13.03.2015 г.

В то время в России почти никто не знал труды о. Николая Афанасьева

Мы продолжаем публиковать материалы к 25-летию Преображенского братства

Сегодня это воспоминания о прошедших в четвертый год жизни братства Афанасьевских чтениях. Обращаться к событиям двадцатидвухлетней давности сложно. Некоторые из участников Чтений не смогли вспомнить ничего, кроме общего ощущения содержательности докладов и того, что конференция проходила во время кровавых событий октября 1993 года. Тем не менее несколько человек поделились с нами своими воспоминаниями.

Из прозвучавшего на Чтениях доклада протопресвитера Виталия Борового

В трудах о. Николая можно много найти канонических обоснований служения мирян в Церкви. Потому что основа Церкви – не Патриарх и пресвитеры, все вместе взятые, а вы, миряне. И это нужно иметь в виду при обсуждении создавшегося критического положения в жизни церкви, при обсуждении современных наших условий. Конечно, раньше это надо было делать... Когда начинается паралич власти, где бы то ни было – в обществе, государстве, в Церкви, до добра это никогда не доводит. Потом приводит к борьбе, а потом – поздно: или надо задавить кого-то, и ты будешь виновен, что ты задавил, а не задавил – так задавят тебя. Поэтому в этом отношении служение мирян в Церкви – для нас острый вопрос. Я не напрасно говорю «служение». Отец Николай правильно обосновал служение мирян, ссылаясь на древнюю Церковь. Это ведь было настоящее служение – участие в священнослужении, участие в управлении, участие в учительстве, не в ущерб священным полномочиям епископов, а наоборот, в полной гармонии с ними.

...А впереди у нас – организация христианской молодёжи. Союз братств уже есть, а ещё будет <союз> сестричеств, и другие ещё будут. Будут!

Сегодня не многие помнят Афанасьевские чтения, которые Преображенское братство и Московская Высшая православно-христианская школа (будущий Свято-Филаретовский институт) проводили в 1993 году. А Вам что больше всего запомнилось?

Священник Георгий Кочетков: Когда мы решили проводить Афанасьевские чтения, почти никто в России ещё не слышал о протопресв. Николае Афанасьеве. Помню, когда я брал благословение в епархии у епископа Истринского Арсения (тогда он ещё не был митрополитом) на конференцию, он спросил: «А кто это? Это батюшка?»

Доклад протопресв. Виталия Борового

Благодаря отцу Виталию Боровому я ещё в 1970-х годах читал основной труд о. Николая «Церковь Духа Святого» (она тогда только что вышла в Париже, в «Имка-Пресс»). А ещё читал в то время эту книжку Саша Огородников, которому я дал её: он в неё впился и не мог оторваться. Я нелегально сделал ксерокопию для будущей библиотеки института. Вспоминая о чтениях, это надо учитывать. Это сейчас о. Николай Афанасьев знаменит, а тогда, в 1993-м году, его действительно никто не знал в нашей стране. И поэтому наша конференция имела большое значение.

Из самой конференции мне больше всего запомнилось, во-первых, то, что приехал сын о. Николая – Анатолий Николаевич. Он впервые попал в Россию – он же уже родился в Париже – и вот в Москве опять канонада, и продолжается Гражданская война. Конечно, Анатолий Николаевич много рассказывал об отце. Во-вторых, не забыть самих событий тех дней: противостояния Белого дома Кремлю.

Ещё для меня лично важен был доклад, который я написал, – «Вера вне Церкви и проблема воцерковления». Я в то время ещё не знал, кто что думает на эти темы. Откуда я мог это знать? Да и почти никто здесь, в России, не мог тогда читать соответствующих статей отца Георгия Флоровского, как, впрочем, и других представителей парижской школы русского богословия. Поэтому некоторые мои тезисы потом вызывали просто шок у тех, для кого Церковь – это только официальное учреждение, в лучшем случае (и то с большими допусками) каноническое. Многие православные считали совершенно фундаменталистски, что границы церкви определяются лишь каноническим единством: те, кто официально находится в евхаристическом единстве, лишь те находятся внутри православия - вот только они и существуют в границах Христовой Церкви. А всё остальное – это спорная зона, или вообще даже бесспорная в смысле негатива, в смысле того, что это и не церковь вовсе. И католики, и протестанты – разве они церковь? А уж за пределами крещёного мира и вообще ни у кого никаких надежд нет... Но я к тому времени уже много лет читал «Вестник РХД», и хотя бы различение – традиционное по духу, по смыслу со времён святых отцов – мистической (или, как говорил потом отец Георгий Флоровский, харизматической) церкви и церкви институциональной для меня существовало как что-то само собой разумеющееся. Церковь с большой буквы и церковь с малой буквы – это одно и то же и одновременно совсем не одно и то же. Но до этой простейшей диалектики люди не доходили. Я же так всегда думал и просто взял и описал этот свой опыт, оформил его ещё даже не антропологически, а просто экклезиологически. И этот доклад стал самым цитируемым текстом из всего сборника «Афанасьевские чтения».

