Мы вместе говорили «Аксиос»

Своими воспоминаниями о пресвитерском рукоположении о. Георгия Кочеткова делятся члены Преображенского братства

Священник Георгий Кочетков с братьями и сестрами в день пресвитерской хиротонии. 24 сентября 1989 г., Новодевичий монастырь. Фото Анатолия Мозгова.

А.М. Копировский

Рукоположение проходило в Успенском храме Новодевичьего монастыря. Мы все после литургии подходили к кресту, с которым, по традиции, вышел о. Георгий, поздравляли его. Потом по территории монастыря шли большой группой, радостные, с цветами. Сделали общую фотографию с внутренней стороны ворот. Было ощущение весны, хотя на календаре был сентябрь. Нам казалось, что «зима тревоги нашей позади». Шел 1989 год; еще существовал СССР. Но это рукоположение давало надежду, что предыдущие трудности, гонения от «внешних» - они закончились. У нас было ощущение полного единства. И что мы вместе идем служить церкви и, в каком-то смысле, все на это служение рукоположены.

Это событие было неожиданным или ему что-то предшествовало?

Рукоположение о. Георгия смогло совершиться, потому что был запрос от инициативной группы по открытию храма в г. Электроугли персонально на него. Они искали кандидата в священники и очень боялись, что никто не пойдет, потому что храм был сильно разрушен. С одним из членов этой группы мы вместе работали в музее им. Андрея Рублева, он знал и о. Георгия. Но, насколько мне известно, одновременно с их запросом была и просьба из Павлово-Посада, где он несколько месяцев служил в храме дьяконом. Только просьба шла не из старого, а из другого, новооткрытого храма. Мне рассказывали, что делегации от этих приходов встретились в приемной митрополита Ювеналия, когда пришли подавать заявку.

Слава Богу, что митрополит выбрал для о. Георгия храм в Электроуглях: для всех нас это было доступнее, потому что гораздо ближе к Москве. Храм был, правда, в гораздо худшем состоянии, чем в Павлово-Посаде. Но нам было все равно - ведь назначение в храм было признанием: всё, он может служить, «полоса отчуждения» закончилась! Поэтому у нас было состояние не просто большой радости, а настоящего счастья. Начиналась новая жизнь...

А кто были те люди, которые поздравляли? Вас было много?

Несколько десятков человек, я думаю. Прежде всего, те, кто прошел оглашение или участвовал в нем. Теперь мы были готовы не просто ходить в храм, а именно служить. Через год в Электроуглях многие присутствовавшие на рукоположении были на первом Преображенском cоборе.

То есть это были не только члены первой общины, которая родилась в 1988 году, а еще много других людей?

Да. Мы звонили всем, кому могли, заранее. Рассказывали, что рукоположение назначено на 24 сентября, радовались, что это день памяти преп. Силуана Афонского, считали, что это тоже значимое совпадение.

Александр Михайлович, а митрополит Ювеналий знал подробности биографии о. Георгия?

Наверное, да: и то, что о. Георгий был когда-то старшим иподьяконом у ректора Академии, архиепископа Кирилла (нынешнего патриарха), и что он был патриаршим стипендиатом, и что его выгнали по требованию органов и долгое время он был «нигде», потом был чтецом, хотя и в сане дьякона. Я думаю, эти сведения ему были известны.

То есть со стороны владыки это был смелый шаг?

Мы не знаем всех подробностей. Шло общее «потепление», это чувствовалось. Железные щупальца разжимались. Может быть, сыграло свою роль и то, что о. Георгий никогда не поднимал «волны» в свою защиту: не жаловался, никуда не писал. Хотя его с 1983 года не брали на работу. Ни в светские учреждения, потому что он дьякон, после Духовной академии; ни в церковные, потому что из академии его выгнали, и выгнал известно кто... Наконец, он как-то устроился работать бухгалтером, потом стал чтецом, потом стал служить дьяконом в Заозерье, под Павлово-Посадом, в соответствии со своим саном. Но рукоположение о. Георгия в пресвитеры, которое давало возможность открытой проповеди, пусть пока только в храме, и совершения церковных таинств, было событием неординарным, и требовало определенной смелости от владыки - это безусловно. 

***

 Е.Н. Серова

Я это хорошо запомнила, на всю жизнь, но это очень простые воспоминания. Мы очень ждали этого рукоположения. И когда оно состоялось, наша община (а она была большая, 25 человек) пришла в храм с детьми - у Наташи Седовой трое, у Серовых двое, коляски... Был прекрасный солнечный день, в Новодевичьем монастыре было очень красиво. Кроме нас были люди из круга о. Георгия, которые не вошли потом в общину, в братство, были знакомые, друзья. На службе мы говорили «аксиос», конечно, не пели громко, но участвовали в том, что происходило. Я очень хорошо помню причастие. Отца Георгия поставили слева в углу, и мы все у него причащались. Есть фотография после службы, очень памятная, когда он вышел во двор с букетом цветов и вокруг него - народу... Потом мы поехали к нам домой на агапу. У Вадима в этот день, 24 сентября, был день рождения. Была праздничная агапа общины. Каждый год эти воспоминания стоят перед глазами.

