«И пела вся многотысячная толпа»

18 января исполняется 151 год со дня рождения святителя Тихона, патриарха Московского

В 1888 году Тихон Беллавин, прозванный товарищами «Патриархом», окончил Санкт-Петербургскую духовную академию. Его однокурсник, впоследствии протопресвитер Константин Изразцов, миссионер в Южной Америке, вспоминал о нём: «Во всё время академического курса он был светским и ничем особенным не проявлял своих монашеских наклонностей. Его монашество после окончания Академии для многих его товарищей явилось полной неожиданностью»

Америка

В 1898 году, через десять лет после окончания Санкт-Петербургской духовной академии, Тихон (Беллавин) был назначен епископом Алеутским и Аляскинским, а вскоре Алеутским и Северо-Американским. Служение в епархии, где ещё свежа была память о свт. Иннокентии Московском, было связано прежде всего с миссионерскими трудами. «Приходил к нам владыка, – вспоминали очевидцы, – жил с нами в бараборе (легкое деревянное строение на Камчатке – Ред.), говорил с детьми и питался нашей пищей». Выносливость нового епископа, терпеливость и скромность вызывали у верующих чувство преданности и уважения.

Большой проблемой епархии в то время являлась нехватка священников. Епископ Тихон решил, что будет готовить их не в России, а в Америке – из людей, которые выросли в этих краях: «Как родившиеся и воспитавшиеся здесь, они будут знать свой народ и его нужды глубже, чем приезжающие из России и начинающие с азов своё знакомство с условиями здешнего быта, с языком и положением церковных дел. Таких местных кандидатов желает сам здешний народ. Как бы ни были хороши священники из России, всё же не все считают их родными».

Работа, проделанная епископом Тихоном за время правления епархией, была огромна. Святейший синод отказал в выдаче субсидий, финансирование собиралось с миру по нитке, но это не помешало расцвести и подняться приходам – их число выросло с 15 до 75. В православие из униатов перешли несколько тысяч человек. Было построено множество храмов, семинария, школы, приюты, организованы Братство Нью-Йоркской церкви и Крестовоздвиженский союз сестер милосердия.

На английский язык были переведены основные богослужебные книги. Эти переводы владыка Тихон лично корректировал. Сам он служил на трёх языках – греческом, церковнославянском и английском.

За девять лет служения владыки епархия де-факто превратилась в полноценную поместную Церковь, многонациональная паства которой общим числом составляла около полумиллиона человек. Через восемьдесят лет Американская православная церковь прославила святителя Тихона как «просветителя Северной Америки». Незадолго до перевода в Ярославль им был созван собор духовенства и мирян епархии, где был выработан примерный устав самоуправляющегося прихода, представляющего собой общину мирян и духовенства и основу всей Церкви.

Поместный собор

На фото в первом ряду слева направо – епископ Нарвский Геннадий (Туберозов), патриарх Тихон и митрополит Петроградский Вениамин. Во втором ряду справа от патриарха – Яков Полозов, его келейник, закрывший святейшего своим телом во время покушения 9 декабря 1924 года; слева от патриарха проф. Иван Гаврилович Троицкий, и.о. проректора СПбДА, далее – проф. Сергей Михайлович Зарин, и.о. ректора. Фото сделано 16 июня 1918 года во время посещения патриархом Санкт-Петербургской академии

В мае 1917 года в Российской церкви была введена выборность епархиальных структур церковного управления; летом того же года в ряде епархий прошли выборы правящих архиереев. 19 июня 1917 года в Москве открылся Съезд духовенства и мирян Московской епархии для выборов возглавителя епархии; 21 июня, посредством тайного голосования, правящим архиереем Москвы был избран архиепископ Тихон.

15 августа 1917 года, в день Успения, литургией, совершённой митрополитом Владимиром (Богоявленским) в кремлёвском Успенском соборе, открылся Всероссийский Поместный Собор 1917–1918 годов. Более половины участников Собора были миряне, хотя и без права голоса при принятии решений. На соборе разгорелась оживлённая дискуссия о высшем церковном управлении. Далеко не все участники высказывались за реставрацию патриаршества; против выступала значительная группа профессоров-богословов из мирян. Но после прихода к власти в Петрограде большевиков прения по вопросу были прекращены, и 28 октября (10 ноября) было принято решение о восстановлении патриаршества.