Была ли какая-то реакция на Ваше выступление или на другие, были ли серьёзные, острые обсуждения?

Да, конечно. Это же была наша живая среда, это же был Владимирский собор бывшего Сретенского монастыря на Большой Лубянке, в некотором смысле центр мира, потому что это был центр каких-то известных исторических противостояний и противоречий. В то время мы надеялись, что советская власть рухнула безвозвратно, что время гонений на церковь прошло. Но, как потом оказалось, именно после обстрела Белого дома сразу начались гонения на наше братство: буквально в октябре 1993 года патриархом был подписан указ о моём смещении из Владимирского собора, открытого и обустроенного нашим братством, и «переводе» только во второй мой храм – Успения в Печатниках. Предлоги для моего «перевода» были, конечно, абсолютно искусственными, не имеющими отношения к жизни. Я думаю, что сам патриарх не пошёл бы на такое решение: вряд ли он был нами доволен, но и против нас он не был. Это решение ему «подсказали» вполне определённые силы, стремящиеся, как и раньше, не допустить свободы и полноты церковной жизни.

Выступление С.С. Аверинцева

Насколько сложно было в то время собрать такую конференцию?

Всё всегда сложно и всё всегда просто. Когда есть желание, всё можно. «Всё возможно верующему», говорит нам Писание. Вот мы и жили исключительно таким образом.

В проведении конференции участвовали те, кто работал в нашем Институте, который тогда назывался Высшей православно-христианской школой, и кто занимался катехизацией уже много лет. Это был довольно узкий круг, максимум человек сто. К нему присоединились и наши знакомые, такие как Александр Кырлежев и Сергей Бычков. Но самым главным было участие С.С. Аверинцева и отца Виталия Борового. Это были крупнейшие, центральные фигуры церковной жизни того времени. И мы очень хорошо вместе эту конференцию провели, о чём и свидетельствует весь сборник «Афанасьевские чтения». Мы тогда впервые смогли издать материалы нашей конференции, ещё на серой бумаге, как было заведено в те кризисные годы.

Конечно, большинство членов братства не могли тогда ответственно и активно участвовать в происходящем. Это были в основном новопросвещённые, нововоцерковлённые люди, замечательные, но совершенно неопытные. И уж если главный секретарь патриарха, бывший его иподьякон, который прежде много лет возглавлял Учебный комитет МП, не слышал, как я выше уже говорил, ни о каком о. Николае Афанасьеве, то тем более люди, которые только-только воцерковились, ничего этого не знали, не понимали, не слышали, ни в чём толком участвовать ещё не могли. Но для всех важно было общение, проникновение в саму проблематику, попытка соотнесения всего этого с реальной жизнью. Это было удивительное чудо Божье. Никто ничего не боялся, хотя совсем недалеко громыхали пушки и танки. Мы понимали, что вот там идёт внешняя война, а здесь - духовная брань и духовное созидание Церкви и России, что главная-то точка здесь, во Владимирском соборе бывшего Сретенского монастыря, а не у Белого дома. Что здесь творится история.

Михаил Андреевич, не могли бы Вы поделиться своими воспоминаниями об Афанасьевских чтениях?

Михаил Соллогуб, вице-председатель РСХД: У меня сохранились лишь очень смутные воспоминания, потому что это было очень давно, в 1993 году. Я чуть ли не первый раз приезжал в Москву читать лекции, и отец Георгий пригласил меня на Афанасьевские чтения. Они проходили в церкви Сретения Владимирской иконы Божией Матери. Я выступал после Анатолия Николаевича Афанасьева и рассказал, что о. Николай был учителем наших очень видных богословов – о. Александра Шмемана и о. Иоанна Мейендорфа – и что он сыграл огромную роль в становлении экклезиологии нашего Экзархата. Вокруг этой простой идеи и построилось моё выступление.

