Пройдя до половины Вот уже полгода «Кифа» задумывается о 25-летии Преображенского братства и вспоминает самые разные события, происходившие за эти годы, последовательно продвигаясь по линии времени. За половину юбилейного года мы не спеша дошли примерно до середины двадцатипятилетнего срока, которая (конечно, случайно!) совпала с рождением нашей газеты. Так что в каком-то смысле мы и тогда, и сейчас оказались в центре нашей общей истории – правда, в центре сугубо хронологическом. Но почему бы этому не стать предлогом к тому, чтобы подумать – а что же на самом деле было в центре нашей 25-летней истории всё это время? Правда, чаще всего у нас не было времени об этом задуматься: усилия по строительству общей жизни по Евангелию, по сознательному вхождению в Церковь очень быстро столкнулись с таким противодействием среды, что наша жизнь в чём-то стала похожа на эпический боевик.  «И съехались посреди поля брани Эомер с Арагорном; они соскочили с коней, оперлись на мечи и радостно взглянули друг на друга. – Вот мы и встретились, прорубившись сквозь полчища Мордора, – сказал Арагорн. – Помнишь, я предсказывал тебе это в Горнбурге? – Да, предсказывал, – отозвался Эомер, – однако надежда обманчива, а я не ведал, что ты прозреваешь грядущее. Но вдвойне благословенна нежданная помощь, и никогда ещё не было встречи отрадней. – И они крепко пожали друг другу руки. – В самую пору встретились мы, – прибавил Эомер. – Ещё бы немного, и ты запоздал. Нас постигли горестные утраты. – Что ж, сперва расплатимся, поговорим потом! – сказал Арагорн, и они поехали в битву бок о бок». Такой жанр, несомненно, не предполагает неспешного размышления ни над тем, что происходит вокруг, ни над тем, что происходит с тобой самим. И хотя время от времени братство останавливалось и размышляло о своем призвании, об основных принципах своей жизни, но размышления эти не имели ничего общего с историософией, да и времени для этого прошло слишком мало. Конечно, никакая газетная публикация не восполнит этот пробел. Но всё-таки попробовать подумать стоит. * * * Центр истории далеко не всегда оказывался в поле зрения историков. Самое главное за все её тысячелетия событие и вовсе прошло мимо них и открылось бедным рыбакам – «младенцам». Нужно сказать, что с обывательской точки зрения это не принесло им ничего хорошего – да и вообще логика мира сего остерегает: нет ничего хуже, чем «жить в эпоху перемен»; как писал две тысячи лет спустя поэт Николай Глазков: Век двадцатый – век необычайный.
Чем столетье интересней для историка,
Тем для современника печальней! Но всё изменяется, если история соприкасается с вечностью. Мы не всегда знаем, в какой момент это происходит; нет таблички, на которой было бы написано: «А теперь начинаются события, которые можно считать не только историческими, но и метаисторическими». Более того, с теми, кто оказался их достойным участником, может произойти то, что описал Льюис, говоря о праведниках: «Они думали, что идут пустыней, юдолью скорби, и вдруг видят, что это был сад, где бьёт животворящий родник». Но всё-таки мы не можем не чувствовать дыхания вечности в те моменты нашей личной жизни, которые поворачивают ход нашей личной маленькой истории – в момент обретения веры, тогда, когда мы оказываемся у стен Церкви и переступаем порог. И братство оказалось тем местом, где почти все мы встретили этот самый главный момент своей жизни. Никто из нас не может забыть то, что происходило при его воцерковлении, и даже когда суета, усталость или уныние затемняют память, в глубине сердца всё равно это остаётся как опора, как то подлинное, что не даст обрушиться. Как краеугольный камень. И вот прошло 25 лет, и нужно оглянуться и сказать, что было в центре этого маленького отрезка истории. Но как сказать? Кто мы такие, чтобы оценивать свою жизнь в таких масштабных категориях? Не будет ли это пустым бахвальством, высокомерным «раздуванием щёк»? Вот апостолы – те и правда оказались в самом центре истории. Или святые. Новомученики... Но мы-то – не они. Мы маленькие, и родились мы в грустное, бездарное