Избрание было решено проводить в два этапа: тайным голосованием и посредством жребия. Наибольшее число голосов получили (по убывающей) архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий), архиепископ Новгородский Арсений (Стадницкий) и Тихон, митрополит Московский. 5 (18) ноября 1917 года после литургии и молебна в храме Христа Спасителя старец Зосимовой пустыни Алексий (Соловьёв) вынул жребий пред Владимирской иконой Божией Матери, перенесённой из расстрелянного незадолго до того Успенского собора; митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) огласил имя избранного: «Митрополит Тихон». Таким образом, избранником оказался кандидат, набравший наименьшее количество голосов. В тот же день, в 3 часа пополудни, все архиереи – члены Собора собрались в Троицком подворье на Самотёке (резиденции Московских митрополитов). Там к наречённому Патриарху обратился с речью архиепископ Антоний (Храповицкий): «Сие избрание нужно назвать по преимуществу делом Божественного Промысла по той причине, что оно было бессознательно предсказано друзьями юности, товарищами Вашими по академии. Подобно тому, как полтораста лет тому назад мальчики в Новгородской бурсе, дружески шутя над благочестием своего товарища Тимофея Соколова, кадили перед ним своими лаптями, воспевая ему величание как Божиему угоднику, а затем их внуки совершали уже настоящее каждение пред нетленными мощами его, то есть Вашего небесного покровителя Тихона Задонского; так и Ваши собственные товарищи прозвали Вас патриархом, когда Вы были ещё мирянином и когда ни они, ни Вы сами не могли и помышлять о действительном осуществлении такого наименования...»

Под давлением богоборческой власти

Патриаршество в России было восстановлено на тех условиях, что предстоятель не станет ни папою, ни даже патриархом в византийском смысле, а лишь председателем Синода, основанного на выборном начале. Но начавшиеся вскоре гонения и беспокойство патриарха за участь коллег-епископов и прочих сначала соборян, а позднее членов соборных органов при патриархе, часто заставляла его действовать единолично, если такое действие могло повести к преследованиям – чтобы всю ответственность брать только на себя и не подвергать опасности других. Первым таким единоличным актом было патриаршее анафематствование «безумцев» за их «кровавые расправы», поругание храмов, пролитие крови невинных. И хотя в нём ни разу не упомянуты советская власть и коммунисты, а в гражданскую войну немало крови было пролито и не большевиками, патриарх совершенно верно полагал, что именно большевики примут это послание на свой счёт, и поэтому выпустил его во время рождественских каникул, 19 января 1918 года, в перерыве между сессиями Собора. Это же послание призывало верующих образовывать христианские союзы-братства, «которые силе внешней противопоставят силу своего святого воодушевления», а духовенство – призывать народ к «прекращению братоубийственных распрей» и покаянию. Так же в 1922 году патриарх примет лично на себя всю ответственность за указ не отдавать в комиссии Помгола церковные предметы, употребляемые при совершении таинства Евхаристии.

Своё бескомпромиссно отрицательное отношение к братоубийственной войне и пролитию братской крови, от кого бы оно ни исходило, патриарх доказал категорическим отказом передать через посланца белых генералов князя Григория Трубецкого даже сугубо тайное и личное благословение этим генералам. Как вспоминает князь Трубецкой, ничто так не смутило стан белых, как первая патриаршая декларация лояльности по отношению к советской власти – его послание от 8 октября 1919г., которое запрещало духовенству демонстративно становиться на ту или иную сторону в гражданской войне, встречать белых колокольным звоном. Это же послание освобождало Церковь от ответственности за лояльность её членов к новой власти, ибо Церковь теперь была отделена от государства, а следовательно, не несла перед ним «политической» ответственности за своих чад. Поскольку в момент выпуска этого обращения белые были в апогее своего наступления на Москву и их там ожидали буквально со дня на день, невозможно обвинить здесь патриарха Тихона в оппортунизме. Очевидно, он духовно, пророчески увидел неизбежность большевизма как итог исторических грехов России и её Церкви и видел спасение от него только во всеобщем возвращении к Богу, в покаянии, а не в кровавой бойне. И вот, когда все ожидали победы белых, патриарху было мистически дано прозреть, что этой победе не бывать, и надо было приготовить Церковь и церковный народ к бытию в новых условиях, к необходимому гражданскому примирению с неизбежной новой властью.

Такой установки аполитичной лояльности новой власти при внутренней независимости Церкви патриарх Тихон и его Синод придерживались последовательно вплоть до ареста патриарха в мае 1922 года, вернее, до выхода его на свободу в июне 1923-го. Но властей такая внутренне независимая установка Церкви не устраивала. В печати продолжалась травля, а на практике производились административные аресты и ссылки духовенства, как и бессудные расстрелы произволом ЧК, а позднее – организованный властями обновленческий раскол. Как известно, 6 мая 1922годапатриарх Тихон был взят под стражу, а 12 мая совершился обновленческий переворот. Епископы, оставшиеся верными Патриарху, изгонялись с кафедр, ссылались, отправлялись в тюрьмы.