Сам я помню отца Николая очень бегло, потому что не принимал активного участия в жизни Сергиевского подворья. Я помню только, что хотя он читал лекции и был видным богословом, сам он служил утреннюю раннюю литургию на подворье в 8 или 9 утра. Возможно, из-за моего незнания его судьбы, непонимания, почему он так делал, это осталось для меня неким недоумением: он превозносил общение и встречу общины вокруг единой Евхаристии, а с другой стороны, сам не участвовал в этом общении...

Сохранились ли у вас общие воспоминания об атмосфере того времени?

Я был не первый раз в России, но первый раз приезжал в Россию после 1991 года. Было, конечно, очень волнительно, что конференция проходила именно в этом монастыре. Потом я приходил на литургию в Сретенский храм. Интересно было то, что там в те годы служили точно так, как мы служили в Париже в нашем новосозданном приходе Иоанна Богослова. Помню, незадолго до этого мы ходили с отцом Георгием по Парижу. Мы были близки по своим взглядам, и это тоже сыграло роль в сближении нашей общины, Иоанна Богослова, и Сретенской общины отца Георгия.

Беседовала Александра Колымагина

Вспоминает А.М. Копировский: Моё самое яркое зрительное впечатление от Чтений: мы все сидим на лавочках в огромном соборе Сретения Владимирской иконы Божией Матери бывшего Сретенского монастыря, который тогда уже был наконец-то нами освобождён от организации, его занимавшей. Народу много, президиум сидит на солее справа сбоку, можно сказать, в углу храма. Храм большой, но икон ещё очень мало. За спиной президиума стоит написанная нашей сестрой Ефросиньей-Ларисой Галкиной большая икона Сретения Владимирской иконы Божией Матери. Обстановка ещё неустроенная, очень простая, можно прямо сказать – бедная, но при этом очень живая и очень спокойная.

Конференция проходила в самый разгар правительственного кризиса 1993 года, в дни обстрела парламента. Выстрелы были слышны, особенно когда мы вышли из храма по окончании конференции. Но совершенно не было ощущения, что мы находимся где-то вне этого: закрыли глаза, закрыли уши и говорим о своём. Чтения были посвящены протопресвитеру Николаю Афанасьеву, его экклезиологии, и они были не просто воспоминанием. Отец Николай поднимал самые актуальные для церкви вопросы – Евхаристия, иерархия, роль мирян. Обо всём этом очень нужно было тогда говорить: церковь только-только приподнялась с колен, она только что освободилась. Поэтому было ощущение, что мы говорим о вещах не просто важных, а более важных, чем политическая борьба разных группировок. Да, в этой борьбе, к сожалению, гибли люди, но сами происходящие в Москве события не казались нам великими, судьбоносными, скорее наоборот.

Помню выступление одного участника конференции из-за рубежа. Он сказал, что в России конференции очень плохо организованы, и эта не исключение: всё время такая разнотемность, люди начинают с одного, заканчивают другим, ничего не поймёшь. Призвал выдерживать одну тему. На это отец Георгий ответил, что в такой критике есть доля правды, но всё-таки сейчас, в эпоху жизни церкви, когда определяются её пути, может быть, на очень много лет, мы не можем сосредоточиться на одной узкой богословской теме.

Это правда: если бы тогда мы ушли в специальную дискуссию, как раз и получилось бы, что мы заткнули уши, закрыли глаза и говорим только о своём, совершенно не понимая, что происходит на улице. В этом смысле конференция не теряла своей темы, и она затронула всех присутствовавших.

Отец Георгий сказал в заключительном слове, что мы начали с проблем, поставленных о. Николаем Афанасьевым, и ими же закончили - но с прибылью. Мы говорили те же слова, но они приобрели вес и объём. Они стали живыми, стали нашими.

Те три дня, которые мы провели на конференции, действительно дали прибыль, духовный прирост. И когда мы после этого выходили и слышали разрывы, и что-то сверкало у Останкино, все понимали, что настоящее делается не там. И если церковь сможет раскрыть, явить миру свой бесконечный духовный и культурный потенциал, то эти кровь и разрушения не будут довлеть над всеми и приведшая к ним политическая суета станет никому не нужной.