время, время обманутых надежд, в те 25 лет, когда было бесславно растрачено наследие исповедников и просто искателей правды. И какой в этом смысл, и где центр? Разве мы не на обочине? * * * А вот в этом месте нужно, несомненно, поменять и угол, и точку зрения. То, что человек оказался в центре истории, не говорит ничего о самом человеке, и чаще всего он сам действительно оказывается маленьким. Так что если мы, размышляя о том, чему стали свидетелями и участниками, слишком много думаем о своих размерах, это говорит лишь о нашем эгоцентризме, о том, что во всём мы видим прежде всего не то, что происходит, а себя, любимых. Что же в этом случае важно? Я думаю, важны лишь две вещи. Первая – понять, где правда, а где неправда в том месте и в том времени, в котором ты оказался. Как я уже сказала, к этой правде и подлинности братской жизни каждый из нас прикоснулся – и это важно помнить, что бы ни случилось, в этом центр нашей жизни. А вторая – нужно не отступить там, где от тебя что-то потребуется. Не могу и здесь не вспомнить фрагмент апологетического толкиеновского эпоса. Один из главных героев «Властелина колец» – простой садовник Сэм Скромби, и говорит он нарочито просто; образ его был всегда связан для Толкина с воспоминанием о тех простых солдатах Первой мировой, с которыми он вместе воевал, тех, кто вынес на своих плечах главную тяжесть войны. Оказавшись на подступах к цитадели врага, которую позже без его верности так и не удалось бы сокрушить, Сэм размышляет (и если честно, мне часто приходилось вспоминать эти слова в периоды гонений на братство): «Знали бы, куда идём, нипочём бы здесь не оказались. Но это, наверно, всегда так бывает. К примеру, те же подвиги в старых песнях и сказках: я раньше-то говорил – приключения. Я думал, разные там герои ходят ищут их на свою шею: ну как же, а то жить скучно, развлечься-то охота, извините, конечно, за выражение. Но не про то, оказывается, сказки-то, ежели взять из них самые стоящие. С виду оно так, будто сказочные люди взяли, да и попали в сказку, вот как вы сказали: сюда и шли. А они небось вроде нас: могли бы и не пойти или пойти на попятный двор. Которые не пошли – про тех мы не знаем, что с ними дальше было, потому что сказки-то не про них. Сказки про тех, кто пошли – и пришли вовсе не туда, куда им хотелось, а если всё хорошо и кончилось, то это как посмотреть». * * * Как-то грустновато, конечно, получилось. Неюбилейно. Но это только если смотреть с секулярной точки зрения. А мы ведь знаем, что путь идёт дальше. И несмотря на то, что всё человеческое имеет начало и конец, в измерении богочеловеческом этот путь становится вечным. Александра Колымагина Кифа № 9 (195), июль 2015 года Еще статьи по этой теме: О тени уныния и радостных батюшках. О том, как рождались интервью, вошедшие в юбилейный сборник, приуроченный к 25-летию Преображенского братства, вспоминает Сергей Смирнов >> «По мере удаления от Москвы интерес к нам рос, а страх перед общением уходил...» Из дневника и путевых записей Т.К. Покровской (Наумченко). Июль 1999 года >> Что за комисиия, Содатель... Из интервью с Давидом Гзгзяном >> Как родилась «Кифа» >> Очень важно было то, что мы всё-таки боролись. Продолжение серии публикаций к 25-летию Преображенского братства: снятие несправедливых прещений со священника Георгия Кочеткова и его 12 помощников в 2000 году >> Мы хотели открыто рассказать, что делает братство. Интервью со священником Георгием Кочетковым >> Все эти годы публикуем не только доклады участников конференций, но и всю дискуссию. Интервью с руководителем издательства Преображенского братства Кириллом Мозговым >> «Мы только что воцерковились, это было наше первое паломничество.» Первые большие паломничества (1995-1996 годы) >> Это было чудом. К 25-летию Преображенского братства: приобретение помещений Свято-Филаретовского института (1995-1996 годы) >> Немного о гонениях. Продолжение публикации к 25-летию Преображенского братства >> В то время в России почти никто не знал труды о. Николая Афанасьева >> Преображенскому братству исполнятся 25 лет >> |