В надежде восстановить управление обезглавленной Церкви и добиться её легализации у советской власти, патриарх Тихон «купил» себе освобождение ценой унизительно-покаянного заявления в Верховный суд РСФСР, в котором буквально возвёл на себя поклёп, называя свою прежнюю политику активно-антисоветской на основании таких посланий, как осуждение Брестского мира в 1918 году, «анафематствование... власти» и «возражение против декрета об изъятии церковных ценностей». Это напраслина, ибо в анафематствовании от 19 января 1918 года советская власть не упоминается ни разу, а возражение против изъятия ценностей было актом защиты Церкви от святотатства и касалось методов, а не принципа изъятия. Заявление оканчивается словами о раскаянии «в этих поступках против государственного строя» и заверением: «...я отныне Советской власти не враг... и решительно отмежёвываюсь как от зарубежной, так и от внутренней монархическо-белогвардейской контрреволюции». Характерно, что в заявлении замалчиваются такие акты патриарха, свидетельствующие о том, что он занимал лояльные позиции по отношению к советской власти, как его послание от 8 октября 1919 года и осуждение Карловацкого ВЦУ. Это явно ему не разрешили «органы», так как такое напоминание делало бы бессмысленным это запоздалое «раскаяние» и подчеркивало бы беззаконность содержания патриарха под арестом. Но для пользы Церкви патриарх был готов и оболгать себя.

Имеющиеся свидетельства о личности святого патриарха не оставляют сомнения, что делал он это не из трусости, а для пользы церковной, как он это понимал. Он считал обновленчество врагом внутренним, подрывающим Церковь изнутри и потому более опасным, чем советская власть, которая была врагом внешним, менее опасным для духовного бытия Церкви. Поэтому он готов был идти на крайние компромиссы с властью в вопросах внешнего бытия Церкви, лишь бы получить хоть какую-то легализацию и этим самым развязать себе руки для противостояния обновленчеству.

Почитание и прославление

Меньше чем через два года, 25 марта (7 апреля) 1925 года, в праздник Благовещения, патриарх скончался в возрасте 60 лет, по официальным данным – от сердечной недостаточности (существует и версия о его отравлении). За несколько часов до смерти он произнёс: «Теперь я усну... крепко и надолго. Ночь будет длинная, тёмная-тёмная».

Анонимно издавшая свои воспоминания свидетельница похорон патриарха Тихона писала: «К Донскому стечение народа было огромное. По приблизительному подсчёту, там перебывало в те скорбные дни не менее одного миллиона людей. Вокруг Донского все ведущие к нему улицы и вся Калужская площадь были запружены народом. Уличное движение по ним прекратилось, трамваи доходили лишь до Калужской площади. Порядок поддерживался рабочими-распорядителями, у которых на рукаве была чёрная повязка с белым крестом. Очередь от Нескучного – версты 1,5 от монастыря – шла по четверо в ряд. Передвигались до собора более трёх часов. Беспрерывно пополняясь у Нескучного вновь прибывающими, этот медленно день и ночь движущийся людской поток не походил на обычные "хвосты". Это было торжественное шествие. ...В день погребения Патриарха погода стояла чудесная – тёплая, ясная, весенняя. Служба, по установленному чину, началась в 7 часов утра и продолжалась до наступления темноты. Двери собора были открыты настежь, так что не поместившимся внутри его и стоявшим впереди было слышно богослужение, а пение доносилось и дальше. От вторивших ему передних рядов оно перекатывалось в задние, и пела вся многотысячная толпа. Это было заупокойное служение всенародное. Духовный и молитвенный подъём был так велик, что даже не слышалось плача. Это было не только погребение Патриарха Тихона, но и всенародное его прославление».

1 ноября 1981 года патриарх Тихон был прославлен в лике новомучеников и исповедников Российских Архиерейским Синодом РПЦЗ, а 9 октября 1989 года – канонизирован Архиерейским Собором РПЦ и ныне стоит во главе Собора новомучеников и исповедников Российских. Канонизация святителя Тихона была первым шагом к прославлению новомучеников и новых исповедников, пострадавших в годы революционной смуты и большевистского террора.

-----------------------------------------

В материале использованы статья проф. Д.В. Поспеловского «От Патриарха Тихона к митрополиту (Патриарху) Сергию: преемственность или предательство?» (Церковь и время. 1992, № 3) и публикация Жанны Сизовой «Забытая миссия патриарха Тихона» (Вода живая. 2015, № 1)