Анатолий Николаевич Афанасьев и о. Франсуа Эве

Конечно, можно прочитать сборник материалов конференции. Но важнее, благодаря им, опять вспомнить остроту постановки церковных проблем и искать их разрешения с прибылью. Как сказал в своём выступлении тогда Сергей Сергеевич Аверинцев: проходить между Сциллой пессимизма и Харибдой оптимизма, между фундаментализмом и либерализмом ит. д.

Очень многое из того, что звучало тогда, актуально и сейчас. Тогда казалось, что мы - на пороге решения многих застарелых проблем, ощущение подъёма, свободы, силы, красоты христианского богословия коснётся многих. К сожалению, 1993-й год, как потом выяснилось, был последним годом церковной свободы. Воплощение того, о чём мы тогда думали, говорили, отодвинулось очень сильно. Но материалы Афанасьевских чтений в целом ничуть не устарели – именно потому, что почти никто из участников на себя не брал последнего суда по спорным проблемам. Мы пришли к выводу, что серьёзные вопросы поставлены. В этом и был, кстати, положительный итог конференции: мы ставим вопросы, вглядываемся в них, вопросы обретают объёмность, и мы начинаем двигаться в тех направлениях, которые оказались наиболее живыми и актуальными. Экклезиология, прежде всего евхаристическая экклезиология, место мирян в церкви, миряне и клирики - всё это ощущалось как проблемы интересные, живые, совершенно не схоластические.

Впрочем, была и схоластика. Дьякон Андрей Кураев прочёл огромный, на 20 страниц, доклад, раза в два превышавший по объёму самые большие выступления. Он представлял собой не очень внятный набор прекрасных цитат, всё, как оказалось, – ради элементарного идеологического вывода: «духовное причастие», предлагаемое экуменистами как объединяющее все конфессии, вместо обычного церковного, невозможно. Кому, для чего он это говорил?..

Бесценным было выступление сына о. Николая, Анатолия Николаевича. Он рассказывал об отце очень живые вещи, благодаря которым многое в жизни о. Николая становилось более понятным – как происходило его размышление над книгами, что и как у него получалось, что не получалось, с каким трудом приходилось печатать его рукописи (почерк у него был очень неразборчивым).

Хороши были доклады Всеволода Гусева и Александра Дормана о практике церковной жизни соответственно во Франции и США, показавшие, что там есть свои очень острые, иногда болезненные проблемы. Они нас настраивали, как я теперь вижу, на трезвую ноту: не надо думать, что где-то было всё хорошо, и всё здесь пойдет так же, всё будет легко. При этом мы ощущали полное единство и взаимопонимание с теми, кто приехал из-за границы, с парижанами, прежде всего. Ведь у нас разный опыт, но проблемы, в общем-то, оказались одни и те же. Они, конечно, остаются и на сегодняшний день, они не решены, но это не значит, что надо хвататься за голову и говорить: «Какой ужас! Двадцать пять лет почти прошло, а всё так же осталось!» Нет, их надо решать, входя в их глубину, но постоянно делая при этом и определённые внешние шаги. Внешнее и внутреннее должно соответствовать.

Кифа № 3 (189), март 2015 года

Еще статьи по этой теме:

Пройдя до половины >>

О тени уныния и радостных батюшках. О том, как рождались интервью, вошедшие в юбилейный сборник, приуроченный к 25-летию Преображенского братства, вспоминает Сергей Смирнов >>

«По мере удаления от Москвы интерес к нам рос, а страх перед общением уходил...» Из дневника и путевых записей Т.К. Покровской (Наумченко). Июль 1999 года >>

Что за комисиия, Содатель... Из интервью с Давидом Гзгзяном >>

Как родилась «Кифа» >>

Очень важно было то, что мы всё-таки боролись. Продолжение серии публикаций к 25-летию Преображенского братства: снятие несправедливых прещений со священника Георгия Кочеткова и его 12 помощников в 2000 году >>

Мы хотели открыто рассказать, что делает братство. Интервью со священником Георгием Кочетковым >>

Все эти годы публикуем не только доклады участников конференций, но и всю дискуссию. Интервью с руководителем издательства Преображенского братства Кириллом Мозговым >>

«Мы только что воцерковились, это было наше первое паломничество.» Первые большие паломничества (1995-1996 годы) >>

Это было чудом. К 25-летию Преображенского братства: приобретение помещений Свято-Филаретовского института (1995-1996 годы) >>