Может ли язык быть священным?

Прежде чем начать размышление на заданную тему, необходимо определиться с тем, как мы понимаем основные используемые термины. А именно, что такое язык, и что означает быть священным.

Все мы знаем, что язык явление социальное. Ученые отмечают ее полифункциональность (коммуникативная, познавательная, эмоциональная, номинативная, денотативная, референтная и другие функции). Здесь мы не будем все эти функции рассматривать, лишь отметим, что все функции языка проявляются в коммуникации, то есть в общении. А для полноценного общения условием является наличие хотя бы двух собеседников. То есть мы определили, что язык является социальным инструментом, необходимым для коммуникации.

Далее определим, что мы называем священным или святым. Согласно священнику Павлу Флоренскому, «когда мы говорим о святой Купели, о святом Мире, о Святых Дарах, о святом Покаянии, о святом Браке, о святом Елее... и так далее, и так далее и, наконец, о Священстве, каковое слово уже включает в себя корень "свят", то мы, прежде всего, разумеем именно неотмирность всех этих Таинств. Они - в мире, но не от мира...». По мысли отца Павла, святость это, во-первых, чуждость по отношению к миру греха, отрицание его. Во-вторых - она конкретное положительное содержание, ибо природа святости Божественна, она онтологически утверждена в Боге. В то же время, святость, подчеркивает он, - не моральное совершенство, хотя она и соединена с ним неразрывно, но - "соприсносущность неотмирным энергиям". Наконец, святость есть не только отрицание, отсутствие всякого зла и не только явление иного мира, Божественного, но и незыблемое утверждение "мировой реальности через освящение этой последней".

Иными словами, святость - это выделенность, посвященность Богу (отсюда слова «святыня», «священник», «священнодействие» и др.), Который сообщает эту святость. Но вместе с этим святость имеет еще особенность утверждать мировую реальность через освящение этой реальности. Запомним эту фразу.

Читатель, очевидно, сейчас осуждает меня за эти «разглагольствования» (если еще не закрыл страницу). И тут я объясню, к чему все это.

Как известно, гагаузы христиане, причем подавляющее большинство исповедует православие. Гагаузские храмы входят в Кагульскую епархию Кишиневской митрополии Русской Православной Церкви. Исторически так сложилось, что богослужение в Русской Церкви совершается на церковнославянском языке, который, к слову, до XVIII века обновлялся. Но после этого периода язык, можно сказать, был законсервирован. Так, сегодня мы пользуемся славянской Библией, называемой Елизаветинской, вышедшей из печати в 1751 году. В дальнейшем в нее вносились лишь несущественные изменения. Отсюда такой разрыв между современным русским и богослужебным славянским языками. Порою человеку, знающему русский язык, даже кажется, что он понимает смысл церковнославянского слова, но он понимает его неправильно. Автору этих строк не раз приходилось слышать на проповедях цитату из Псалтири: «С преподобным преподобен будеши...» (Пс.17:25) в смысле «с кем поведешься, от того и наберешься», тогда как смысл совсем другой, и обращается Псалмопевец совсем не к человеку, а к тому, Кто народ смиренный спасет и очи надменных унизит (Пс. 17:27).

В 1907-1917 гг. Комиссией по исправлению богослужебных книг, возглавляемой архиепископом Финляндским Сергием (Страгородским), будущим Патриархом Московским и всея Руси, была предпринята попытка исправления богослужебных книг. Комиссия ставила перед собой задачу «исправить принятый в богослужебную практику нашей Церкви церковнославянский <...> перевод, устранить его неточности и ошибки, а главным образом, сделать его возможно понятным <не только> для читающего, <...> но и для слушающего».

Из-за известных событий работа по исправлению текстов прервалась, и мы сегодня имеем то, что имеем. При этом следует сказать, что определенная часть верующих, в том числе и представители духовенства, считают церковнославянский язык, который сегодня использует Церковь как богослужебный, языком священным, необычным, «не от мира сего». Действительно, в их словах доля правды есть, поскольку этот язык на самом деле необычный. Прежде всего, потому, что предложения в богослужебных текстах построены по греческому синтаксису, порядок слов которого не всегда совпадает со славянским. Кроме того, греческий обладает рядом черт, не свойственных славянскому, но переводчики на протяжении веков старались восполнить этот пробел. В итоге получился язык, на котором в быту никто никогда не говорил. Отсюда его необычность. Кроме этого, священным и намоленным он кажется многим от того, что человек, который регулярно ходит в храм и молится дома по-церковнославянски, не представляет себе, что это язык можно заменить каким-то другим.

В Основах социальной концепции РПЦ мы находим такое выражение: «Евангелие Христово проповедуется не на священном языке, доступном одному народу, но на всех языках» (Деян. 2. 3-11). И тут представление о каком-то сакральном или священном языке ломается, как противоречащее учению Церкви.

Но какое это имеет отношение к актуальной для нас реальности? Поясняю, сегодня в Гагаузии многие, посещая храм, могут задать себе (а может и не только себе) такие вопросы: 1) может ли язык богослужения быть священным? 2) может ли гагаузский язык быть священным? Я понимаю, что формулировка последнего вопроса может вызвать волну «праведного» гнева некоторых читателей, но, тем не менее, следует на него ответить.

Может ли язык богослужения быть священным?

Может, в силу того, что он причастен божественному, поскольку используется для общения с Богом. В этом смысле язык может быть священным, но это не зависит от его онтологических свойств, но от функциональных особенностей. То есть, свят или священен всякий язык, использующийся для общения с Богом вне зависимости от его типологии, количества носителей и проч.

Может ли гагаузский язык быть священным?

Может, если будет использоваться для общения с Богом. И тут оппоненты скажут: «Вот к чему все ведется! Анафема!» Но тогда мне придется напомнить слова отца Павла Флоренского, который писал, что святость имеет еще особенность утверждать мировую реальность через освящение этой реальности. То есть гагаузский язык может быть священным (если будет богослужебным), и тогда это его свойство будет утверждать нашу реальность через освящение последней. Какова же наша реальность? Предлагаю читателю самому ответить на этот вопрос, а также на следующий: Хотим ли мы освящения этой реальности?

По материалам сайта kopuzsesi.wordpress