонией людей произнесём суд над мелкостью, ничтожностью нашей жизни – и тогда мы что-то сможем сделать: молитвой, образом нашей жизни и, может быть, даже чем-нибудь более смелым и более творческим».

Митрополит Сурожский Антоний

12 мая состоялась встреча архангельских малых православных братств во имя Михаила, Гавриила и Рафаила с коллективом Архангельского областного молодёжного театра. Поводом для общения стал спектакль «У войны не женское лицо» по одноимённой повести Светланы Алексиевич. Братства не первый раз встречаются с творчеством писательницы. В 2009 году мы были на режиссёрской читке будущего спектакля «Зачарованные смертью», поставленного Авторским театром Олега Дмитриева (Петербург) по одноимённой повести Светланы Алексиевич.

В постановке поражает глубокое и тонкое актёрское проникновение в образы женщин, встретившихся с «хищным и отвратительным» лицом войны и удивлённых, что, несмотря ни на что, они не научились ненавидеть. Актрисы поделились с нами тем, что режиссёр требовал от них не театральной игры – только искренности, настоящих чувств, как если бы это были не истории женщин из ушедшего XX века, а то, что исходит из глубины человеческого вообще.

Мы спросили у актёров, как они выстраивали свою роль, как проживали её. Какие интонации, акценты книги стали для них ключевыми? Нас интересовало, что значит осмысление войны лично для каждого из нас? Как человек может отвечать за происходящее рядом с ним? Как передать в художественных образах пережитое человеком на войне? А главное, что передавать? С. Алексиевич в первую очередь интересует «человек перед лицом собственной невозможности». Она пытается понять, «сколько в человеке человека». Образы прозы писательницы очень страшны иногда. Чем преодолевается «мрак» «хищного» мира войны, по словам С. Алексиевич, в спектакле и как вообще это можно преодолеть?

Очень важными для нас стали слова Н.А. Бердяева о том, что «войну можно принять лишь трагически-страдальчески. Отношение к войне может быть лишь антиномическое. Это – изживание внутренней тьмы мировой жизни, внутреннего зла, принятие вины и искупления. Благодушное, оптимистическое, исключительно радостное отношение к войне – недопустимо и безнравственно. Мы войну и принимаем, и отвергаем. Мы принимаем войну во имя её отвержения. Свержение милитаризма – одна из целей нынешней войны. Милитаризм и пацифизм – одинаковая ложь. И там, и здесь – внешнее отношение к жизни. Принятие войны есть принятие трагического ужаса жизни. И если в войне есть озверение и потеря человеческого облика, то есть в ней и великая любовь, преломленная во тьме».

Размышление о словах митрополита Антония Сурожского: «Недостаточно слегка посочувствовать, недостаточно говорить о том, что "мы ничего сделать не можем": если бы мы стали в такой молитве, если такое наше состраданье исключило бы из нашей жизни всё то, что слишком мелко для того, чтобы стать перед лицом ужаса земли, то мы стали бы людьми, достойными Христа, и тогда, может быть, наша молитва тоже вознеслась бы, как пламя сожигающее и просвещающее, тогда, может быть, вокруг нас не было бы той косности, того безразличия, той ненависти, которые вокруг нас живут и процветают, потому что мы ничему злому помехой не являемся там, где мы есть. Перед лицом того, что делается, перед Крестом, перед смертью, перед душевной агонией людей произнесём суд над мелкостью, ничтожностью нашей жизни – и тогда мы что-то сможем сделать: молитвой, образом нашей жизни и, может быть, даже чем-нибудь более смелым и более творческим», – стало закономерным итогом встречи.

Мы поблагодарили актёров театра за возможность такого доверительного диалога, за искренность и готовность делиться с нами своими открытиями.

Ирина Пономарёва

Кифа № 12 (198), октябрь 2015 года