«Батюшка, как же это так случилось, что Вы вступили в братство?»  Во время конференции на одной из встреч прозвучали вопросы, связанные со вступлением о. Павла Адельгейма в Преображенское братство. Как это происходило? Почему он рассказал об этом не всем?
На страницах нашей газеты мы еще не писали об этом подробно, поэтому думаем, что многим читателям будет интересно об этом узнать. Чтобы получилась более полная картина, мы свели воедино фрагменты разных встреч и выступлений. Рассказывает священник Георгий Кочетков: Отца Павла очень интересовала экклезиология. Он сам был всю жизнь приверженцем поместно-приходской экклезиологии, а ведь есть еще евхаристическая, есть еще общинно-братская. И когда он узнал, что в основе общинно-братской жизни лежит другая экклезиология, он меня спрашивал очень подробно: а в чем разница между поместно-приходской экклезиологией и общинно-братской? (С клерикальной ему было все ясно, все его конфликты с иерархией связаны только с ней, больше ни с чем.) Меня удивило, насколько подробно отец Павел этим интересовался, мы часами об этом разговаривали. Его вдохновляла духовная семья, которую мы называем общиной. Поэтому его решение вступить в Преображенское братство не было случайным. Перед этим он почти полгода думал: я предложил ему вступить в наше братство осенью 2012 года, и он сначала не ответил. Он спросил: «А что от меня потребуется?» Мне не хотелось его отягощать, потому что я знал и видел, какой крест он уже несет. И я поспешил ему сказать: «Да ничего, отец Павел, от Вас не потребуется». Ведь когда человек отдал все свое сердце - а мы это знали на протяжении десятилетий - что еще можно от человека потребовать? В феврале 2013 года, на конференции «Равнина русская», я решил продолжить этот разговор уже лично (осенью мы разговаривали по телефону), и сказал, что мы действительно не хотим его ничем отягощать, мы хотим помочь, просто по-братски. Но для этого нужно быть вместе. И он это понял с полуслова, мгновенно. Полчаса-час всего-навсего, и мы обсудили все. Он задал все вопросы. И видимо, он думал об этом раньше, как и я. Он внутренне был уже готов к решению. Мне не пришлось убеждать, доказывать, привлекать чем-либо; мы были единодушны во всем. Я тогда же, на конференции «Равнина русская» объявил о решении о. Павла очень узкому кругу людей. Нашим совместным с о.Павлом решением было широко об этом не объявлять, потому что это повредило бы и отцу Павлу, и нам. При той истерии, которая тогда была направлена против о. Павла, это утяжелило бы наше положение, а имя братства в консервативных кругах помешало бы отцу Павлу. Мне хочется еще рассказать о том, что когда зашла речь о вступлении о. Павла в братство, никаких просьб молиться по-русски и т. д с нашей стороны не было. Я только попросил его окормлять членов братства в Пскове, а им быть ближе к отцу Павлу. А потом выяснилось, что он читал все молитвы по-русски, в присутствии настоятеля читал целиком всю литургию по моему переводу. Я был этим потрясен, потому что совершенно этого не ожидал. Вспоминает руководитель ГТРК Калининграда Владимир Шаронов: Отец Павел был в Калининграде накануне вступления в ваше братство. Мы много говорили об этом. Он видел многие проблемы братства, его отношение не было «одобрямс и поддерживаем». Он был абсолютно трезвым человеком, у него не было никаких розовых очков. Он говорил: я вижу эти проблемы, но они вынужденные; и, конечно, надо, вступая в братство, постараться их преодолеть. Вспоминает член приходского совета храма свв. Жен-мироносиц Константин Обозный*: Когда о. Павел вступил в братство - конечно же, он не говорил об этом в храме. Даже само решение о. Павла - это для меня очень важный показатель, что о. Павел ничего не делал в своей жизни формально, по инерции. Всякое его слово, действие, факт жизни и служения были продуманы и пропущены через сердце, через душу. И вступление в братство тоже было таким, а не то чтобы «предложили и всё». О. Павел к этому готовился, он об этом думал, молился, общался с о. Георгием, с братьями