Вы народ специально приглашали?

Оповестили всех, но никого не «зазывали» - все сами прибежали. В Новодевичьем Успенский храм пустой всегда был, а тут пришло много народу.

Что это значило для общины?

Для общины это - новая жизнь была. Мы каждое воскресенье, со всеми малыми детьми садились на электричку и ехали в Электроугли. Даже мысли не было - как это не поехать туда на Литургию.

То есть вы этот храм брали на себя сразу - всё, что в нём надо было делать?

В храме мы не много не успели сделать. Он был совсем разрушен, и когда мы в первый раз приехали на молебен, на нас падал дождь со снегом - там не было крыши. Но власти пошли навстречу и выделили нам подвал в жилом доме, и вот там-то и проходило богослужение. Отец Георгий снял какую-то квартирку в пятиэтажке, где ночевал. Это продолжалось около года, а потом его перевели в Москву.

А народ в Электроуглях собирался, приходил в храм?

Конечно. Были замечательные старушки, верные и добрые, мы с ними дружили. А вот власти к о. Георгию относились очень плохо, гнали его. 

***

С.В. Смирнов

Для меня это было очень важным событием. Хотя я тогда только еще оглашался, мне было понятно, что о. Георгий человек неординарный. Я знал, что он, москвич, служит дьяконом за тридевять земель от Москвы; так что нетрудно было догадаться, что он отнюдь не в фаворе у церковного начальства (о его исключении из Ленинградской духовной академии я тогда, насколько я помню, не слыхал). В то же время, я очень хорошо понимал, что о настоящей духовной жизни он знает отнюдь не понаслышке. Поэтому для меня было очень важно, что его рукоположили. Для меня это означало, что Русская православная церковь способна распознать жизнь и принять ее. Что иерархи могут не просто действовать по каким-то готовым шаблонам, но смотреть на суть дела. Можно даже сказать, что именно это рукоположение меня с РПЦ - с церковью как институтом - примирило. У меня ведь, как и у многих оглашаемых - и тогда, и сейчас - было к нашей церкви множество претензий...

Рукоположение о. Георгия было для меня довольно неожиданным. Окончание прямых гонений на церковь и необратимость перемен были тогда еще под очень большим вопросом. Вроде уже что-то можно, но, может быть, все-таки нельзя? И даже если вынести за скобки внешние обстоятельства, связанные с государственной властью, существовала еще и церковная поляризация. Отец Георгий уже тогда в московской церковной среде был достаточно известен, и кто-то хорошо к нему относился, а кто-то плохо. Так что решение митрополита Ювеналия рукоположить его, думаю, было довольно смелым.

В тот день я был в храме и помню само рукоположение. Отец Георгий пригласил нас, своих оглашаемых, на литургию (мы на тот момент ходили в храм далеко не регулярно). Запомнился митрополит Ювеналий: он был уже совершенно седым и показался весьма и весьма пожилым человеком; примерно как сейчас, спустя 25 лет. Народу было не очень много. Была группа, пришедшая вместе с о. Георгием. Я думаю, человек тридцать-сорок, не больше, но это была заметная часть присутствовавших на богослужении. Они стояли «кучкой», и когда митрополит возгласил «аксиос» (достоин (греч.) - ред.), во весь голос пропели: «аксиос, аксиос». Это, действительно, звучало как свидетельство того, что о. Георгий «достоин». И было очень неожиданно, поскольку обычно все, кроме хора, в этот момент службы хранят сугубое молчание. Это многоголосое «аксиос», наверное, основное моё впечатление от той службы.

Став священником, о. Георгий продолжал вести у нас оглашение, хотя нередко поручал провести ту или иную встречу своим помощникам (ему тогда дали совершенно разоренный храм в г. Электроугли, времени у него стало гораздо меньше). Поскольку я всегда относился к нему с некоторым почтением, тот факт, что он был «повышен в звании», немногое для меня изменил. Да и вообще, на самом оглашении, как мне кажется, рукоположение о. Георгия непосредственно не отразилось. С другой стороны, он впервые смог принимать исповедь и крестить тех, кто еще не был крещен.

Вскоре после нашего воцерковления я стал ездить в приход о. Георгия в г. Электроугли, на литургии, которые служились в подвальном помещении обычной провинциальной «хрущобы». Но это уже было потом...

Беседовала Анастасия Наконечная

GazetaKifa.RU