и сестрами, катехизаторами и с нововоцерковленными, которые приезжали ежегодно, по две, по три группы, иногда и больше, за лето. Конечно, то свидетельство жизни во Христе, которое он видел, не могло его оставить равнодушным. Он чувствовал духовное родство с братством. В последние годы, как раз перед февралем 2013-го года, я неоднократно слышал от о. Павла, что то, что делается в Москве, очень важно. Он говорил: «это такой удивительный островок церковной жизни, не характерный для нашей церковной ситуации». Когда о. Павел вернулся после конференции «Равнина Русская», его участие в жизни братства стало очень заметным, потому что он начал участвовать во встречах нашей группы. Конечно, у него не всегда это получалось, из-за того, что у батюшки было много и служений, и разных дел. Постоянная подготовка к судам и ведение Живого Журнала - все это требовало, конечно, сил и времени. Но все-таки когда богослужебная череда была свободная, он приезжал, и было видно, что для него это тоже интересно и важно, и, видимо, для него открывалось что-то. Это потрясающее качество о. Павла, которое я очень редко вижу у священников - готовность учиться, в том числе и у мирян. Когда о. Павел видел какой-то новый опыт, он никогда не отвергал его. Он говорил: «я с этим не знаком, я этого не знаю» или «в моей жизни этого не было». Но проходило время, и оказывалось, что если о. Павел видел что-то важное и ценное для прихода, для церкви, для него самого, он начинал этим жить. Мы и до этого о. Павла приглашали на праздники, иногда приезжали к нему и Вере Михайловне в какие-то праздничные дни. О. Павел участвовал в агапах. Это всегда было очень важно для нас и наполняло большой радостью. Но после февраля 2013-го года что-то изменилось. Мы почувствовали, что о. Павел не столько «вошел в нашу группу», сколько взял её на буксир, как бурлак, и это было очень сильное чувство. Мы почувствовали какое-то особое духовное родство. Мы и так, конечно, о. Павла любили и с почтением к нему относились. Мы знали, что с ним можно говорить очень неформально, честно и открыто. Многие вещи батюшка продумывал и потом, через какое-то время можно было увидеть те темы, которые мы обсуждали за неделю, в его ЖЖ или услышать в проповеди. Но именно за 2013 год мы как-то по-особенному с ним сроднились... Вспоминает член псковской группы Преображенского братства Елена Лебедева (в 2013 году - староста группы): Батюшка вступил в братство на «Равнине русской». И когда он приехал, я вдруг стала думать: раз о. Павел вступил в наше братство, значит, он вступит в нашу группу, и надо как-то с ним об этом поговорить. Я долго готовилась к этому разговору, потом пришла к нему домой и говорю: «Батюшка, как же это так случилось, что Вы вступили в братство?» Он ответил: «Ну, это же логично, вы - там, а я что же?». И я ему обрисовала, как мы живем, чем занимаемся... Он спрашивает о вступлении в группу: «Что у вас за обряд? Вы на меня шпагу положите?» Потому что он иногда сравнивал то, что делает отец Георгий, с орденом. Я говорю: «Нет, батюшка, просто приходите к нам на агапу, и у нас праздник такой будет. А то, что Вы вступили в братство, просто должно там прозвучать». И когда у нас была агапа, и Саша о. Павла спросил, почему он вступил в братство, батюшка ответил тогда: «То, что делает отец Георгий Кочетков, похоже на гнездышко, которое отец Георгий свил, и это единственное место в нашей церкви, где можно очень хорошо жить». И вот он начал приходить на наши встречи. Но, видимо, батюшка уже ощущал, что времени мало осталось, и это оставшееся время ему нужно прожить с максимальной пользой для церкви. Он готовился к судам, к конференциям, к чтению лекций в институте и все реже и реже стал приходить к нам на встречи, у нас оставались общими только праздничные моменты... Наверно, нам самим стоило к батюшке больше присоединяться. Но это мы сейчас только понимаем, а тогда жизнь наша была довольно тесная, на неделе мы раза два-три встречались с ним, и этого нам казалось достаточно... КИФА №10(180), август 2014 года |
